Когда Айдан поднырнул под стремительный удар одного из врагов, помещение озарилось потоком вспышек и пылающих огней. Он смутно осознал, что Моргрим вступил в смертельный магический бой с человеком в белых одеждах. Снова и снова они взывали к подвластным им силам, и комната содрогалась от мощи их заклинаний. Встряхнув головой, Айдан отрешился от ошеломляющего зрелища и сосредоточил всё внимание на своих противниках.
К счастью, магическая схватка, казалось, выбила его врагов из колеи, и он, воспользовавшись этим преимуществом, расчётливым ответным ударом моментально убил двоих нападавших. Двое оставшихся воров сражались куда менее рьяно и вскоре тоже пали под его неистовым натиском. Задержавшись над их трупами, воин аккуратно очистил свой клинок от крови. И тогда он осознал, что в помещении стояла тишина.
В отчаянии он окинул взглядом комнату в поисках Моргрима. Священник валялся в углу, пытаясь подняться на ноги. Обожженное тело его противника лежало в центре комнаты. Айдан вознес благодарственную молитву и двинулся было к товарищу, но, стоило ему сделать несколько шагов, как из темноты рядом с Моргримом возник Халдан, поднимающий меч над головой священника. Жрец сделал попытку защититься, но Айдан понял, что он слишком ослабел от ран.
– Нет! – вскричал воин, бросившись к ним. – Халдан, ты проиграл. Оставь его.
Халдан повернулся. Даже в слабом свете кладовой Айдан разглядел руны, выгравированные на мече бывшего друга.
– Проиграл? – произнёс Халдан. – Ещё нет. Я ведь жив.
Айдан потряс головой и попытался заговорить. Он хотел дать волю терзающим его гневу и боли, обвинить этого человека в том, что он уничтожил его веру в людей, но слова застревали в горле, словно он находился под действием заклинания. Ему удалось выдавить из себя только одно слово:
– Почему?
Халдан поглядел на него и издал смешок:
– Почему? Конечно же, ради денег. От прибыли с этой сделки я бы смог купить место в Совете, а потом я и мои партнёры постепенно освободили бы Тилвертон от гнёта Кормира, – повысив голос, Халдан закричал. – Регент не делает ничего, только высасывает из города жизнь. Она неспособна возглавлять нас. Для Тилвертона настало время обрести новую власть, нового правителя!
Во время этой речи глаза командора сияли внутренним огнём. Поначалу Айдан решил, что тот сошел с ума, но затем он осознал, что дело куда хуже… он был фанатиком.
– Полагаю, что тем, кто поведёт Тилвертон в новую эру, будешь именно ты? – спросил он, надеясь хотя бы ненадолго отвлечь внимание Халдана. Он знал, что у него не было ни шанса переубедить бывшего друга.
– Конечно, – ответил командор. – Кто лучше меня годится для того, чтобы взять на себя такую ответственность? И я начну прямо сейчас, очистив Тилвертон от этого подонка! – Без предупреждения его клинок обрушился на истекавшего кровью Моргрима… и отскочил, наткнувшись на меч Айдана.
На лице Халдана появилось выражение человека, которого предали, и это разъярило Айдана ещё сильнее. Не обращая внимания на онемевшие запястья, воин высвободил лезвие из-под клинка Халдана и высоко взмахнул мечом, целясь ему в голову, но предателю удалось парировать удар. Ни одно обычное оружие не могло двигаться так быстро, как его зачарованный клинок, вспыхнувший во время боя ярким голубым светом.
С жестокой усмешкой Халдан взмахнул мечом.
– Кажется, ты выбрал Аласлин, Айдан, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Так тому и быть. Даже если тебе удастся убить меня, есть и другие, которые не опустят руки, пока от Аласлин и её кормирских псов не останется ничего, кроме воспоминаний.
Айдан смолчал, храня силы для дальнейшего сражения. Хотя у него осталось преимущество в скорости, Халдан был сильнее и к тому же владел зачарованным оружием. Даже сейчас воин чувствовал, как слабеют его мышцы; пока что удача ему улыбалась, но каждый раз клинок противника пролетал все ближе от его тела. Он низко пригнулся, надеясь отыскать брешь в защите Халдана. Командор сделал высокий выпад справа. Это был его шанс! Устремившись вперёд, воин ударил мечом в оставшийся без защиты живот Халдана. Слишком поздно Айдан осознал свою ошибку. Командор завершил ложный выпад взмахом клинка, который должен был перерубить шею капитана. Айдан в отчаянии вскинул меч, надеясь погасить хотя бы часть силы удара.
Оружия столкнулись, и меч вырвался у него из рук.
Он беспомощно смотрел на подходящего Халдана. Командор мог закончить эту игру в любой момент, и они оба это знали. Айдан приготовился к последнему удару, но внезапно Халдан с удивленным выражением лица застыл на месте. Когда он сделал шаг вперед, кровь брызнула у него изо рта. Айдан рефлекторно двинулся было к нему на помощь, но усилием воли остановил себя. За павшим командором стоял Моргрим, держа в руках два окровавленных кинжала. По комнате разносилось тяжёлое дыхание священника. Он улыбнулся Айдану и рухнул на пол.
Айдан медленно поднял меч и опустился на колени рядом с телом Халдана. Командор был мертв, на его лице навечно застыло удивлённое выражение. Осторожно и более заботливо, чем он мог от себя ожидать, воин закрыл ему глаза.
– Покойся с миром, друг мой, – прошептал он. Что бы ни произошло между ними, он всегда будет чувствовать уважение к тому молодому Дракону, каким он остался в его памяти.
Он вздохнул и подошел к скорчившемуся телу Моргрима. Священник был жив, но лишь едва. Айдан видел, как еле заметно поднимается и опускается его грудь, и поразился тому, насколько уязвимо он выглядел в тот момент. Жизнь Моргрима чуть теплилась у ног воина; один шаг – и она рассыплется в прах.
И все же он знал, что этого шага он не сделает.
Пусть священник и служил прихотям тёмного божества, он более чем доказал, что достоин уважения. Айдан не думал, что в груди у него бьется золотое сердце – подобных наивных иллюзий он лишился в тёмном переулке одной поздней ночью – но действия Моргрима говорили о его дружбе куда красноречивее слов.
Ещё некоторое время Айдан смотрел на раненого священника, а затем отвернулся, чтобы отыскать Лиритэйн. Он не хотел задерживаться в канализации ни мгновеньем дольше необходимого. Вскоре он обнаружил знакомый клинок, который сжимал в своих холодных руках заклинатель – противник Моргрима. Высвободив его, Айдан заметил, что на шее трупа был символ в форме диска – знак Латандера. С проклятьем он сорвал его с цепочки и отшвырнул назад в канализационный тоннель. Халдан говорил правду; его союзники не успокоятся, пока не достигнут своей цели.
Айдан с осторожностью наклонился и поднял Моргрима с влажного пола. Во время обратной дороги по тоннелям он думал о событиях последних десяти дней и улыбался. В полдень он поговорит с леди Рованмантл и предложит свою помощь в уничтожении заговора.
Возможно, в мире все-таки найдется место для старого, усталого солдата.
ПЕСНЬ СТАЛИ Дж. Роберт Кинг
В моей работе привыкаешь ко многому – к душераздирающим воплям, таящимся в темноте кинжалам, плотоядно ухмыляющимся маскам, злобным усмешкам, стенающим вдовам, закоулкам, телам и крови… морям крови. Но мне никогда не приходилось столкнуться сразу со всем всего за одну ночь.
«Опера» - так это называют сембийцы. Означает «работать». И все равно из тысяч задействованных работал только я. Все остальные наряжались, кривлялись, вышагивали в пёстрых шелках и жирном гриме и показывали что-то нескольким громко оравшим жирдяям. А я тем временем стоял в тени занавеса, ждал и слушал.
Вот это – работа. Настоящая, тяжёлая работа. Очень непросто человеку действия просто стоять и ждать каких-то событий, который вовсе не торопятся происходить. И всё же что-то должно было случиться. Той ночью в воздухе пахло смертью – настоящей смертью и настоящей кровью – и я чуял это. До убийства оставались считанные мгновения. Я подобрался ближе к сцене – там двое толстяков были моей проблемой. Обычно люди не становятся моей проблемой до тех пор, пока их не находят в аллее лицом в луже. Но две этих фаршированных сардельки всё ещё дышали жизнью, и моей работой было следить за тем, чтобы их состояние не поменялось.
Я – Болтон Куэйд, наёмный капитан стражи, а теперь ещё и телохранитель. В этой организации я оказался, когда в Глубоководье – мой город-плац – приехала опера. И как только начались представления, посыпались и покушения. Можно понять – если бы я отвалил такую кучу золота и услышал это, я бы тоже захотел кого-нибудь убить. Но руководитель не хотел полагаться на авось. Разыскивая лучшего телохранителя в городе, он вышел на меня. Пять городов и десять месяцев спустя, я всё ещё разъезжал с ними… а неприятности продолжали поступать.
С самого начала я знал, что большинство убийц были подосланы одним тенором другому. Мне сказали – все певцы такие. Но некоторые оказались наняты кем-то другим, кем-то, кто, вполне возможно, прямо сейчас сидел в зале. Я скользнул взглядом – мимо дёргающихся голов певцов хора – по строгой, усыпанной драгоценностями аудитории. Они сидели здесь, в Большом Театре, неподвижные как статуи. Лучшие из лучших. Всё на них сияло – бриллиантовые колье, золотые серьги, серебряные волосы, лысые макушки и остекленевшие глаза. Особенно глаза. Скука, покорность, сонливость. Не самые привычные мотивы для убийства. Большинство зрителей было не в состоянии выказать интерес, что уж говорить про угрозу.
И тем не менее в воздухе витала смерть. Я чувствовал это. Кто-то замыслил недоброе.
Мог быть и один из певцов. И если толпа в зале была безучастна, то эти наоборот – слишком много рёва, топота, стенаний, падений, дрожи, куража, шатаний, прыжков, рыданий, борьбы, обмороков, и, конечно, ора, ора, ора… Неуёмно страстные, эти лунатики, скачущие, брызжущие слюной и воющие на луну.
Тониас, тенор помоложе, был заводилой в этом дурдоме. Пухлячок с золотыми волосами и бородой, он стоял посреди сцены в обруче, венчавшем голову. Блеск волос усиливался этой короной, делавшей его королём Орфеем, лордом-завоевателем из Дисталии. Он носил пышное белое жабо, тунику из ярко-жёлтого шёлка, плотный коричневый жилет, плащ, подбитый горностаем, и жёлтые же трико, подчёркивавшие каждую мышцу ног. Беря высокую ноту, он возносил меч, позволяя каждому в первом ряду вплотную насладиться его тремоло. Он больше походил на булочку, нежели на убийцу.