Не знаю, как должно выглядеть место уединенного отдыха верховного правителя, но эта хижина показалась мне… необычной. Все здесь было устроено заботливо и одновременно с какой-то небрежностью. Словно эта хижина — единственное место, где они могли быть самими собой: валяться на кроватях и диване, по очереди готовить, убирать в доме, охотиться.
Отдыхать семьей.
Хижина и ощущалась как семейное место. Эта семья разительно отличалась от моей, оставшейся в смертной жизни. О такой семье я не смела даже и мечтать — ни живя с отцом и сестрами, ни потом, в поместье с обилием слуг и еще бо́льшим обилием правил. Там мне надлежало быть символом для сокрушенных подданных Тамлина, а также золотым идолом и марионеткой для верховной жрицы.
Кладовая оказалась просторнее, чем я ожидала. Едва я открыла дверь, на меня пахнуло холодом. Магия, управлявшая хижиной, тут же зажгла свечи. На полках не было ни пылинки — наверняка и здесь не обошлось без магии. Я обнаружила съестные припасы, книги, вещи, необходимые для странствий по окрестным горам. Я ничуть не удивилась, найдя среди мешков и мотков веревки еще несколько ножей и кинжалов. Я обшарила глазами всех этих свидетелей прошлых и, возможно, будущих походов и охот и вдруг увидела то, чего никак здесь не ожидала увидеть.
Полдюжины баночек с краской, рисовальную бумагу, кисти. Кисти были старыми, со следами краски на волосках. Видно, их даже не пожелали как следует отмыть.
Просунув руку дальше, я обнаружила изящные шкатулочки с пастелью, акварельными красками и даже углем для набросков… но я не могла отвести глаз от масляных красок и кистей.
Кто же из них пробовал себя в живописи, но забросил это занятие?
Надо будет спросить у Мор. Я протянула озябшую руку к ближайшей баночке и отвернула крышку.
Краска превосходно сохранилась — сочная, синяя. Наверное, магия не давала ей засохнуть. Я положила ее в пустой мешок и потянулась за остальными баночками.
Я рисовала весь день.
Солнце село. Вспыхнули несгораемые свечи. А я продолжала рисовать, не замечая времени и не чувствуя усталости.
Лишь на рассвете, когда луна побледнела, я торопливо умылась и, не переодевшись, бухнулась в кровать, где мгновенно уснула.
Сон мой длился недолго. Я проснулась с восходом солнца и, прежде чем его лучи начали растапливать окрестные снега, снова взялась за кисть.
Я прерывала работу, только чтобы наспех перекусить. Незаметно прошел второй день. Солнце снова отправилось на покой, устав превращать снег в капель и ручьи. И вдруг в дверь постучали.
Я замерла. Мои пальцы были перемазаны красками. Кремовая кофта — тоже. После моих художеств она годилась только на выброс.
Стук повторился, легкий, но настойчивый.
— Я все же надеюсь застать тебя живой, — послышался голос Мор.
Не знаю, какое из захлестнувших меня чувств было сильнее — облегчение или разочарование. Я открыла дверь. Мор дышала на озябшие руки.
Она молча взглянула на мои разноцветные пальцы и такие же волосы. Потом — на кисть, зажатую в моей руке. И наконец, на плоды моего творчества.
Мор вошла, оставив за порогом холодный весенний вечер.
— Смотрю, а ты здесь совсем не скучала, — сказала она, захлопывая дверь.
Она была права. Я расписала едва ли не всю большую комнату. Мор даже присвистнула от удивления.
Поначалу я хотела лишь немного оживить цветовыми пятнами скучноватые деревянные стены. Но когда взялась за работу, пятен мне стало мало. Я взялась рисовать картинки. Начала со стен по обе стороны от входной двери. В самом верху я изобразила сосульки, чуть ниже они у меня стали таять, превращаясь в первые весенние цветы. Их сменили охапки ярких летних цветов, а те уступили место желтым и красным осенним листьям. Цветочные гирлянды украсили карточный столик у окна. По краям обеденного стола я нарисовала венки из листьев и языки пламени.
Часть цветочных узоров получились довольно прихотливыми, и туда как-то сами собой вставились изображения Мор, Кассиана, Азриеля, Амрены и… Риза.
Удивленно покачивая головой, Мор прошла к очагу. Его мраморную доску я покрыла черной краской, пустив по ней красные и золотистые прожилки. Выше, на стене, я нарисовала… То, что я изобразила выше, лучше всего смотрелось с дивана…
— Иллирианские крылья, — усмехнулась Мор. — Теперь они вечно будут скалиться от гордости, разглядывая твою картинку.
Она прошла к окну, косяк которого блестел золотыми, бронзовыми и медными нитями. Сама не знаю, почему меня потянуло взять три похожих оттенка.
— Мило. Очень мило, — сказала Мор, поигрывая завитком своих волос.
Потом ее взгляд упал на дверь, что вела в коридорчик. Изображение над дверью немало ее удивило.
— Зачем ты нарисовала глаза Амрены?
— Потому что она постоянно за всеми наблюдает, — ответила я, глядя на сверкающие серебристые глаза.
— Ее глаз мало, — усмехнулась Мор. — Нарисуй рядом и мои. Когда мужчины этого семейства заявятся сюда на недельную попойку, они будут знать, что даже здесь мы за ними следим.
— Они сбегают сюда пить?
— Раньше сбегали.
Раньше. До Амаранты.
— Каждую осень все трое забирались сюда дней на пять. Пили, охотились, снова пили, снова охотились. Когда возвращались в Веларис, вид у них был жуткий, но все радовались, как дурни на ярмарке. Теперь нам с Амреной будет спокойнее. Если троица возобновит традицию, наши глаза несколько сдержат их пыл.
Я представила всех троих подмигивающими нарисованным глазам и улыбнулась:
— А чьими это красками я распоряжалась?
— Амрены, — ответила Мор. — Однажды мы закатились сюда впятером. Ей вдруг захотелось научиться рисовать. Два дня она терзала краски и холст, потом это ей наскучило, и Амрена отправилась охотиться на здешнее зверье.
Я представила живописующую Амрену и усмехнулась. У меня на языке вертелся вопрос, и я набиралась смелости, чтобы его задать. Прошла к столу, превращенному мною в одну большую палитру, сделала вид, что смешиваю краски, и только тогда спросила:
— Есть вести от моих сестер?
Мор деловито осматривала содержимое кухонных шкафов.
— Пока нет, — обернувшись через плечо, ответила она.
Этот вопрос был прелюдией к главному:
— Как… он?
Расписывая дом, я старалась не думать о том, что бросила ослабевшего Риза и сбежала сюда.
— Поправляется. Медленнее, чем хотелось бы. Злился на меня за помощь тебе. Ничего, проглотил.
Я смешала золотисто-желтую краску, похожую на цвет волос Мор, с красной, которой рисовала иллирианские крылья. Получился яркий, живой оранжевый оттенок.
— Спасибо, что не рассказала ему, где я.
Мор лишь пожала плечами.
На кухонном столе из воздуха появился свежий хлеб, фрукты, банки с чем-то отчаянно вкусным. Только сейчас я вспомнила, что с утра ничего не ела.
— И все-таки тебе стоит с ним поговорить. Сначала пусть подергается, это ты правильно сделала, но… нужно выслушать и его.
Мор занялась приготовлениями к нашему ужину.
— У Риза на все свои причины, — продолжила она. — Мне от его наглой самонадеянности иногда хочется лезть на стенку, но интуиция его обычно не подводит. Само собой, и он делает ошибки, однако… Тебе обязательно нужно его выслушать.
Я пришла к такому же выводу, но пока молчала.
— Ты уже побывала при Дворе кошмаров? — спросила я, чтобы сменить тему.
— Побывала, — коротко ответила Мор.
— И как прошел твой визит?
Мор побледнела, что с ней бывало очень редко.
— Прекрасно. Думаю, ты догадываешься, что встреча с родителями всегда доставляет мне немало радости.
— Твой отец выздоравливает?
К оранжевой краске я добавила немного синей, напоминающей сифоны Азриеля, и мешала, пока не получился сочный коричневый цвет.
Мор невесело улыбнулась:
— Постепенно. Я могла бы продлить ему удовольствие и сломать еще несколько костей. Но увы! Мать не допускает меня в их жилище. Очень жаль.
Хищная часть моей личности была целиком на стороне Мор.
— И в самом деле жаль, — сказала я.
Я чуть разбавила коричневую краску белой и получила наконец нужный оттенок. Встав на табуретку, я начала рисовать глаза Мор.
— Скажи, а Риз часто заставляет тебя посещать Каменный город? Выдерживать пытку этими визитами?
— Едва став верховным правителем, Риз дал мне разрешение убить их всех, когда пожелаю. Я бываю там на заседаниях, а иногда просто так… чтобы не забывали. И потом, какими бы напряженными ни были отношения между дворами, я пытаюсь их поддерживать. Но если бы завтра я отправилась туда и убила родителей, Риз и глазом бы не моргнул. Это взволновало бы его ненадолго, но он остался бы доволен.
Я нарисовала один глаз и взялась за второй.
— Пусть все это было давно, я тебе очень сочувствую. Вытерпеть такое…
— Должна тебе сказать, меня и сейчас каждый визит туда вышибает из колеи.
— Кассиан ведь тоже не может им этого простить.
Еще один вопрос, будоражащий мое любопытство.
Мор пожала плечами:
— Думаю, Кассиан с наслаждением изрубил бы на кусочки весь тамошний двор, начиная с моих родителей. Возможно, когда-нибудь я сделаю ему такой подарок. На пару с Азриелем. Чудесный подарок на день солнцестояния.
Зная, что нам вряд ли скоро представится новая возможность поболтать наедине, я сказала с нарочитой небрежностью:
— Ты мне рассказывала про свою близость с Кассианом. А с Азриелем вы когда-нибудь…
— Нет. — Смех Мор показался мне чересчур резким. — После истории с Кассианом я дала себе слово не приближаться к друзьям Риза. Азриель не испытывает недостатка в любовницах. Так что не волнуйся за него. Он прячет их надежнее, чем я спрятала тебя, но они у него есть.
— Значит, если бы он когда-нибудь проявил к тебе интерес, ты бы…
— Дело не во мне, а в нем. Я могу раздеться перед ним, но он даже не шевельнется. Он будет говорить что угодно, потешаться над иллирианскими предрассудками и все такое. Понимаешь, Риз мог бы сделать его хоть принцем Велариса, Азриель все