Все в этом мире – наше.
Его пальцы нежно проводят по моему лицу, находят прядь волос и заправляют ее за ухо. Он рассматривает меня – уши, скулы, губы, а потом поднимает глаза навстречу моему взгляду. Он даже не дотрагивается до меня, а я ощущаю такое, чего никогда в своей технологической жизни прежде не ощущала. Это чувство лучше теплого летнего дождя. Лучше нежного аромата нероли или острой сладости пирога с ревенем. Лучше лесного дрозда, распевающего песни в ветвях деревьев.
Даже лучше объятий ребенка.
«Что это? – шепотом спрашивает он о мельчайших искрах, вспыхивающих, как фейерверк, под моей кожей. – Они такие красивые».
«Электроды», – отвечаю я.
«Ух ты! – Я буквально слышу, как он улыбается. – Это значит… что я тебе нравлюсь?»
Я не вполне уверена, что знаю ответ на этот вопрос. «Нравится» – что вообще это значит? Я знаю, что мое сердце стучит громче каждый раз, когда я оказываюсь рядом с ним. Я знаю, что ночи напролет не могу избавиться от мыслей о нем. И что, это потому, что он мне нравится? Или это потому… что я запрограммирована симпатизировать ему? Точно так же, как я запрограммирована симпатизировать всем людям?
Мало-помалу наши тела придвигаются все ближе.
«Ана!»
Он поднимает мою руку, кладет ее ладонью на свою. Я замечаю, что дыхание у него замедляется, становится тихим, прерывистым. Словно он напуган ощущением моей руки, словно я поразила его. Я закрываю глаза, но могу чувствовать тепло его тела на кончиках своих пальцев, его пульс… и мое сердце раскрывается во внезапной взрывной легкости. Космической и бесконечной, как ночное небо.
И в этом безмолвии, в этой темноте я парю.
«Ана?»
Всю дорогу до Юпитера.
«Ана!»
Мне трудно дышать, горло перехватывает. Я открываю глаза.
Образ Оуэна тает, как дым.
Я пытаюсь сесть, но не могу – мои руки крепко привязаны по разным сторонам. Когда я поворачиваю голову, то вижу Еву, которая укоризной смотрит на меня со своей кровати. С того вечера в звездной обсерватории она продолжает злиться на меня, хотя я не вполне понимаю почему. «Что это было? – с многозначительным видом спрашивает она. – Во время часов отдыха разговоры запрещены. Ты пытаешься всем мешать отдыхать?»
«Прошу прощения. – Я тяжело дышу, мои запястья болят. – Я не нарочно».
«Ты неисправна?» – спрашивает она.
«Нет, – настаиваю я, – у меня все в порядке. Оставь меня в покое».
Но пока я лежу в тишине нашей спальни и воспоминание о прикосновении Оуэна продолжает отзываться жаром не только в моих пальцах, но и во всем теле, я испытываю чувство стыда. И еще кое-что. Я боюсь.
«Будь осторожна, Ана, – шепчет Ева со своей подушки. – Будь осторожна, или ты кончишь так же, как Алиса».
Тепло от сна про Оуэна остается со мной еще много часов спустя, когда я мчусь по выжженной каменистой дороге, обегая перекати-поле и кактусы, гремучих змей и живокость, и даже когда я пытаюсь вникнуть в искаженные помехами слова, вылетающие из громкоговорителей Королевства.
«Код 130, Аттракцион остановлен. Закрыт. Персонал, ответственный за обеспечение безопасности, докладывает о Резервировании и Восстановлении напрямую Палладиуму Палео. Запереть шлюз».
Позднее утро. Небо затянуто тучами, сухой воздух наполняется запахами полыни и грозы. Вдалеке слышны раскаты грома. Электрические разряды покалывают мою кожу.
Приближается гроза.
Или, может быть, она уже началась.
Пошел дождь, и теперь я чувствую его совершенно иначе. Ощущение влаги на коже подобно прикосновению. Раньше я никогда не воспринимала это так.
Это уже слишком.
Это напоминает мне тот сон.
Волшебницы не должны видеть сны.
Я ныряю в Палладиум Палео – амфитеатр на десять тысяч мест, построенный по подобию древнего Колизея, в котором живут все устаревшие (с точки зрения эволюционного развития) гибриды парка. Вооруженные охранники выстроились вдоль проходов между рядами, а я подхожу к перилам центрального балкона и обвожу взглядом песчаную овальную арену под ним. Почти сразу я вижу три маленьких трупа – месиво из деталей и рыжевато-коричневой плоти.
«Нет, – шепчу я, – только не снова…»
Мне хватает одного взгляда, чтобы понять, что здесь произошло. SF46. Smilodon fatalis. Зубы в оскале. Уши поджаты. Прячется в тени, как монстр.
Саблезубая кошка убила своих детенышей.
Но почему?
Я вижу Зару, которая сидит в одном из рядов – бусы, вплетенные в ее волосы, сверкают на солнце. «Кто-то оставил ворота открытыми, – говорит она мне, когда я сажусь рядом. – Малыши забрели в загон».
Страшная боль разрывает меня изнутри. Эти детеныши хотели, чтобы мать покормила их, позаботилась о них, может быть, даже любила их, но она этого не сделала. Вместо этого она сделала самую страшную вещь, которую может сделать мать, – она предала их.
Зара опускает голову, когда подсобные рабочие начинают разбирать детенышей – или то малое, что от них осталось, – на части. «О, Ана! – голос Зары, обычно уверенный, сильный, сейчас дрожит. – Как мать могла убить своих собственных детей?!»
«Она не могла намеренно это сделать», – отвечаю я, вспоминая себя.
Мерзость против правил.
Я сжимаю руку Зары, но внутри себя не могу отделаться от сомнений в своей правоте. Могло ли это быть проявлением той же болезни, о которой говорил Оуэн? Может быть, это часть того же поведенческого шаблона, который, по его наблюдениям, развивался у многих гибридных особей?
Когда дрессировщики выводят тигрицу на свет, становится очевидно, что это – болезнь. Мои глаза расширяются от изумления. Это не монстр, который, как я думала, прятался в тени, это – привидение. Тигрица идет медленно, ее шея скована цепями. Ее шкура, когда-то роскошная и мягкая, выцвела и потускнела, и свешивается на ее ребрах так, что я могу их пересчитать. Даже ее хвост выглядит жалко – тощий и понурый, сломанный, как и ее дух.
Меня разбирает сомнение.
Может ли быть дух у гибрида?
Когда дрессировщики грузят тигрицу в транспортную повозку, она издает пронзительный крик, и я крепче сжимаю руку Зары. Заревел мотор, и грузовик поехал в сторону лабиринта из тоннелей и клеток, расположенного под ареной. Его колеса поднимают облака пыли.
Мы не спрашиваем друг друга, куда ее повезли.
Мы уже знаем.
Я медленно поворачиваюсь к охраннику, стоящему позади нас, с ружьем наизготове. «Можно теперь идти?»
Он качает головой. «Нельзя, пока не закончится перекличка».
Мы давно привыкли к этому. Во время общей тревоги меры безопасности усиливаются, потому что главный шлюз в это время обесточен – таков стандартный протокол для безопасного прохода гибрида. Я и мои сестры ценим дополнительную безопасность, хотя, по правде говоря, я никогда толком не понимала, для чего это нужно.
Королевство – наш дом.
Почему кто-то из нас может захотеть его покинуть?
«Шесть и десять, ознакомлен и принял к сведению, – через несколько минут произносит охранник в свое переговорное устройство. – Палеолитический Палладиум, проход T. – Он опускает ружье. – Транспортировка завершена. Вы двое, можете идти».
«Спасибо», – отвечаю я, поднимаясь. В знак благодарности Зара предлагает ему самотканый браслет, но он отказывается от ее подарка.
«Уйди от меня с этим, – бормочет он. – Фрик».
Я знаю это слово.
Совершенно нетипичное и неожиданное событие или ситуация.
Человек, животное или растение с нетипичной физической аномалией.
Я сжимаю зубы. «Вы должны извиниться».
Его глаза сузились. «Что ты сказала?»
В груди у меня становится жарко. «Я сказала…»
Охранник наставил шокер на меня. «Продолжай. Посмотрим, что будет, если ты еще раз это скажешь».
Я пристально смотрю ему в глаза и на короткое мгновение представляю, что это он заходит в загон саблезубого тигра, а не детеныши.
Золотая вспышка.
Облако пыли.
Крик, столь пронзительный, что его слышно за много миль.
Я улыбаюсь. Удивительно приятная мысль.
Его пальцы сжимают курок. «Что, черт возьми, тут смешного?»
«Ана! – Зара дотрагивается до моей руки. – Ты нормально себя чувствуешь?»
Я понимаю, что значит ее вопрос.
Ана, нужно ли написать на пейджер Супервизорам?
«Со мной все в порядке, – отвечаю я, не спуская глаз с охранника. – Спасибо, что спросила».
Внезапно охранник дотрагивается до наушника. Шокер съезжает на бок. «Скопируй это». Его глаза смотрят влево, на юг, снова в сторону Волшебной Страны. «Сейчас». Он крепко хватает меня за руку и притягивает к себе. «Я смотрю за тобой», – шепчет он, царапая меня своей щекой. «Поверь, ты не хочешь кончить жизнь, как Пания».
Я перестаю дышать и цепенею от жуткого страха, когда слышу ее имя.
«Тебе нельзя было так делать», – говорит мне Зара, после того как охранник ушел. Она неодобрительно качает головой, и ее яркие цветные сережки качаются в такт. «Что с тобой случилось? Ты хочешь, чтобы он доложил о тебе Супервизорам?»
«Не знаю, – бормочу я, – может быть».
Зара разглаживает складки на своем платье, а я смотрю на арену, на которой сейчас остались только уборщики, обеззараживающие грунт, готовящие дом для нового жильца – SF109 или XH718, скорее всего.
Xenosmilus.
Этот вид поменьше саблезубых тигров, но у его представителей красивая пятнистая шкура, а ноги – короче и сильнее.
Словно SF46 и ее детенышей никогда здесь и не было.
Долой старое, да здравствует новое.
Перед глазами всплывает лицо Нии. Я пытаюсь дотронуться до нее, но рука проходит сквозь картинку, не задерживаясь, словно сквозь дым.
Зара побежала на ланч во дворец, а я поворачиваю на запад, в сторону Волшебной Страны. Однако на выходе из амфитеатра я вдруг замечаю, что на арене, у входа в клетку стоит темноволосая фигура, склонившаяся над книгой.