Я почти воочию видела дальнейшее развитие событий.
Оторопевшие продавщицы учтиво, хотя и с оттенком беспокойства, провели бы нас в заднее помещение магазина. Там Риз уселся бы на диванчик и ждал бы, пока я крутилась бы перед зеркалами в примерочной, оглядывая себя в красном кружевном белье. Это белье я видела уже трижды, и мне очень хотелось его купить. Потом я бы храбро отдернула занавес примерочной и, подавляя внутреннюю дрожь, появилась бы перед Ризом. Он оглядел бы меня с ног до головы. Один раз. Второй.
А потом он, не сводя с меня глаз, объявил бы продавщицам, что на сегодня магазин закрыт и они могут идти по домам. Деньги за выбранный товар мы оставим на прилавке.
И я бы стояла перед ним почти голая, если не считать красных кружевных полосок, и мы бы слушали осторожные шаги продавщиц и тихий щелчок замка.
А Риз продолжал бы меня разглядывать. Он смотрел бы на мои груди, просвечивающие сквозь кружева, на живот, уже не такой впалый от голода, как год назад. Его взгляд путешествовал бы по моим ногам и наконец остановился бы между ними. Потом Риз еще раз поднял бы на меня глаза, поманил бы пальцем и сказал бы всего два слова:
— Иди сюда.
И я бы пошла, осознавая каждый свой шаг. Потом остановилась бы перед ним.
Его руки скользнули бы по моей талии, и мозоли на его пальцах оцарапали бы мою кожу. Потом Риз притянул бы меня чуть ближе, а сам наклонился бы и поцеловал мой пупок. Его язык…
Я ударилась о лестничную опору и выругалась.
Некоторое время я стояла, растерянно моргая и постепенно возвращаясь в реальность. И вдруг я поняла.
Глядя на татуированный глаз, я прошипела вслух и отправила по связующей нити одно-единственное слово:
— Мерзавец.
Где-то на задворках моего разума раздался чувственный мужской смех.
У меня пылало лицо. Я ругала Риза за видение, которое он ухитрился втолкнуть в мое сознание, проскользнув через заслоны. Войдя к себе, я усилила их. Потом отправилась в купальню и погрузилась в ледяную воду.
Вечером мы обедали вдвоем с Мор, слушая потрескивание поленьев в очаге. Риз и прочие не появлялись. Когда она спросила, почему при упоминании имени Ризанда я хмурюсь, я рассказала ей о видении, которым он меня наградил. Мор хохотала так, что вино потекло из ее носа. Я хмуро посмотрела и на нее. Она сказала, что я должна гордиться: если Риз погрузился в сумрачное состояние ума, способность вывести его оттуда граничит с чудом.
Ложась спать, я старалась не замечать легкого ощущения одержанной победы.
А легла я очень поздно. После обеда Мор рассказала мне обо всех прекрасных и ужасных местах, где ей довелось побывать, и мы проговорили почти до двух часов ночи. Где-то в третьем часу, когда я уже погружалась в сон, по дому разнесся стон.
Его подхватили стены дома, словно у них вытягивали жилы. Дом стонал и содрогался. Цветное стекло светильников в моей комнате жалобно позвякивало.
Я вскочила и обернулась к незашторенному окну. Ясное ночное небо, звезды, луна. Ничего. Ничего, кроме тьмы, щупальца которой тянулись из коридора. Я знала эту тьму; ее частица жила и во мне. Тьма просачивалась из дверных щелей, будто струйки воды.
Дом еще раз содрогнулся.
Я вскочила с кровати, рывком распахнула дверь. Тьма пронеслась мимо меня, несомая призрачным ветром, полная звезд, хлопающих крыльев и… боли.
Сколько же в ней было боли, отчаяния, чувства вины и страха.
Я побежала по коридору, темному даже для фэйского зрения. Но оставалась связующая нить, и она привела меня к его комнате. Я взялась за ручку, потом…
Меня и там встретил поток ночи, звезд и ветра. Он вырвался, как вырывается поток воды, сломив преграду. Волосы липли мне на лоб. Я вытянула руку, прикрывая лицо, и вошла в комнату.
— Ризанд, — позвала я.
Ответа не было. Но я чувствовала его присутствие. Чувствовала связующую нить, сейчас она казалась мне спасательным канатом, который бросают тонущему.
Я брела в кромешной тьме, пока не ударилась лодыжкой обо что-то твердое. Вероятно, о его кровать.
— Ризанд! — повторила я, стремясь перекричать ветер и пробить своим голосом тьму.
Дом в очередной раз содрогнулся. Половицы жалобно скрипели у меня под ногами. Я ощупывала кровать. Откинутые простыни, скомканные простыни, и потом…
Моя рука наткнулась на крепкое, мускулистое, напряженное мужское тело. Но кровать была огромной, и мне не удавалось найти его руку.
А вокруг кружилась и кружилась тьма: начало и конец мира.
Я взобралась на кровать, нащупала руку, потом живот и плечи. Кожа Риза была ужасающе холодной. Я схватила его за плечи и опять выкрикнула его имя.
Ответа не было. Я поднесла свою ладонь к его рту — удостовериться, что он по-прежнему дышит и что поток тьмы — это не его сила, покидающая тело.
Мою ладонь обожгло ледяным дыханием. Собрав всю решимость, я приподнялась на коленях и вслепую, наугад, ударила его по щеке.
Ладони стало больно, словно удар пришелся по каменной стене. Риз не шевельнулся. Я ударила снова и потянула за связующую нить. Я снова и снова выкрикивала его имя, будто нить была туннелем, внутри которого я стояла. Я стучалась в черную неподатливую стену его разума. Я требовала, чтобы она поддалась.
Неожиданно руки Риза вдруг оказались на мне. Они опрокинули меня, умело придавили к матрасу. Когтистые пальцы сдавили мое горло.
Я замерла.
— Ризанд, — выдохнула я.
«Риз», — повторила я через нить, приложив руку к внутреннему заслону.
Темнота содрогнулась.
Я выплеснула свою силу. Черное столкнулось с черным, утихомиривая его тьму, сглаживая острые углы, требуя успокоиться и смягчиться. Моя тьма пела ему колыбельную — песню, которую напевала мне нянька, когда мать торопливо пихала меня ей, а сама упархивала на очередное празднество.
— Это был сон, — сказала я. Рука Риза оставалась холодной. — Это был сон.
И опять тьма замерла. Я противопоставила ей свои покровы ночи, стремясь остановить испещренные звездами руки.
Тьма, похожая на густые чернила, чуть приподнялась. Я увидела над собой лицо Риза — бледные губы, напряженно всматривающиеся фиолетовые глаза.
— Фейра, — сказала я. — Это я, Фейра.
Я схватила его руку, сжимавшую мое горло. Рука держала крепко, но не настолько, чтобы мне было тяжело дышать.
— Тебе приснился кошмарный сон.
Я заставила тьму внутри себя повторить эти слова, чтобы утихомирились и улеглись бушующие страхи. Я воззвала к черной стене внутри его разума, тихо и нежно…
Потом его темнота начала отступать — словно снег, опадающий с дерева, — увлекая за собой и мою.
В окно хлынул лунный свет и звуки ночного города.
Комната Риза была похожа на мою, обставленная с большим вкусом. Только кровать больше моей, сделанная с расчетом на крылья. Риз, нависший надо мной, был совершенно голым. Я не осмеливалась взглянуть на его тело ниже татуированной груди.
— Фейра, — хрипло, будто сорвав голос от крика, произнес он.
— Да, это я.
Он вгляделся в мое лицо, в свою когтистую руку на моем горле и тут же ее убрал.
Я лежала, глядя, как он стоит на коленях и растирает себе лицо. Мои вероломные глаза отважились опуститься ниже груди, и тут мое внимание привлекла двойная татуировка на его коленях: высокая гора, увенчанная тремя звездами. От татуировок веяло жестокой красотой.
— Тебе снился кошмар, — сказала я, садясь на постели.
Внутри меня словно прорвалась запруда. Я взглянула на свою руку и приказала ей исчезнуть в тени. Она исчезла.
Затем легким усилием мысли я снова разогнала тьму.
Однако руки Риза по-прежнему оканчивались длинными черными когтями, а его ноги… и на них тоже были когти. Крылья он убрал назад и опустил. Насколько близок он был к полному превращению в зверя, которого, по собственному признанию, сделанному однажды, ненавидел?
Риз опустил руки. Когти исчезли внутри пальцев.
— Прости, — прошептал он.
— Ты поэтому ночуешь здесь, а не в Доме ветра? Не хочешь, чтобы другие это видели?
— Обычно все это не выходит за пределы комнаты. Прости, что разбудил тебя.
Мне отчаянно хотелось дотронуться до него, и потому я сложила руки на коленях.
— И часто это у тебя бывает?
Фиолетовые глаза Риза заглянули в мои. Ответ я узнала раньше, чем услышала:
— Не реже, чем у тебя.
— Что тебе снилось? — спросила я, с трудом сглатывая.
Он покачал головой, глядя в окно. На окрестных крышах лежал тонкий слой снега.
— Это воспоминания времен Подгорья. О них, Фейра, лучше никому не рассказывать. Даже тебе.
Риз и так рассказал мне немало ужасного. Значит, мучившие его кошмары были еще страшнее. Стараясь не замечать наготы, я дотронулась до его локтя и сказала:
— Если тебе когда-нибудь захочется поговорить, позови меня. Я не стану рассказывать никому.
Я хотела встать с кровати, но Риз схватил меня за руку:
— Спасибо.
Я посмотрела на его руку. На его измученное лицо. Сколько в нем было боли и неимоверной усталости. Такое лицо Риз тщательно скрывал от глаз других.
Я встала на колени и поцеловала его в щеку, мои губы коснулись теплой, мягкой кожи. Все окончилось раньше, чем началось. Но как часто, проснувшись после кошмарного сна, я хотела, чтобы кто-то вот так же поцеловал меня в щеку.
Он смотрел, как я слезала с кровати, не пытаясь меня удержать. У двери я остановилась и еще раз взглянула на него.
Риз по-прежнему стоял на коленях, разметав крылья по белым простыням и склонив голову. Почти всю его золотистую кожу покрывали узоры татуировки. Темный павший принц.
У меня в мозгу мелькнула картина, написанная красками.
Мелькнула и застыла на какое-то время, пока не начала тускнеть. Но совсем она не исчезла. Она слабо мерцала, заполняя невидимую дыру в моей груди.
Дыру, которая медленно затягивалась.
Глава 39
На следующий день я отправилась к Амрене и с порога спросила у нее:
— Ты сумеешь расшифровать Книгу, когда мы добудем вторую половину?