В исторической перспективе все движение крестоносцев обернулось огромным фиаско. Подобный чуду успех Первого крестового похода позволил основать франкские государства в Утремере; а столетие спустя, когда казалось, что все погибло, самоотверженные усилия Третьего крестового похода сохранили их еще на сто лет. Но непрочное Иерусалимское королевство и другие княжества крестоносцев — поистине ничтожные плоды для движения, исполненного такой энергии и энтузиазма. В течение трех веков в Европе едва ли нашелся бы хоть один государь, который в тот или иной момент не приносил пылкую клятву пойти на святую войну. Не было такой страны, которая не посылала бы своих воинов биться за веру Христову на Востоке. И мужчины и женщины помнили об Иерусалиме. Тем более поразительно, насколько капризно и неумело они старались удержать или заново отвоевать Святой город. Эти старания никак не повлияли и на общую историю Западной Европы, как можно было бы ожидать.
Эра крестовых походов — одна из важнейших в истории западной цивилизации. На ее рассвете Западная Европа едва успела выйти из долгого периода варварских нашествий, который мы зовем темными веками. На ее исходе едва успело возникнуть то великое начинание, которое мы зовем Возрождением. Но в этом развитии культуры мы не можем отдать крестоносцам никакой конкретной роли. Крестоносцы не имели отношения ни к новой безопасности на Западе, которая позволила купцам и ученым путешествовать в любые уголки. Через Испанию Европа уже получила доступ к накопленным мусульманами знаниям, и такие ученые, как Герберт Орильякский, уже побывали в испанских центрах образования. На протяжении всего периода крестовых походов Сицилия, а не заморские земли, была местом встречи и взаимодействия для арабской, греческой и западноевропейской культуры. В интеллектуальной сфере Утремер не добавил практически ничего. Даже человек такого калибра, как Людовик Святой, мог провести там несколько лет, так чтобы это ни в малейшей степени не повлияло на его культурное мировоззрение. Если император Фридрих II интересовался восточной цивилизацией, то лишь из-за того, что вырос на Сицилии. Не внес Утремер своего вклада и в прогресс западного искусства, разве что в области военной архитектуры и, может быть, во введении в обиход стрельчатой арки. В искусстве войны, не считая строительства замков, Запад снова и снова доказывал, что крестовые походы его ничему не научили. В каждой экспедиции от Первого похода до Никопольского совершались все те же и те же ошибки. Обстоятельства ведения войны на Востоке так разительно отличались от условий в Западной Европе, что только рыцари, постоянно жившие в Утремере, старались основываться на опыте. Возможно, что желание вернувшихся с Востока воинов и паломников жить у себя на родине с теми же удобствами, с какими живут в Утремере, сказалось на некотором повышении общего уровня жизни в Европе. Однако торговля между Востоком и Западом, хотя она и расширилась с крестовыми походами, могла существовать и без них.
Они оставили какой-то след лишь в некоторых аспектах политического развития Западной Европы. Одна из известных целей папы Урбана, когда он проповедовал крестовый поход, состояла в том, чтобы найти полезное занятие для воинственных и неуправляемых баронов, которые тратили силы, проливая кровь друг друга, и, когда немалая часть этого буйного элемента была отправлена на Восток и тем самым устранена, это безусловно помогло окрепнуть королевской власти на Западе, что в конечном итоге нанесло ущерб самому папству. Но пока походы приносили пользу и Риму. Папа положил им начало как международному христианскому движению под своим руководством, и благодаря успехам Первого похода его власть и авторитет существенно возросли. Все крестоносцы принадлежали к его пастве. Их победы были его победами. По мере того как древние патриархии Антиохии, Иерусалима и Константинополя один за другим оказывались во власти Рима, казалось, что его притязания на господство над всеми христианскими церквями имеют под собой основания. В духовной сфере его могущество значительно расширилось. Религиозные общины во всех уголках христианского мира признавали его своим духовным владыкой. Его миссионеры доезжали до Эфиопии и Китая.
Крестоносное движение привело к тому, что Апостольская канцелярия встала на гораздо более международную основу, чем когда-либо прежде, и это сыграло огромную роль в развитии канонического права. Если бы папы удовольствовались этими церковными плодами, у них были бы все причины поздравить себя с успехом. Но еще не пришло время для четкого отделения церковной политики от светской, а в светской политике папы перестарались и сами вырыли себе яму. Крестовый поход внушал обществу уважение, лишь когда был направлен против иноверцев. Но за Четвертым походом, целью которого на деле, а не на словах были восточные христиане, последовал поход против еретиков в Южной Франции и сочувствовавшей им знати, а за ним — поход против Гогенштауфенов, пока наконец крестовым походом не начали называть любую войну с противниками папской политики, и вся духовная атрибутика с индульгенциями и райскими наградами использовались для того, чтобы поддержать мирские амбиции Римской курии. Триумф пап, которые расправились с императорами и Востока, и Запада, в итоге окончился для них унижением в сицилийской войне и Авиньонским пленением. Священная война извратилась и обернулась трагическим фарсом.
Помимо расширения духовной гегемонии Рима, главные выгоды западного христианства от крестовых походов носили отрицательный характер. Когда они начинались, главные центры цивилизации находились на Востоке — в Константинополе и Каире. Когда они закончились, средоточие цивилизации сместилось в Италию и молодые страны Запада. Крестовые походы не были единственной причиной упадка мусульманского мира. Вторжения тюрок подорвали багдадский халифат Аббасидов, и даже без участия христиан они в конечном счете могли бы стать причиной падения египетского халифата Фатимидов. Но если бы их постоянно не донимали войны с франками, тюрки, быть может, не вписались бы арабский мир и не вдохнули бы в него новую жизнестойкую энергию и силу, не уничтожив при этом его фундаментального единства. Монгольские вторжения оказались еще более разрушительны для арабской цивилизации, и в них нельзя винить крестовые походы. Однако если бы не крестовые походы, арабам было бы гораздо легче ответить на агрессию монголов. Назойливые франкские государства были незаживающим нарывом, о котором мусульмане никогда не могли забыть. Пока он отвлекал их внимание, они не могли полностью сосредоточиться на других проблемах.
Однако реальный вред, нанесенный исламу крестовыми походами, был куда более тонким и неочевидным. Исламское государство представляло собой теократию, чье политическое благосостояние зависело от института халифов — духовных лидеров, которые, по обычаю, сменяли друг друга по наследству. Крестоносцы атаковали в такой момент, когда Аббасидский халифат был не способен ни политически, ни географически возглавить ислам в борьбе с ними, а Фатимиды, считавшиеся еретиками, не располагали достаточно широкой базой приверженцев. Вожди, поднявшиеся на борьбу с христианами, такие как Нур ад-Дин и Саладин, были героическими фигурами, которые пользовались уважением и преданностью, но все-таки они были дерзкие выскочки. Айюбиды, несмотря на все свои таланты, никогда бы не стали верховными предводителями ислама, поскольку не были халифами и даже не происходили от пророка. Для них не было подходящего места в исламской теократии. Когда монголы разрушили Багдад, это в каком-то смысле облегчило задачу мусульманам. Мамлюкам удалось основать в Египте долговечное государство, потому что уже не было законного халифа в Багдаде, а только непонятно откуда взявшиеся, поддельные потомки династии, которые содержались в почетном заключении в Каире. Османские султаны в конце концов решили проблему, самовольно объявив себя халифами. Их безграничная власть заставила мусульманский мир признать их, но это признание никогда не было искренним, ибо османы тоже были узурпаторы и не происходили от пророка. Христианство с самого начала провело различие между кесаревым и Боговым, и потому, когда средневековая концепция нераздельного политического Града Божьего рухнула, оно не лишилось своих жизненных сил. Но ислам задумывался как политическое и религиозное единство. Это единство дало трещину еще до крестовых походов, но события этих веков расширили эти трещины, так что исправить их было уже нельзя. Великие османские султаны попытались их заделать, но лишь на время. Раскол остался по сей день.
Еще более пагубно священная война повлияла на дух ислама. Любая религия, если она основана на откровении, недоступном для других, не может не проявлять некоторое презрение к неверующему. Но в первые дни своего существования ислам не проявлял нетерпимости. Сам Мухаммед считал, что евреи и христиане получили частичное откровение, и поэтому их не надо преследовать. При ранних халифах христиане играли в арабском обществе почетную роль. На удивление много ранних арабских мыслителей и писателей были христианами, и они дали исламу нужный ему интеллектуальный стимул, ибо мусульманская мысль, полагаясь на слово Божье, данное раз и навсегда в Коране, большей частью оставалась статичной и инертной. Соперничество халифа с христианской Византией не носило характера непримиримой вражды. Ученые и технические специалисты перемещались туда и обратно между двумя империями к их обоюдной выгоде. Развязанная франками священная война разрушила эти добрые отношения. На чудовищную нетерпимость крестоносцев мусульмане ответили своей нетерпимостью, которая все более ожесточалась. Человечность Саладина и его родных и потомков вскоре станет редкостью среди его единоверцев. Во времена мамлюков мусульмане были уже такими же узколобыми, как и франки. И от этого одними из первых пострадали их подданные-христиане. Больше уж им не удалось вернуть прежних непринужденных связей с мусульманами — соседями и господами. Их интеллектуальная жизнь сошла на нет, а вместе с ней и то влияние, которое она оказывала на ислам. За исключением Ирана с его собственными мятежными еретическими традициями, мусульмане отгородились завесой своей веры, а нетерпимая вера неспособна на развитие.