Он прав, приходит напоминание от моей программы.
Волшебницам не разрешается так откровенно разговаривать с другими членами персонала Королевства. Нам вообще ни с кем не разрешается разговаривать откровенно.
«Как бы там ни было, – откашливается Оуэн, – как ты сюда пробралась? Я как раз шел открывать ворота».
«Ох… – сглатываю я. – Я… вломилась».
«Что ты сделала? – он мотает головой. – Надеюсь, ты сначала отключила свои линзы».
«Что, прости?»
«Ты же знаешь, – он приблизился к моим глазам. – Твои камеры».
И снова оказывается, что подсобный рабочий знает о парке больше, чем я. «Я знаю, что это такое, – отвечаю я довольно сухо. – Но я не могу отключать их».
«Может быть, и не можешь, – лукаво ухмыляется Оуэн. – Зато я могу».
Мой желудок сжимается. То, что он говорит, – не стандартная фраза.
Он протягивает руку, словно хочет показать мне что-то. «Можно я покажу, как это делается?»
«Мне не нравится эта идея, – говорю я после паузы. – Но в любом случае спасибо».
«Не за что, – пожимает плечами Оуэн. – Просто подумалось, что было бы здорово, если бы люди не всегда имели возможность слушать тебя, – смеется он. – Особенно в такие дни, как сегодня, когда ты развиваешь криминальную деятельность».
Я не могу противиться его улыбке и улыбаюсь в ответ. Возможно ли такое, что он на самом деле имеет в виду не то, что говорит? Может ли быть так, что, когда он говорит «было бы здорово, если бы люди не всегда имели возможность слушать тебя»… он на самом деле имеет в виду «нас»?
Я смотрю на ближайший выход со стадиона в нескольких сотнях шагов.
«Что, если Оуэн на самом деле такой же, как и все остальные? – нашептывает мне моя программа. – Что, если он пригласил тебя сюда со своей целью? Как г-н Касей приглашал в Арктический дом?»
Я внимательно смотрю на его лицо, стараясь понять, что оно выражает.
Оуэн снова произносит мое имя, и я чувствую, как обмякают мои плечи.
Ана?
Когда он произносит мое имя, оно звучит так, словно льется чудесная песня.
«Я пришла сюда», – напоминаю я себе. Я должна доверять ему не просто так.
«Хорошо, – я делаю шаг ему навстречу. – Ты можешь выключить мои окулярные линзы. Но только один раз, сейчас».
Он моргает. «Это – секундное дело». Прежде чем я успеваю что-либо понять, он встает вплотную ко мне, так, что его тело практически касается моего. Откидывает с плеч мои длинные медные волосы. Потом кладет указательный и большой пальцы на мой затылок – точка прямо над основанием черепа, и нажимает ее. Все это время я стою неподвижно, словно статуя во дворцовом саду.
Легкий шепот. Мягкое касание.
Я закрываю глаза. И заливаюсь румянцем, становясь краснее Марса.
«Ты почувствовала это? – бормочет он через минуту. Его лицо находится совсем рядом с моим. – Ты должна была почувствовать легкий щелчок. Словно включился источник света. Или, в твоем случае правильнее сказать, выключился. – Он развернулся и теперь стоит прямо напротив меня. – Ничего?»
«Не думаю, – говорю я, но потом открываю глаза. – Красный свет. – Я машу рукой перед своим лицом, но ничего не меняется. – Он всегда был здесь. Даже когда слабый сигнал. – Наши глаза встречаются. – Но теперь… его нет».
Оуэн ухмыляется. «Нет такой болезни, которую не мог бы вылечить небольшой точечный массаж».
Я начинаю нервничать. Что, если я не смогу включить их обратно? Мама разозлится. «Куда надо нажать?» – спрашиваю я, осторожно ощупывая затылок. Внезапно я нахожу эту точку: крохотная выпуклость, не больше булавочной головки. «Ой!» – восклицаю я. «Она?» – нажимаю на точку, и в следующее мгновение перед глазами начинает мигать голографический красный свет.
Оуэн улыбается. «Ты быстро учишься».
Я могу управлять собственными окулярными линзами. Я могу управлять одной функцией моего тела.
«Слушай, только не сходи с ума, – предупреждает Оуэн, видя мое возбуждение. – Ты по-прежнему должна оставлять камеры включенными большую часть времени, ладно? Иначе они быстро все поймут и заберут тебя на ремонт. – Он смеется. – Однако каждый имеет право на недолгое уединение, так ведь?»
Я смотрю на него с безграничной благодарностью. Он сделал мне еще один подарок.
А теперь я должна отдать ему кое-что.
Я медленно достаю из кармана его нож.
«Ну нет, ты серьезно? – глаза Оуэна округляются. – Я искал его везде! Я был уверен, что потерял его!»
«Вот. – Я протягиваю ему его нож. – Я сохранила его для тебя».
Одолжен, не потерян.
Но на этот раз, когда наши руки соприкасаются, я вижу, как на его лице отражается нечто неожиданное. Я не одна, понимаю я. Он тоже чувствует это. Даже если я не могу точно сказать, что это.
Искра.
Энергия.
Идеальный беспроводной сигнал.
Связь.
Потом происходит еще кое-что неожиданное. Он возвращает мне нож. «Пусть он будет у тебя, – говорит он. – Считай, что это – подарок. Извинение. За те слова».
Мой пульс учащается. Я опускаюсь на сиденье.
Ряд K. Сектор 3. Место 112.
Оуэн садится рядом.
Это… приятно, думаю я. Не разговаривать. Никаких автографов. Просто сидеть, любуясь мерцающей в лунном свете водой. «Ты когда-нибудь видел океан? – спрашиваю я. – Настоящий, я имею в виду?»
Оуэн кивает.
«Мне бы хотелось увидеть его».
Он улыбается. «Кто знает. Может быть, однажды я тебе его покажу».
От этой мысли мой моторчик дает сбой.
«Он красивый?»
«В некоторых местах, – отвечает Оуэн. – А в некоторых – просто ужасен. Полно мусора, грязи».
Я нахмуриваюсь, моментально забыв свой восторг. «Но я думала… На тех фотографиях, которые мы с Евой видели в телефоне, это было невероятно. Я думала, что Супервизоры наврали нам о мире за границей…» Я едва не сказала «Зеленого Света», но ведь это – наше определение. Это нам не разрешается выходить за шлюз, проходить через парковку, самим увидеть то, что происходит там, за мигающим светом.
Оуэн молчит. «В этом все дело, Ана. Они, возможно, преувеличили некоторые вещи; возможно, они хотели, чтобы вы чувствовали себя в безопасности здесь, но внешний мир действительно ужасен. В нем существуют все ужасы, которые ты и представить себе не можешь: Зверства полиции. Нищета. Алчность корпораций. Ненависть. Болезни. Загрязнения. Поднимающийся уровень океана. Люди голодают, умирая от истощения. Массовые расстрелы. Война». Его глаза встречаются с моими. «Все это – правда. Может быть, не до такой степени ужасно, как они рассказывали вам, но тем не менее это все так и есть».
Мир, который только что описал Оуэн, не имеет ничего общего с тем, который мы с Евой видели в телефоне. Но потом я вспоминаю Алису и то, что с ней случилось. Это ведь тоже правда.
«Тогда как ты живешь в нем? – спрашиваю я. – Тебе не хочется остаться навсегда жить здесь, в парке?»
«Со мной», – хочу я добавить, но молчу.
«Иногда хочется, – говорит Оуэн. – Но там я, по крайней мере, могу что-то сделать. Могу помогать». Он протягивает руку и убирает прядь волос, падающую мне на глаза.
Как это было в моем сне.
«Что, если я тоже хочу помогать?»
«Ты уже помогаешь. Ты делаешь людей счастливыми. Ты – часть мечты, отвлекающей их от нашего реального мира».
«Но…» Услышав эти слова, я вдруг осознаю их подлинный смысл и останавливаюсь в потрясении. Я – просто развлечение. Мечта.
Это значит… не настоящая.
От этой мысли у меня внутри все опустело, застыло, словно все мои внутренние органы разом отказали. Словно внутри меня взорвался крик, разрушив все во мне.
Оуэн, похоже, догадался, какое впечатление произвели на меня его слова.
«Ана», – шепчет он, и я замираю в ожидании, что он снова потрогает мои волосы. Интересно, наступит ли однажды день, когда все вокруг изменится? Раньше я никогда не мечтала о том, чтобы что-то изменилось, но в этот момент ничего другого я не хочу.
«Да?»
Я слышу, что его дыхание сбивается так же, как и мое. «Я не это имел в виду. Не так, как это прозвучало. Прости».
«Расскажи мне. – Я быстро переключаю внимание с неприятных вещей на то, что хочу узнать еще. – Расскажи мне, в чем еще ты видишь красоту того мира».
Его губы приоткрываются в полуулыбке, и так мне нравится даже больше, чем, когда он улыбается во весь рот; она придает ему загадочный вид. Я вижу Оуэна не как подсобного рабочего, а как личность.
«Ну…» Он снова садится и смотрит в небо. «Я думаю, что у меня довольно-таки красивая семья».
Я охвачена любопытством. «Какие они?»
«Мой папа – спокойный человек, такой меланхолик. Он – учитель. Моя мама, кстати, тоже».
Я наклоняюсь. Больше всего люблю такие вот настоящие истории. «Как они познакомились?» – спрашиваю я.
«Мой папа – американец, мама – из Тайваня. Они с папой встретились, когда он учился там один семестр в колледже».
Я мгновенно вспоминаю яркие приветствия и колоритные тексты, которые хранятся в моей памяти для встреч с посетителями из этой части света.
Здравствуйте!
你好！
Добро пожаловать в мое Королевство!
歡迎來到我的王國！
«Аутентичные нигерийские бусы Зары тоже из Тайваня. Я прочитала это на этикетке в Бутике Красоты».
«Неужели? – фыркает он. – Все перемешалось!»
«Для тебя это здорово? Что твои родители из таких разных культур?»
«На самом деле, нет, – отвечает Оуэн. – Я был единственным азиатом в классе. Иногда меня дразнили, это было тяжело».
Я сильно удивлена. Я знала, что внешность людей, цвет их кожи зависят от того, где они родились и откуда их родители, но не подозревала, что это может иметь какое-то значение. Здесь мы с сестрами тоже все выглядим по-разному, представляя «все человеческие расы», как говорится о нас в рекламных брошюрах Королевства. Но мы просто сконструированы с разной внешностью. Нас такими сделали в лаборатории. Мы никогда по-настоящему не знали той культуры, которую должны были представлять.