Отпавшая необходимость объясняться облегчила жизнь нам обоим. Я могла не рассказывать Тамлину то, о чем мне было тяжело говорить. Я освободила его, спасла его подданных и всю Притианию от Амаранты, но… разбила себя на множество кусков.
Сомневаюсь, что мне хватит вечности, чтобы собрать все куски воедино.
Глава 2
— Я тоже хочу поехать.
— Нет.
Я скрестила руки, накрыв правой бо́льшую часть татуированной левой, и слегка расставила ноги, словно намеревалась сражаться. Разговаривали мы в конюшне.
— За три месяца ничего не случилось. До деревни всего полторы лиги.
— Нет.
Время двигалось к полудню. Сквозь открытые двери в конюшню лился яркий солнечный свет, подсвечивая золотистые волосы Тамлина. Верховный правитель Двора весны застегивал на груди перевязь, плотно набитую кинжалами. Его лицо, красивое суровой мужской красотой, — такое, как я себе и представляла, пока он ходил в маске, — было предельно серьезным. Губы — плотно сжатыми.
Кобыла Ласэна — светлая, в крупных серых яблоках — нетерпеливо перебирала ногами. Ласэн уже сидел в седле, как и трое дозорных из фэйской знати. Услышав мои слова, Ласэн предостерегающе покачал головой, сощурив металлический глаз. «Не серди его», — без слов говорил мне Ласэн.
Покончив с перевязью, Тамлин направился к своему черному жеребцу. Я скрипнула зубами и пошла следом.
— Деревня нуждается в помощи. Мои руки не будут там лишними.
— Не забывай, что мы до сих пор вынуждены охотиться на зверье Амаранты, — сказал Тамлин, мгновенно оказавшись в седле.
Иногда я думала: зачем ему лошадь? Для поддержания видимости, что он, подобно остальным, не умеет передвигаться иным способом? Но ведь это не так. Тамлин способен бежать быстрее любой лошади. Я не раз говорила ему, что он живет одной ногой в лесу. Сейчас глаза Тамлина напоминали две зеленые льдинки.
— У меня нет лишних дозорных для твоего сопровождения, — сказал он, трогая поводья.
— Мне не нужно сопровождение, — возразила я, хватаясь за поводья.
Я вынудила жеребца остановиться. Золотое кольцо на моем пальце, украшенное квадратным изумрудом, блеснуло на солнце.
Подарок Тамлина по случаю нашей помолвки. Предложение он мне сделал два месяца назад. Дни и вечера превратились в нескончаемые торжества с обилием цветов, нарядов, гостей и яств. Неделю назад я получила краткую передышку. Наступил день зимнего солнцестояния. Я переоделась из шелков и кружев в хвойные ветви и гирлянды из листьев. По сути, я меняла один праздник на другой, и все же перемена внесла некоторое разнообразие.
Празднование зимнего солнцестояния длилось три дня и изобиловало угощением и выпивкой. Все делали друг другу небольшие подарки. Самую длинную ночь мы провели на вершине холма, перейдя из старого года в новый, когда солнце «умерло», чтобы утром «родиться» заново. Во всяком случае, смысл церемонии был таким. Зимнее солнцестояние праздновалось в краю вечной весны! Ха. Впрочем, даже сей забавный факт не прибавил мне желания веселиться. Видно, я не рождена для праздников. Они утомляют куда сильнее, чем будни.
Я не особо вслушивалась в рассказы о том, где и как появился этот праздник. Однако фэйцы азартно спорили. Одни утверждали, что праздник родился при Дворе зимы, другие — при Дворе дня, и каждая сторона называла его самым святым из всех торжеств. Я лишь понимала, что мне нужно выдержать две церемонии подряд. Первая начиналась с заходом солнца. На холмах полыхали костры. Гости выпивали, танцевали, обменивались подарками, устраивая своеобразные поминки по умершему солнцу. А потом, когда глаза слипались от бессонной ночи, а ноги болели от танцев вокруг костра, нужно было приветствовать рождение солнца и наступление нового года.
Хуже всего, что мое положение требовало находиться среди знати, не забывая и о фэйри из низших сословий. Тамлин в это время произносил нескончаемые тосты. Я благоразумно умолчала, что на самую длинную ночь приходился и момент моего рождения. Я и так получила более чем достаточно подарков. А сколько еще их преподнесут мне на свадьбу! Как и прежде, я не нуждалась в большом количестве вещей.
До свадьбы оставалось всего две недели. Я чувствовала: мне обязательно нужно вырваться из поместья. Я устала тратить деньги Тамлина и ловить на себе подобострастные взгляды фэйри и фэйцев.
— Тамлин, возьми меня с собой. Жизнь деревень возрождается не так быстро, как хотелось бы. Я могу пригодиться. Я еще не разучилась охотиться. Я могу добыть пищу для жителей деревни. Она там не лишняя.
— Там небезопасно, — отрезал Тамлин, вновь трогая поводья.
Даже в сумраке конюшни черная шкура жеребца блестела, как зеркало.
— А для тебя — особенно небезопасно, — добавил он.
Этот разговор у нас возникал не впервые и всегда заканчивался одной и той же фразой. И всего-то я просила позволить мне отправиться в ближайшую фэйскую деревню, которую Амаранта когда-то сожгла дотла и которая теперь восстанавливалась.
Я шагала рядом с его конем, и мы вышли наружу. День выдался безоблачный, слабый ветерок играл высокими травами на склонах окрестных холмов.
— Фэйцы хотят вернуться в родные края. Им сейчас нужна любая пара рук, готовых помочь.
— Пойми же ты наконец: эти фэйцы видят в тебе благословение. Ты для них — символ новой жизни. Если с тобой вдруг что-то случится…
Тамлин резко оборвал фразу и остановился у тропы, что вела в восточные леса. Ласэн дожидался его в нескольких локтях.
— Бесполезно что-то строить, если зверье Амаранты совершает набеги на наши земли и все крушит.
— Но охранительные заклинания…
— Некоторым тварям удается прошмыгнуть раньше, чем мы накладываем новые заклинания в местах прорывов. Не далее как вчера Ласэн уложил пятерых нагов.
Я посмотрела на Ласэна. Тот дернулся. Вчера за обедом он и словом не обмолвился о своем приключении. Когда я спросила, почему он прихрамывает, Ласэн мне соврал. У меня свело желудок. Не из-за вранья. Из-за нагов. Иногда мне снилось, как я убиваю их, а на меня хлещет кровь. Я и сейчас видела ухмыляющиеся змееподобные морды нагов, которые пытались расправиться со мною в западных лесах. Тех тоже было пятеро.
— Пойми, у меня есть очень важные дела. Но я не смогу их выполнять, если постоянно буду думать, не грозит ли тебе беда.
— Никакая беда мне не грозит.
Я же теперь фэйка. Я стала быстрее и сильнее, чем была в смертном теле. Случись что, я легко скроюсь от беды.
— Прошу тебя, сделай это хотя бы для меня, — сказал Тамлин, поглаживая шею истомившегося жеребца.
Его спутники уже двигались к лесу, а самый первый почти достиг лесной кромки. Тамлин кивнул в сторону белых стен поместья:
— У тебя наверняка найдутся дела дома. Или — займись живописью. Опробуй новые краски и кисти, что я тебе подарил на день зимнего солнцестояния.
Дома меня ждали нескончаемые приготовления к свадьбе. Асилла не подпускала меня ни к каким другим делам. И не только из-за того, кем я была и кем вскоре стану для Тамлина… Из-за того, что я сделала лично для нее, для ее мальчишек и для всей Притиании. Кое-кто из служанок, увидев меня в коридоре, и сейчас еще заливался слезами благодарности. Что же касается живописи…
— Конечно, — прошептала я, заставив себя посмотреть Тамлину в глаза и улыбнуться. — Будь осторожен, — добавила я с тревогой.
Одна мысль о том, что Тамлин отправлялся охотиться на чудовищ, некогда служивших Амаранте…
— Я люблю тебя, — тихо произнес Тамлин.
Я кивнула и повторила те же слова. Тамлин поспешил к дожидавшемуся его Ласэну. Посланник верховного правителя слегка хмурился, недовольный задержкой. Я не стала смотреть, когда всадники скроются из виду, и пошла обратно.
Мне было некуда спешить. Я брела по садам и тропинкам, окаймленным живой изгородью. Над головой весело чирикали весенние птицы, а под ногами моих легких туфелек хрустели камешки.
По правде говоря, я терпеть не могла светлых платьев, ставших моей повседневной одеждой. Однако у меня не хватало духу сказать об этом Тамлину; особенно когда он накупил целый ворох подобных платьев и весь светился от радости, видя меня каждый раз в новом наряде. К тому же в его упорстве был смысл. Если я облачусь в привычные мне штаны и рубашку, надену камзол и вместо драгоценностей обвешусь оружием, и здесь, и в других уголках Притиании это расценят соответствующим образом. И потому я наряжалась в платья и позволяла Асилле возиться с моими волосами. Если это дарило фэйцам и фэйри спокойствие и уверенность, что ж, они заслужили такой подарок.
Тамлин хотя бы не возражал против кинжала, который висел у меня на поясе, украшенном драгоценными камнями. Пояс и кинжал были подарками Ласэна. Кинжал он подарил мне за несколько месяцев до плена у Амаранты, а пояс — через несколько недель после падения самозваной королевы. И кинжал стал частью моего повседневного арсенала. «Даже вооруженная до зубов, ты остаешься прекрасной», — сказал мне тогда Ласэн.
Но даже если в этих краях установится настоящее спокойствие, сомневаюсь, что и через сто лет, проснувшись поутру, я не прицеплю к поясу кинжал.
Сто лет. Подумать только.
Да, меня ожидали века жизни. Века рядом с Тамлином, в прекрасном тихом месте. Возможно, когда-нибудь я привыкну к фэйскому бессмертию. А может, и нет.
Наш дом стоял в окружении роз. Его стены увивал плющ. Возле лестницы, ведущей ко входу, я остановилась и мельком взглянула на окна справа. Их тоже окружали цветущие кусты роз.
Это были окна моей живописной мастерской. В прежней, смертной жизни я могла днями не вылезать оттуда.
Вернувшись из Подгорья, я заглянула в мастерскую всего один раз. Краски, кисти, холсты терпеливо ждали, когда я начну запечатлевать пережитое вперемешку со своими мечтами и фантазиями. Все то, к чему я так жадно тянулась, теперь вызывало у меня… отвращение.
Помню, зайдя в мастерскую, я через считаные минуты вышла оттуда и больше не возвращалась.
Я перестала запоминать оттенки цвета, интересоваться формой предметов. Не знаю почему, но меня больше не восхищали картины, висевшие в коридорах и собранные в галерее. Я вообще старалась на них не смотреть.