— Ты нужна мне такой, какая есть, Златовласка.
Тедди отдала бы все на свете, чтобы иметь возможность поделиться своей радостью с отцом… Она так и не смогла примириться с мыслью, что его уже нет в живых.
У нее всегда была при себе фотография, на которой они с отцом были сняты после ее победы в Уимблдоне. Сейчас, вглядываясь в смеющееся лицо Хьюстона Уорнера, она шептала:
— Папа, ты представляешь: я выхожу за него замуж! Это такое счастье, просто невозможно поверить!
Ей показалось, что она слышит строгий голос отца: «А как же теннис?» Тедди поднесла фотографию к глазам.
— Теннис я по-прежнему люблю, — одними губами сказала она, — но в спорте нельзя жить вечно. Буду играть два-три турнира в год… Папа, ты же знаешь, я могу очень многое сделать для тенниса, но отныне это будут наши с Жаком общие усилия. Только вообрази: я стану княгиней!
Тедди показалось, что Хьюстон слегка кивнул. У нее брызнули слезы. Она убрала фотографию и только сейчас ощутила сильный озноб.
Пошарив в ящике комода, она извлекла свой любимый спортивный джемпер с изображением плюшевого медвежонка, который отец подарил ей на день рождения. С трудом попадая в рукава, она натянула его через голову.
Ей определенно нездоровилось. Она забралась в постель, укрылась всеми покрывалами, а потом придвинула к себе телефон.
— Джамайка, это ты? — для верности спросила Тедди, набрав знакомый номер в Энн-Арбор. — Джейми, ты не поверишь. Я и сама не верю, но это правда…
Габриелла делала новые наброски у себя в комнате, когда позвонил Жак и попросил разрешения зайти к ней на пару минут.
— Конечно, заходи, — сказала она. — Жак, что-нибудь случилось?
— Нет, все в порядке, — ответил ей брат.
Не прошло и пяти минут, как он появился на пороге. Габи остановилась посреди комнаты как вкопанная, не сводя с Жака изумленного взгляда — он сообщил ей, что женится на Тедди Уорнер.
— Ты как-никак моя старшая сестра, — покраснел Жак, — вот я и решил сказать тебе первой.
— О, это просто замечательно!
Едва совладав с собой, Габриелла опустилась в кресло, словно придавленная страшной тяжестью. Она всегда относилась к Тедди с симпатией; но эта новость поразила ее в самое сердце, обнажив ее собственную боль. Она остро почувствовала, что жизнь в разлуке с Клиффом обернулась для нее мучением.
— Габи? Тебе плохо? — испугался Жак.
У Габриеллы по щекам текли слезы.
— Я так счастлива за тебя! — глухо произнесла она. — Прости. Дело в том, что мы с Клиффом, наоборот, разорвали свою помолвку. До сих пор не могу опомниться.
— Сестренка! — Жак стиснул ее за плечи. — Это он виноват? Он тебя обидел? Только скажи, я ему…
— Нет-нет, это я сама. Он собирался держать меня взаперти. Ему не дано понять, что каждый день нашей жизни так или иначе связан с риском, и мы вынуждены с этим мириться — иначе придется влачить существование узников.
Жак кивнул:
— Понимаю. Но через пару дней ваша размолвка уже не будет казаться тебе такой трагичной.
Габи снова разрыдалась:
— Нет, все кончено! Он никогда не простит такого унижения!
Ночью Тедди почти не спала. Ее мысли перескакивали с одного на другое. Часов в шесть утра у нее начался неудержимый приступ кашля. Сердце тяжело стучало в самые ребра, каждый вдох причинял боль, пересохшая кожа горела.
С трудом выбравшись из постели, она поплелась в мраморно-розовую ванную и включила душ. Сейчас ей никак нельзя было болеть — предстояло слишком много важных дел. Жак сказал, что одних приглашений придется разослать не менее тысячи; эта астрономическая цифра повергла ее в благоговейный ужас.
Тедди пошарила в аптечном шкафчике и приняла две таблетки аспирина.
Завтракать ей не хотелось. Натянув джинсы и плотный джемпер, она направилась к западным воротам замка, от которых было совсем недалеко до берега. Часовой в синей форме отметил в журнале ее имя и время ухода. Тедди вспомнила, что ей полагается телохранитель, но решила, что в такой ранний час можно обойтись и без него. К тому же ей просто хотелось побыть одной.
На золотистый песок с шорохом набегали волны. Наверно, ночью прошел дождь: в воздухе висела влага, а на эспланаде поблескивали лужицы. В этот час здесь было безлюдно, если не считать нескольких заядлых рыболовов.
Тедди шагала вдоль кромки прибоя, не замечая, что у нее промокли кроссовки. Она до сих пор не могла представить себе, что же теперь ее ожидает. Наверно, ей, как принцессе Диане, не избежать постоянных выступлений и официальных встреч. Она будет жить в замке, где более сотни роскошных залов и бесчисленное множество челяди.
Готова ли она к такой жизни?
Но Жак говорил, что он в себе тоже не вполне уверен.
Ряды пестрых кабинок остались позади. Тедди приближалась к дикому пляжу. Метрах в тридцати она заметила двух мужчин, одетых в слаксы и легкие рубашки. Один, держа на согнутой руке кейс, положил на него блокнот и делал записи, а второй что-то быстро ему говорил, указывая на пустырь, примыкающий к пляжу.
Сначала Тедди, погруженная в свои мысли, не обратила на них внимания, но, поравнявшись с ними, к своему удивлению узнала в одном из них Никоса Скуроса. Она невольно отпрянула, однако Скурос даже не посмотрел в ее сторону.
Тедди почувствовала приступ жгучей ярости. К горлу подступила тошнота. Никки Скурос!
Мгновенно забыв все свои страхи, она, не раздумывая, повернула прямо к нему.
— Вы, я вижу, с утра на ногах, — тяжело дыша, бросила Тедди.
— Доброе утро, мисс Уорнер. — Скурос сверкнул своей неотразимой улыбкой.
Ветер с моря шевелил его густые серебристые волосы. Теперь Тедди узнала и второго из собеседников, стоявшего с блокнотом наготове: это был секретарь Скуроса, Ставрос Андреас. Поклонившись, он тактично отошел в сторону.
— Вы тоже поднялись с рассветом, — продолжал Скурос. — Кто же спит, когда за окном такое дивное утро? К полудню жара становится невыносимой.
Тедди не сдержала нахлынувшую ярость.
— Я знаю про вас все! — выкрикнула она. — И не только я — другие тоже знают!
— Мисс Уорнер, о чем идет речь?
— Вы… моего отца…
Лицо Скуроса расплылось у нее перед глазами.
Тедди едва удержалась на ногах. Почему она перед уходом не вызвала телохранителя?
Скурос по-прежнему улыбался:
— Расследование обстоятельств исчезновения вашего отца еще не окончено, но подразделения береговой охраны подтвердили версию о несчастном случае. Я понимаю, вам пришлось нелегко…
— Нелегко? — Тедди не поверила своим ушам. — Вы сказали «нелегко»? Мистер Скурос, мой отец погиб. На меня тоже готовилось покушение, только бомба досталась человеку, который работал со мной восемь лет. Полагаю, тут не обошлось без вашего участия.
— А я, в свою очередь, полагаю, что вы просто сломлены горем, милая Тедди Уорнер, — вкрадчиво произнес Скурос.
Он сделал шаг вперед и схватил ее за локоть, словно для того, чтобы не дать ей упасть. Она попыталась стряхнуть его руку, но из этого ничего не вышло.
— Отпустите!
— Мисс Уорнер, вы на грани истерики. Ничего удивительного: вас постигло большое горе.
— Не смейте! Пустите! — вырывалась Тедди.
Скурос продолжал с притворным участием:
— Будучи в состоянии стресса, вы бросаете мне в лицо необдуманные обвинения, граничащие с клеветой. Из уважения к вам я готов забыть эти слова; предлагаю и вам сделать то же самое. А теперь возвращайтесь в отель и вызовите врача — пусть назначит что-нибудь успокоительное. Могу порекомендовать опытного специалиста.
Наконец Тедди удалось вырваться из его цепких пальцев. Она нетвердо отступила на шаг назад.
— Нет, мистер Скурос, это не истерика, и я не нуждаюсь в ваших рекомендациях. — Ее голос сорвался на крик. — Вы попали под подозрение. Если со мной что-нибудь случится, вас арестуют по обвинению в убийстве!
Тедди не собиралась раскрывать карты, но сказанного было уже не вернуть. Глаза Скуроса потемнели.
— Ах ты, гадина, — прошипел он. — Безмозглая тварь.
Тедди не могла остановиться:
— Еще посмотрим, кто из нас безмозглый. Вы всеми силами рветесь к власти над этой страной, верно? Так вот: не обольщайтесь понапрасну! А когда я стану княгиней… — она прикусила язык.
— Вот, значит, как? Надумала окрутить Жака? — Скурос ухмыльнулся. — Размечталась, дорогуша!
Только сейчас Тедди по-настоящему испугалась. В голосе Скуроса звучала неприкрытая угроза.
— Советую вам держаться подальше от меня и от этой страны, мистер Скурос, — с напускной бравадой изрекла Тедди.
Повернувшись к нему спиной, она торопливо зашагала по песку в сторону замка, кожей чувствуя враждебные взгляды. Свежий морской ветерок казался ей ледяным вихрем.
Никос Скурос проводил взглядом ее спортивную фигуру и обернулся к секретарю:
— Девчонка становится опасной, Ставрос. Мелет всякую чушь. К чему нам лишние неприятности?
Ставрос кивнул.
— Узнай, где она остановилась, и поручи надежному человеку следить за каждым ее шагом. Пусть сообщает мне обо всех ее передвижениях.
— Слушаюсь, господин Скурос.
— Я хочу, чтобы эти участки перешли в мои руки, и не намерен ждать. Пришло время надавить на принца Георга, а заодно и на Бретона, — отрывисто добавил он. — Для начала соедини-ка меня с Бретоном.
Секретарь извлек из своего кейса телефон сотовой связи, набрал номер и передал трубку Скуросу.
Анатоль Бретон нежился в огромной мраморной ванне. Его молоденькая любовница Анаис, сидя на бортике, массировала ему спину жесткой губкой. Жену он предусмотрительно отправил в Париж за покупками.
Протянув руку, Бретон игриво ущипнул Анаис за пышную грудь. Настойчивый телефонный звонок раздался совсем некстати.
— Merde![14]— выругался Бретон.
Телефон не умолкал. Потеряв терпение, Бретон приказал Анаис подать ему аппарат. Услышав голос на другом конце провода, он жестом приказал ей убраться прочь, вскочил и, не выпуская трубки, обмотал бедра полотенцем.