«Ана?»
Не может быть, чтобы это был он. Но когда я поворачиваюсь и сканирую его глаза, я вижу знакомые карие радужки.
Оуэн.
66
Сентябрь Саола
Один год до суда
То, о чем я никогда не рассказывала Папе:
Что после того, как той ночью мы убежали из тоннеля мусоросжигателя, я отвела его на Кладбище.
Я вдруг поняла, что это было именно то, что нужно было сделать: показать ему настоящую себя. Показать ему все то, что я действительно люблю.
Люблю. Опять это слово.
Что ветви деревьев над нами образовывали крону, скрывающую звезды.
Что я снова думала о вечном сне, о том, каково это будет – почувствовать, что я закончилась, что я – ничто. Когда все, чего я хотела, – это быть чем-то, быть кем-то.
Оуэн заставил меня хотеть этого.
Теперь ничто не может отнять у меня этой мечты.
«Зачем ты хранишь их?» – спросил он. О моих закопанных сокровищах. Я показала их все; теперь он знает обо мне все. Пара сломанных очков для чтения. Билет в парк с истекшим сроком действия. Тоненькая цепочка для ключей с брелком в виде фламинго, которую одна маленькая девочка с Филиппин подарила мне. Даже бессмысленная записка от Нии. «Все эти разные вещи?»
«Потому что в них есть смысл».
«Какой смысл?»
Ветви над нами раскачиваются ветром, который я не могу видеть, разве что… «Вот что такое любовь», – внезапно осознаю я. Некая невидимая сила, которая заставляет все вокруг приходить в движение и изменяться.
Одинокий лист раскачивается и бесконечно медленно парит вниз, падая на нас.
«У каждой из этих вещей есть своя история, – объясняю я ему. – А истории помогают мне понять мир».
«Я тоже хочу помочь тебе, – помолчав, говорит он. – Ты мне веришь, правда?»
Веришь.
«Расскажи мне еще раз, – спокойно прошу я. – Расскажи мне правду».
Оуэн делает глубокий вдох. «Я – не подсобный рабочий, Ана. Я – Наблюдатель».
Наблюдатель.
От этого слова я ощущаю внутри стеснение, давление, нет, настоящую боль – одновременно прекрасную и мучительную. Вот это оно и есть? Чувствовать боль – это и значит быть человеком?
«А что делает Наблюдатель?» – задаю я вопрос, пытаясь подавить мерзкое ощущение, и в то же время страстно желая продолжать спрашивать.
«Я был нанят, чтобы изучать тебя. Наблюдать в тебе признаки шаблона, который может распространяться среди Волшебниц так же, как это происходит со многими гибридами».
Боль усилилась – острое лезвие с нажимом поворачивается в моей грудной клетке. «Значит, все эти встречи. Все эти разговоры. В Стране Сафари, на конюшне, в обсерватории, даже в лагуне. Все эти встречи со мной… были специальными? – Я гневно качаю головой. – Все они были спланированы?»
«Да, – потерянно отвечает он. – Но в тоже время… нет».
Два ответа вместо одного.
«Я не понимаю».
«Они были спланированы, – объясняет он. – Несколько месяцев я наблюдал за тобой издалека. И я знал, что ты наблюдаешь за мной. Да, Ана, это так. Сначала я следовал указаниям, находя возможности для взаимодействия с тобой и сообщая о своих открытиях Супервизорам. Но потом… – он умолкает на несколько мгновений, – что-то изменилось».
Я начала было сканировать его радужки, но быстро остановилась. Не хочу полагаться на свою программу в поисках правды. Я должна все прочувствовать сама.
«Что изменилось?» – спрашиваю я.
Оуэн колеблется, по лицу его пробегает выражение, похожее одновременно на стыд и смущение. «Ну, мне кажется, я начал получать удовольствие от этого. Даже начал мечтать об этом. О встречах и разговорах с тобой, я имею в виду».
«Но почему?» – допытываюсь я.
«Потому что. Я нашел тебя совершенно очаровательной».
Моя картина мира сузилась. «Ты имеешь в виду, что я – фрик. Что я – монст…»
«Нет, – обрывает Оуэн. Он берет меня за подбородок и поднимает мое лицо так, чтобы я не могла избежать его взгляда. – Потому что ты удивительная, Ана. Потому что я никогда не встречал никого похожего на тебя. Твои мысли, твои чувства… То, как ты живешь, смеешься, любишь… – Он хмурится и выглядит сконфуженным. – Смотри. Я совершенно не ожидал, что это случится, понимаешь? Я не мог предвидеть, что начну чувствовать что-то… большее. – Он качает головой. – Но так случилось. И это тоже правда».
«Поэтому я не узнала тебя? – мягко спрашиваю я. – Поэтому я не могла найти твое лицо у себя в памяти, несмотря на то, что мы раньше встречались?»
Оуэн кивает. «Они стерли меня из базы данных Королевства перед тем, как я начал работать. Так как раньше я много раз бывал в парке как посетитель, они хотели быть уверенными в том, что ни одна из Волшебниц никогда не узнает меня. – Он поднес мою руку к своим губам, слегка касаясь моей кожи. – Мне так стыдно, Ана. Мне так невероятно стыдно за то, что я разрушил твое доверие. Но ты должна мне верить. Ты говорила со мной, а не с ними. Клянусь тебе памятью моей сестры».
При этих словах мои глаза наполняются слезами. Горячая ненависть, которую я ощущала в тоннеле, ушла, но ей на смену пришло чувство еще более тяжелое. Пронзительная печаль, невыносимая грусть, разрывающая мне сердце. Душащая меня.
По правде говоря, у меня было два варианта на выбор, и ни один из них не был хорошим. Либо я могла принять то, что Оуэн врал мне; что он использовал меня для некоего ужасного научного эксперимента, задуманного моими собственными Супервизорами. Либо… Я могла выбрать верить ему. Поверить, что он говорит мне правду. Поверить, что он заботится и искренне хочет помочь мне.
Даже, возможно… любит меня.
Конечно, я уже сделала выбор.
И тем не менее, этот выбор – то, что Оуэн пытался помочь мне убежать в другое место и в другую жизнь, – бессмысленный. Бесплодный. Безнадежный. Ния и Ева доказали это, каждая своим способом. В конечном счете, у гибридов есть только один способ выйти из парка.
Выключение.
Вечный сон.
«Ты не можешь спасти меня, – говорю я ему, охваченная отчаянием. – Спасения не существует».
Оуэн качает головой, в его глазах стоят слезы. «Я не сдамся. Должен быть способ».
Я слабо улыбаюсь в ответ и дотрагиваюсь до его щеки, вспоминая, что всегда говорила Кая:
«Лучше любить и потерять, чем никогда не познать любви».
Я прижимаюсь к нему и чувствую, как в моей голове что-то приходит в движение. Если я адаптируюсь, если я развиваюсь, значит, мое время истекает. Скоро – может быть, не сегодня и не завтра, но скоро – настанет мой черед. Супервизоры погрузят меня в бронированный фургон, снимут напряжение со шлюза и увезут меня за многие мили в лабораторию гибридов Королевства.
В то место, где я родилась.
И где я умру.
«Я никогда не буду спасена, – тихо говорю я, и мне вторит шепот ветвей над нашими головами. – Они никогда не откроют ворота».
«Это так, – отвечает Оуэн. – Если только… у них не останется другого выхода».
Я встречаюсь с ним глазами. «О чем ты говоришь?»
«Если мы сможем представить дело так, будто ты совершила нечто ужасное, – продолжает он, – нечто непростительное… тогда у них не останется выбора, и им придется вывезти тебя из парка для выключения».
«Если мы сможем представить дело так, будто я неисправно работаю… например, я ударила кого-то или даже убила».
Оуэн кивает, его голос тверд и силен. «Им придется снять напряжение со шлюза. Они заберут тебя прямо в лабораторию гибридов. Как Еву. Как ту тигрицу».
«Но кого я убью?!» – восклицаю я.
Через мгновение он шепчет: «Меня».
Мы говорим об этом до тех пор, пока не приблизилось начало комендантского часа, и темнота не сгустилась вокруг нас.
«Ты хочешь, чтобы я попыталась убить тебя? – спрашиваю я, отпихивая его. – Я бы никогда этого не сделала».
«Я знаю; это будет разыграно. Представление. Они вывезут тебя в повозке, а я потом выскользну из парка и приду за тобой, чтобы спасти, когда ты уже будешь в лаборатории за пределами шлюза».
Моя голова идет кругом, мне становится нехорошо. Дело обстоит либо так, либо совершенно не так. Этот план неправильный. Нет, даже хуже, он – опасный.
«А что будет, если ты не успеешь добраться до меня вовремя? – спрашиваю я. – Что, если кто-нибудь заметит тебя? Что, если это будет, как в «Ромео и Джульетте»?»
«Существует двадцатичетырехчасовой период ожидания, – убеждает меня Оуэн. – Обязательный период ожидания, санкционированный государством и военными. Парку запрещено выполнять выключение до завершения всестороннего анализа, который даст точное понимание того, что с гибридом случилось, что в нем пошло не так. Это необходимо для юридических и страховых целей, для гарантии того, что подобная ошибка не повторится в следующем поколении».
Я опускаю голову.
Ошибка.
«Я понимаю, что ты говоришь. Думаю, что понимаю».
Оуэн умолкает. «Единственный вопрос: как, черт возьми, мне попасть в лабораторию так, чтобы они не выследили меня? – Он хмурит лоб. – Мне тоже придется найти другой способ выйти из парка. Способ проскользнуть за ворота незамеченным. К тому времени они будут искать меня».
«Нет такого, – говорю я, чувствуя, как все мои мышцы, ткани, суставы сковывает страх поражения. – Я не знаю ни одного».
Несколько минут мы молча думаем.
Может быть, было бы лучше, если бы я вообще никогда не встречала Оуэна. Может быть, для меня было бы лучше никогда не знать того, что я теряю. Почему вещи не могли оставаться такими же, какими были всегда? Я думаю о Ние. И о Еве. И о временах, когда дни проходили обыкновенно. Привычно. Без беспокойства. Грусти. Лжи.
«Может быть, мне лучше броситься самой, – бормочу я, размышляя вслух. – По крайней мере, тогда это будет сделано на моих условиях».
То, чего хотела Ева; тот план, который я разрушила, пытаясь спасти ее. Сказав им правду.