– Дай мне белый шар.
Великан передал его Таю. Тот высоко поднял его на раскрытой ладони. Он был теплый, но не горячий и, по его словам, почти ничего не весил.
– Соберитесь вокруг.
Цезарь нахмурился.
– Это еще зачем? Ты же у нас мудрый и могущественный помощник мага, а не мы.
Кенар улыбнулся ему:
– Вы думаете, Хозяин отправил вас всех в путешествие, только чтобы составить мне компанию? Мы все были неотъемлемой частью его жизни, так же мы и часть его магии. Для того чтобы сильное волшебство сработало, нужен вклад каждого из нас.
Мечник пожал плечами и шагнул вперед.
– Ну, если ты так считаешь… – Он посмотрел на косматого Оскара, стоящего рядом. – Вот только не проси Оскара пописать на меня, ладно?
– Ты почти угадал. Теперь соедините лапы, то есть руки. – Все члены маленькой компании застенчиво взялись за руки. Взглянув в последний раз на серые тучи (и искренне надеясь, что в последний раз), Тай начал – нет, не говорить – в этом умении он был не особенно силен. Он начал петь.
– Сила змеи, круг замкни. – Стоявший рядом с Макитти Сэм напрягся. Вокруг поднялся холодный вихрь и создал что-то вроде стены, объединившей их всех.
– Ловкость кошек, зло сгуби. – Ветер стал сильнее. Какао почувствовала странное покалывание на коже. Щурясь от усиливающегося ветра, она увидела, что волосы у них встали дыбом, будто бы ветер дул из-под земли строго снизу вверх. Она крепче ухватилась за руки Макитти и Цезаря.
Тай пел песню небу, стараясь изо всех сил. Пение его было менее мелодичным, чем если бы он был в своем природном виде, но зато гораздо мощнее.
– Верность пса, все сбереги! А теперь пролейся, свет, и краски верни!
Оскар почувствовал, что дрожит. А может, это дрожала земля под ногами. Было довольно странное ощущение, потому что кругом стало абсолютно тихо. Даже звери в лесу примолкли. Ставший штормовым ветер вырывался у него из-под ног и закладывал уши. Оскару пришлось зажмуриться, потому что к небу поднимался столб пыли и мусора.
Шар с белым светом начал подниматься. Он попал в более мощный поток, чем ревущий ветер, и стал взлетать к небу, все больше набирая скорость. При этом он начал расширяться. Он стал очень ярким, сверкающим и ослепительно-белым. Вскоре он увеличился в четыре раза, потом еще удвоился, и еще раз. Когда он достиг нижнего края облаков, то стал размером с корабль.
Вдруг сверкающий шар неожиданно взорвался со страшной силой, и друзьям пришлось отвернуться и закрыть лицо руками.
Взрыв сопровождался не чудовищным грохотом, а очень быстрым порывом воздуха, будто сами небеса вдруг мощно и с благодарностью вздохнули. Из глубины взрыва появилась огромная клубящаяся волна красок. Она потоком хлынула во все стороны, омыла небо, облака, землю, и все, что было на ней.
Осторожно распрямившись, Какао с удивлением смотрела на себя. Порыв ветра стих, и ее длинные яркие волосы рассыпались по шее и плечам.
– Смотрите, смотрите все! Они черные. Цвета вернулись!
Так оно и было. Деревенская одежда, раньше казавшаяся блеклой, теперь засверкала яркими малиновыми и зелеными цветами, в которые была выкрашена ткань. Потрясенный Цезарь, великолепный в своей простой одежде темно-синего цвета с оранжевой окаемкой, уселся прямо на траву. Временная одежда Сэма, позаимствованная впопыхах в деревне, была слегка маловата, но зато красивого белого и бежевого цветов. Повсюду вокруг них, куда только доставал чудесный цветной поток, возвращались краски. Лицо Тая сейчас полыхало ярко-розовым румянцем.
Сэм подошел к нему и по-дружески обнял за поникшие плечи.
– Хочу пожать тебе руку, – сказал он с восхищением, – теперь, когда у меня снова есть руки, которыми это можно сделать. Ты это сумел! Что ты сделал, я не знаю, но это сработало!
Какао наклонилась и крепко поцеловала его.
– Ты нас всех одурачил, Тай, ты настоящий помощник мага!
Когда она отошла, румянец на щеках Тая стал совсем багровым.
– Спасибо, спасибо вам всем. Без вас у меня ничего бы не получилось. Все мы – одно целое.
– Чертовы котята! – заметил Цезарь. – Мы всегда были одним целым. Иногда не ладили друг с другом, ссорились и скандалили. Иногда мы вели себя подло и ужасно, спорили и…
– Мы уже поняли, Цезарь, – заявила Макитти, перебивая его.
– Вы знаете, что я имею в виду, – необычайно торжественно закончил мечник. – Мы – семья.
Никто ничего не сказал, и только Какао слегка приобняла Сэма. Макитти понимающе кивнула Таю, и кипящий энергией Оскар широко раскинул руки, чтобы обнять Цезаря.
Тот наморщил нос и поспешно увернулся от восторженных объятий пса.
Друзья-то они друзья, товарищи по опасностям и собратья по оружию, но у кота есть своя неприкосновенная территория.
Когда поток красок хлынул от маленького домика глубоко в лесу, он стал расти и шириться, разливаясь огромными пенистыми волнами лазурного и золотого, алого и шафранового, охристого и каштанового цветов. Они лавиной пронеслись по Годланду, сверкая и переливаясь. В мир возвращались краски.
Красногрудки и желтохвостки снова стали по праву носить свои имена. Поросята приобрели здоровый розовый оттенок. Серебристые караси засверкали в водоемах. А дети вновь принялись смеяться и играть, и с их лиц исчезла печать серой беспросветной печали. С возвращением красок вернулся смех, за смехом пришло веселье, а веселье изгнало проклятое уныние, которое было хуже отсутствия цвета. Тона и оттенки появились не только на лицах, но и в разговорах. Ярко раскрашенные дома засверкали свежестью и новой жизнью. Весь мир приободрился. Все, что томилось под гнетом проклятья Мундуруку, стало пробуждаться к многоцветной насыщенной жизни.
Музыканты вновь стали сочинять музыку, к художникам вернулась надежда и вдохновение. Бухгалтеры с удовольствием стали громоздить свои цифры. Бесцветность, оказывается, много значила в жизни людей, и неожиданное возвращение цветов было очень радостным событием. В тот день родилось много детей, которых на радостях окрестили именами Радуга или Акварель.
Красочность вернулась в реки рыбам и лягушкам, жившим в них, деревьям и цветам, что росли по их берегам, и даже суровой крепости Малостранке. Краски заиграли на лицах печальных беженцев, скучившихся за ее каменными стенами, оживили руки и оружие защитников крепости и заляпали нездоровыми коричнево-зелеными пятнами горгульи лица тех, кто их осаждал.
Никто, от самого маленького поваренка, разбиравшего истощившиеся припасы крепости, до копьеносца с самым жабьим лицом, стоявшего в передних рядах осаждавшей Орды, не избежал этого чудесного превращения. Прежде ордынцы черпали силу и решительность в сознании того, что никто не может устоять перед могуществом Хаксана Мундуруку. Когда же они столкнулись с неопровержимым доказательством обратного, в их рядах поднялось беспорядочное и встревоженное роптание, которое их офицеры не могли подавить руганью и кнутами. В самой крепости Малостранке Вакула Сильный во всем великолепии блестящего и красочного боевого снаряжения предстал перед принцессой Петриной. Его лицо горело от возбуждения и едва сдерживаемого рвения.
– Ваше Высочество, что-то сломало заклятье, наложенное на Годланд Хаксаном Мундуруку. Те, кто остался защищать крепость – это лучшие, выносливейшие и самые решительные воины. – Крепко держа под рукой шлем, он вытянулся во весь рост. Вокруг него висело множество знамен, к которым вернулась их слава. – Меня послали просить вашего разрешения совершить вылазку и попытаться изгнать с нашего порога врагов, явно сейчас растерянных. Если атака окажется удачной, мы предлагаем двинуть все силы против Орды и выбить их из провинции. Молва разнесет весть о нашей победе, и отчаявшийся народ Годланда повалит толпами, чтобы присоединиться к нам.
Принцесса Петрина, молодая, но мудрая, потерла бледный подбородок.
– А что если это хитрость Мундуруку, которые хотят выманить нас из замка и уничтожить?
Тервел Драдвин из графства Умберсара шагнул вперед и встал рядом с Вакулой.
– Донесения хлынули потоком к тем немногим мастерам магии, что еще остались с нами, Ваше Высочество. В них сообщается, что заклятие сломлено по всему Годланду. Если это всего лишь уловка, зачем снимать чары со всех цивилизованных стран и рисковать?! Ведь мы единственные, кого надо обманывать? Из-за спин двух генералов заговорил помолодевший капитан Слейл. Впервые за долгое время у него появилось то, ради чего стоило жить. Позже он и сам не мог объяснить, почему заговорил вне очереди и не по рангу.
– Ваше Высочество, я смотрел в подзорную трубу с крепостных стен. Смятение врагов слишком повсеместное и не может быть поддельным. Видно даже, что некоторые из них дезертируют в далекий Кил-Бар-Бенид.
Весь напрягшись, Вакула шагнул вперед.
– Ваше Высочество, ударим сейчас! Пока они не успели перегруппироваться. Пока не прибыли сами Мундуруку, чтобы возглавить осаду и попытаться восстановить заклинание.
Принцесса Петрина медленно встала. За ней тянулась ее светлая расшитая мантия, к которой вернулось прежнее великолепие.
– Берите под свое командование смелых бойцов и гоните из-под наших стен этих отвратительных тварей, о, мои смелые рыцари Годланда. Я даю вам разрешение, но только при одном условии.
Вакула Смелый неуверенно взглянул на принцессу:
– Каком, Ваше Высочество?
Ее глаза сверкали, и она протянула руку.
– Я устала просто так сидеть на этом проклятом троне! Найдите мне меч!
В комнатах Зубчатой башни, самой высокой в знаменитом замке Бурголоде, который занимал господствующее положение над великим торговым городом Кил-Бар-Бенидом, Мундуруку на досуге занимались каждый своим отвратительным делом. Вдруг туда ворвался запыхавшийся Клег ростом не больше пивной кружки, весь в слюнях.
– Братья, братья мои! Кобкейл и Кмелиог, Кворт и Кмото, – все пойдемте скорее!
Коббод был недоволен тем, что его так по-идиотски прервали. Ему пришлось встать со спин двух хнычущих человеческих детенышей: на их ребрах он сочинял очередную музыкальную интерлюдию. Вслед за коренастым обезумевшим Клегом он вышел наружу. Кобкейл и остальные члены клана вскоре присоединились к ним, бормоча себе под нос разные затейливые ругательства и разя зловонным дыханием. Но желание поколотить шумного Клега пропало, как только они увидели, что его так взволновало.