А потом…
ШЫРК! – Ния, сидящая на спине черного дельфина, стрелой выныривает из воды, ее русалочий хвост переливается на солнце, как изумруды.
Ее кристально чистый высокий ангельский голос эхом отзывается на воде, и пока она плывет к центральной сцене, весь стадион не может отвести от нее глаз. «Нет ничего удивительного в том, что ее рейтинг почти такой же высокий, как у непревзойденной Евы», – думаю я, наблюдая, как моя сестра привычно очаровывает публику. Зрители абсолютно верят ее захватывающей истории о дружбе сестер, живущих в открытом море, как и выражению любви в ее глазах, когда она, по традиции, приглашает ребенка из первого ряда присоединиться к ней в путешествии по лагуне.
Это самый захватывающий момент представления в Стране Морей – маленькая девочка почти сваливается в воду от нетерпения и вскоре уже сидит вместе с Нией на спине черного дельфина. Ния обхватывает ее за талию для большей безопасности. Они уплывают сначала медленно, помахивая руками и посылая воздушные поцелуи публике, при этом их счастливые лица, многократно увеличенные, демонстрируют на экране стадиона. Но по мере того как музыка и ободряющие аплодисменты становятся громче, черный дельфин набирает скорость, выплескивая воду за борт на хохочущих зрителей в первом ряду. Потом из воды выскакивает трио дельфинов-белобочек, взлетая так высоко, словно у них выросли крылья. Одно волшебное бездыханное мгновение они парят над лагуной, но потом сила притяжения берет верх, и они абсолютно синхронно погружаются глубоко в воду.
И черный дельфин следует за ними, быстро ныряя под воду, вместе с Нией и ребенком, крепко пристегнутыми к его спине.
Я выпрямляюсь.
Так не должно быть.
Установленный порядок, стандартная программа, постоянство – основы жизни в Королевстве. Дети смотрят то же представление, что будут однажды смотреть и их дети. Это – часть обещания.
Нестандартность опасна. Волшебство – стандартная программа.
А то, что происходит сейчас, не входит в стандартную программу.
Проходит три секунды. Пять секунд.
Где они? Я выхожу из тени стадиона и крадусь под навесом к краю воды, но огни стадиона отражаются в волнах яркими бликами, и я ничего не могу разглядеть под темно-серой ледяной поверхностью.
Я насчитала десять ударов сердца, прежде чем родители маленькой девочки начали кричать.
«Она ее забрала! – кричит мать. – Она ее забрала себе и больше не отдаст!»
Мое сердце бешено забилось. Когда начинают выть сигналы тревоги, я закрываю уши, и меня охватывает ужас: перед глазами всплывает картина, как белый медведь разрывает свои цепи, вскрик, удар хлыста г-на Касея и вид крови, пропитавшей шкуру медведя: красивая сине-черная жидкость, цвет присутствия жизни.
Ния спасет девочку, убеждаю я себя. Она должна это сделать.
Но секунды идут, а они так и не появляются; волны внезапно становятся ледяными и непроницаемыми.
Служба безопасности пробивает себе дорогу через толпы собравшихся у воды. Дети плачут. Некоторые люди выхватили телефоны и снимают происходящее на видео.
«Ей надо помочь! – кричит мать, пытаясь вырваться из рук охранника, удерживающего ее. – Ей всего четыре года! Пожалуйста!»
Когда я вижу команду спасателей, бросающихся в воду, в моем животе пробуждается ощущение, названия которого я не знаю. С того места, откуда они начали свой путь, им ни за что не успеть к девочке вовремя.
Прежде чем моя голова успела напомнить телу о том, что мне запрещено плавать без наблюдения, я с головой погружаюсь в воды лагуны. Холод врезается в меня ледяной глыбой и останавливает дыхание. Каким-то образом я все-таки успеваю сделать глубокий вдох до того, как холод затягивает меня в бурлящий водоворот. Я оправилась от шока и ныряю еще на несколько метров глубже, в более спокойные воды. Подальше от хаоса. Подальше от шума. Подальше от странного чувства, похожего на удушье, словно призрачная рука схватила меня за горло и сжимает на нем пальцы.
Паника.
Не думай об этом, говорю я себе, и быстро переключаюсь в Безопасный Режим. В ту же секунду жар и тревога отступают, и приходит ощущение покоя и тишины, я чувствую умиротворение. Пульс замедляется. Паника испаряется.
Уже лучше.
Опускаясь все ниже, я гребу руками медленно и равномерно – этой хитрости научила меня Ния во время стандартного контрольного заплыва, когда мы должны были достигнуть дна лагуны на одном дыхании, чтобы проверить жизненную емкость легких.
Лагуна Русалок – не пустая бетонная емкость, как это было в первые дни работы морского парка развлечений. Это наполненный жизнью водоем, экосистема, такая же живая, как и океан, в котором растут разноцветные коралловые рифы, густые мангровые заросли и лабиринты из морских водорослей, такие высокие и густые, словно я плыву через подводный лес.
Почему мне не добавили способность дышать под водой? Почему мне не сделали жабры, как у рыб?
Пять футов. Десять футов. Пятнадцать. Двадцать.
Два любопытных морских льва, O9022 и O6321, какое-то время следуют за мной, но, поняв, что у меня для них ничего нет, устремляются в тень, и я снова плыву одна в призрачном свете. Когда я достигаю глубины в тридцать футов, мои легкие готовы разорваться. Где же ты, Ния? Сокрушительное давление воды почти невыносимо. Заросли бурых водорослей поднимаются ввысь до самой поверхности, почти блокируя свет. Теперь я плыву в кромешной тьме.
Но вдруг я вижу, как узкая полоска солнечного света искрится серебристым блеском. Это – русалочий хвост.
Я вижу их, покоящихся без движения на постели из мягчайшего изумрудного яванского мха, словно две красивые куколки на морском дне. Маленькая девочка безжизненно поникла на руках у Нии, которая баюкает ее и словно укачивает. Первое, что я чувствую, – это облегчение. «Все будет хорошо, – проносится в голове, – я тебе помогу».
А потом Ния поднимает на меня глаза.
Их взгляд далекий. Холодный. Злой.
«Ты не должна этого видеть, – говорят мне они, – я просила тебя не приходить».
Но в них есть еще кое-что.
Слово я знаю, но его значение никогда не понимала.
Намерение.
И, наконец, я осознаю правду: Ния утянула этого ребенка на дно специально. Это был ее план. Она хочет, чтобы маленькая девочка умерла.
Я пытаюсь вытащить малышку из ее рук, но она усиливает хватку – так змея обвивается вокруг своей жертвы. Одну секунду нас разделяют несколько дюймов.
Ния пытается говорить. Ее слова превращаются в пузыри, бесшумно всплывающие и лопающиеся где-то на поверхности воды. Она вытягивает руки, словно пытается потрогать мою щеку. Ее взгляд мутный от недостатка воздуха.
Я с силой направляю пальцы в ее красивые зеленые глаза. Ния отпрянула, ее прелестное лицо исказилось. Хватка на девочке ослабла. Сгустки темной крови свертываются в кольца в воде.
Я беру девочку на руки.
И плыву.
«Она не дышит! О господи, моя малышка не дышит!»
«Мэм, освободите место для работы врачей “Скорой помощи”. Вы должны попытаться успокоиться».
В пятнадцати футах от того места, где нас вытащили из лагуны, врачи делают искусственное дыхание маленькой девочке, ее губы остаются синими. Но вокруг слишком много людей, слишком шумно. Мои искусственные легкие еле живы, их едва не разорвало; и каждый вдох отдается острой, простреливающей болью в грудной клетке.
«Отойдите! – кричит один из врачей. – Уберите их отсюда!»
Охранники быстро очищают периметр лагуны, выталкивая родителей, детей и других посетителей за ограду. Сверкает молния, гремит гром, и разверзаются тучи – начинается ливень.
Но я почти его не чувствую, потому что продрогла до костей.
Проходят десять секунд, двадцать… пульса нет.
Рухнув на краю воды, я зажмуриваю глаза. Возможно, все это происходит из-за сбоя в моей программе. Неисправного соединения. Отказавшего процессора. Возможно, как в Маминой сказке про Дороти, я сейчас открою глаза и увижу, что лежу в своей постели, с пристегнутыми руками, в полной безопасности.
Нет лучшего места на свете, чем родной дом.
Но в моей проводке нет ошибки. И с моей программой все в порядке. Когда я открываю глаза, то по-прежнему вижу молнию, сверкающую сквозь тучи. По-прежнему слышу вой иступленных голосов; ослабевшие рыдания матери, у которой больше нет сил говорить. Вскоре я ощущаю запах пепла, смешанного с дождем – неразгоревшиеся фейерверки, гаснущие в грозе. И потом я вижу группу людей в черном, которые вытаскивают бездыханную Нию из лагуны.
Я пытаюсь встать, но голова кружится так, что я вновь, задыхаясь, падаю на колени. Потом ловлю легкое, как перышко, ощущение, словно кто-то приложил палец к моей шее. Кто-то наблюдает за мной.
Я поднимаю глаза. Оуэн стоит на другой стороне стадиона: выражение глаз понять невозможно, лицо частично скрыто воротником плаща. Без слов он прорывается сквозь толпу и срывает свой плащ.
«Вот, – говорит он, укрывая им мои плечи. – Ты замерзла».
Во мне раскрывается новое чувство. Где-то глубоко внутри раздается слабый шепот. Как будто бабочки медленно расправляют крылья.
Я поднимаю глаза, чтобы поблагодарить его, чтобы что-то сказать, но его уже нет рядом.
Осторожно провожу пальцами по легкому нейлону серо-зеленого цвета с приятным мерцающим отливом. Как хвост русалки. Внезапно, словно издалека, мне кажется, что я слышу чей-то голос и потом – дикий гром неистовых аплодисментов.
Есть пульс! Она жива!
По правде говоря, я едва слышу. На мгновение я переношусь на расстояние в миллиарды терабайт, стою в конце пустынной магистрали и смотрю на шлюзы безопасности.
24Протокол судебного заседания
МИСС БЭЛЛ: Как ты думаешь, Ана, почему Ния сделала это? Как по-твоему, почему в тот день она пыталась утопить в лагуне маленькую девочку?