— Значит, о вас никто не знает? Ни при Дворе кошмаров, ни при других дворах?
— Ни одна душа. Ты не найдешь ни одной карты, ни одного упоминания в книгах. Исключения — книги, что написаны здесь. Возможно, такое самоограничение имеет и свои недостатки, но, — он обвел рукой город, по которому мы шли, — жители Велариса не слишком от этого страдают.
Да, они не страдали, благодаря Ризу и его внутреннему кругу.
— Тебя тревожит завтрашнее путешествие Аза в земли смертных?
— Конечно, тревожит, — ответил Риз, постукивая пальцем по холодным перилам. — Но Азриель умело проникал в куда более отвратительные и опасные места, чем несколько смертных дворов. Он бы посчитал мое беспокойство оскорблением.
— А каково Азу делать то, чем он занимается? Я не про его шпионство. Про дела… вроде того, что он сегодня сотворил с аттором.
— Я и сам не знаю, — выдохнул Риз. — Спрашивать я бы не решился, а он не скажет. Я видел, как Кассиан голыми руками разрывал противников на части, но потом, когда кончалась бойня, его выворачивало. Иногда он даже скорбел по ним. Но Азриель… Кассиан пытается к нему подступиться, я тоже, но, как мне думается, единственная, кто способна вытянуть из него хоть какие-то чувства, — это Мор. И то лишь в тех случаях, когда она допечет его настолько, что его бесконечное терпение не выдерживает.
Я улыбнулась одними губами:
— Но он и Мор… они никогда…
— Это касается только ее и Кассиана. Я не настолько глуп и самонадеян, чтобы влезать в такие дела.
Я живо представила, какой самонадеянной дурой выглядела бы сама, если бы попыталась спросить у Мор про ее отношения с обоими иллирианцами.
Мы молча одолели мост, запруженный гуляющими. Мои мышцы недовольно заворчали, когда пришлось снова подниматься по крутому склону.
Я уже собиралась попросить Риза, чтобы остаток пути до дома мы преодолели на его крыльях, но вдруг услышала музыку. Невдалеке, у дверей таверны, расположилось несколько уличных музыкантов.
Руки у меня повисли, словно плети. Я узнала эту музыку: сокращенный вариант симфонии, которую я слышала в Подгорье, в холодной камере. Тогда от ужаса и отчаяния у меня начались видения. Я слышала странные звуки. Одним из таких видений была музыка, проникавшая в камеру неведомо откуда и… помогавшая мне не потерять рассудок и не распасться на куски.
Как и тогда, красота мелодии захватила меня, закачала и закружила. Каждый звук был наполнен радостью и покоем.
В Подгорье подобного никогда не играли. Бывая в тронном зале, я не слышала ничего даже отдаленно похожего на такую музыку.
— Это ведь ты, — выдохнула я, не сводя глаз с музыкантов.
Те играли настолько виртуозно, что посетители окрестных таверн временно забыли про еду, отложив вилки и ложки.
— Ты послал эту музыку ко мне в камеру. Зачем?
— Потому что ты распадалась на куски, — хрипло ответил он. — Я не мог найти иного способа тебя спасти.
Музыка нарастала, звучала все громче. В камере у меня тогда были видения. Я видела место, находящееся между закатом и рассветом… здание с колоннами из лунного камня.
— Я тогда видела Двор ночи.
— Никаких видений я тебе не посылал, — сказал Риз, искоса поглядев на меня.
Сейчас это уже не имело значения.
— Спасибо тебе, Риз. За все, что ты делал. Тогда и теперь.
— Ты говоришь мне спасибо после приключений у Ткачихи? После сегодняшнего утра, когда я сделал тебя приманкой для аттора?
— Умеешь же ты все испортить! — буркнула я, раздувая ноздри.
Риз усмехнулся. Не знаю, видел ли кто, как он подхватил меня на руки, и мы взмыли в небо.
Я вдруг поняла, что мне все больше нравится летать.
Я легла, но спать не хотелось. Поэтому я взяла книгу и читала под веселое потрескивание толстых березовых полешек в очаге. Когда я переворачивала очередную страницу, из книги вдруг выпал листок бумаги.
Едва взглянув на кремовую бумагу и знакомый почерк, я села на постели. Вот уж не думала, что Ризанда потянет на переписку.
«Возможно, это и бесстыжий флирт с моей стороны, но у меня хотя бы не столь жуткий характер. После нашей утренней потасовки в снегу тебе бы стоило заняться врачеванием моих ран. Твоими стараниями я весь в ссадинах».
Из воздуха упало перо и покатилось по блестящему красно-коричневому ночному столику. Неведомо откуда в пере были чернила. Досадуя на прерванное чтение, я схватила перо и написала: «Зализывай свои раны сам, а меня оставь в покое».
Бумага исчезла.
Листка не было достаточно долго, гораздо дольше, чем требовалось для написания ответа: «Мне было бы куда приятнее, если бы мои раны зализала ты».
У меня заколотилось сердце — быстрее, еще быстрее. По телу разлилась жаркая волна. Я несколько раз перечитала эту фразу. Вызов?
Пряча улыбку даже от себя, я написала: «И откуда начинать зализывать?»
Лист исчез раньше, чем я успела поставить вопросительный знак.
Риз опять задержался с ответом. А потом: «Начинай откуда хочешь, Фейра. Я бы предпочел, чтобы сразу отовсюду, но, если понадобится, выберу».
Я ему ответила: «Будем надеться, что мое зализывание окажется лучше твоего. Я помню, как ты жутко действовал в Подгорье».
Вранье, конечно. Он слизывал мои слезы в самый жуткий момент моей жизни, когда я была на самой грани. Когда казалось: еще немного, и меня не станет.
Риз это делал, чтобы меня отвлечь, чтобы я продолжала злиться. Злость лучше пустоты в душе. Злость и ненависть — самое лучшее топливо для отчаявшейся души. Его хватает надолго. А для уравновешивания он послал мне музыку.
Ласэн тоже навещал меня в камере, но с оглядкой. Один лишь Риз заботился о том, чтобы я не только осталась живой, но и сохранила рассудок. А это порою было очень и очень непросто. Риз и сейчас делал все, чтобы состояние опустошенности держалось подальше от моей души. Дразнил меня. Злил. Он занимался этим с тех самых пор, как я оказалась в его владениях. Сегодняшний день — не исключение.
«Там я находился в крайне стесненных условиях, — написал он в очередном ответе. — Если желаешь, я с великой радостью докажу, что ты ошибалась. Мне говорили, что я просто неподражаем в зализывании ран».
Я стиснула колени и написала: «Спокойной ночи».
Следующее его послание появилось почти мгновенно: «Постарайся не стонать слишком громко, когда я тебе приснюсь. Я хочу, чтобы моя красавица отдохнула».
Я встала, бросила лист в пылающий очаг и показала огню кулак.
Честное слово, я слышала, как коридор содрогался от смеха.
Риз мне не приснился.
Зато приснился аттор. Его когти впивались в меня, а я пыталась отбиться. Я слышала шипящий смех, и даже во сне мои ноздри улавливали отвратительное зловоние.
Но спала я до самого утра, ни разу не проснувшись.
Глава 30
В других местах Кассиан мог самодовольно ухмыляться и показывать неприличные жесты, но здесь он был хладнокровным убийцей. Здесь, в самой верхней части Дома ветра, во дворе с каменными стенами, где размещалась площадка для упражнений и учебных поединков.
Во всем этом я убедилась на следующий же день. Все бойцовские, смертельно опасные навыки Кассиана обратились против меня.
Невзирая на холод и ветер, мои кожаные доспехи стали липкими от пота. У меня никак не получалось успокоить дыхание, руки отчаянно тряслись. Стоило мне хотя бы подумать о том, чтобы пустить их в ход, как левый мизинец начинал дрожать, и я не могла унять эту дрожь.
Я разглядывала дергающийся мизинец, когда Кассиан подошел ко мне, схватил мою руку и сказал:
— Причина в том, что ты наносишь удары не по тем костяшкам противника. Ты должна бить по указательному и среднему пальцу. А если ударишь вот сюда, — его мозолистый палец коснулся содранной кожи в ложбинке между моим безымянным пальцем и мизинцем, — то больше покалечишь себя, чем противника. Твое счастье, что у вас с аттором не дошло до рукопашной.
Мы с Кассианом упражнялись не меньше часа. Он показывал мне основы рукопашного боя. С каждой минутой мои былые достижения казались мне все более и более ничтожными. Да, я неплохо охотилась и стреляла из лука, но — как насчет владения левой стороной тела? Отвратительно. Я напоминала новорожденного олененка, пытающегося ходить. Нанесение ударов левой рукой с одновременными шагами левой ногой казались мне невыполнимой задачей. Я гораздо чаще спотыкалась о Кассиана, чем ударяла. Хорошо, что хоть с ударами правой дело обстояло более или менее благополучно.
— Выпей воды, — сказал мне Кассиан. — Потом займемся твоей стойкой. Бесполезно изучать удары, если ты даже не можешь держать стойку.
Я хмурилась, слушая звон мечей, доносящийся с другого конца площадки.
Мне казалось, Азриеля не будет несколько дней, однако он прибыл из земель смертных уже к полудню. Мор сразу же перехватила его, но от Риза я узнала, что Аз наткнулся на какую-то преграду, устроенную вокруг дворца королев. Поэтому он и вернулся, чтобы общими усилиями решить, как действовать дальше.
Наверное, совещание по этому поводу отнесли на вечер, ибо Азриель, вежливо поздоровавшись со мной, тут же вступил в учебный поединок с Ризандом. Лицо «певца теней» было мрачноватым и напряженным. Их поединок длился уже час, причем без перерыва. Оба кружились, а тонкие лезвия мелькали, словно молнии. Я не знала, зачем именно Ризу понадобился этот поединок: для тренировки или чтобы помочь своему главному шпиону встряхнуться.
В любом случае обоим было настолько жарко, что они сбросили кожаные камзолы и рубашки.
Их мускулистые загорелые руки покрывали такие же узоры татуировки, что и у меня на левой руке и ладони. Только их узоры были замысловатее и обширнее, охватывали плечи и рельефные грудные мышцы. Татуировка продолжалась и на спине, занимая пространство между крыльями, где обычно висели мечи.
Проследив мой взгляд, Кассиан пояснил:
— Мы делаем татуировки сразу после посвящения в иллирианские воины. Для удачи и славы в бою.