– Как называются эти деревья? – спросила я.
– Дуб и самшит.
– «Посади в роще дуб и самшит, кто хочет жить, не будет убит», – проговорила я.
– Что это вы такое говорите? – напрягся Патриццио.
– Слова из детской считалки. Другие не помню, а эти вспомнила.
– Прямо уж! Наверняка тайный пароль! Только освободители ваши все позамерзли уже.
– Скоро и я замерзну, и вам нечего будет предоставить Святой Юстиции. Так что киньте, законолюбия ради, хоть ватное одеяло.
Мессер Патриццио не слишком любезно передал мне хлипковатое ватное одеяло. Я постаралась в него плотно закутаться.
– По какой дороге мы едем? – я снова начала пытать вопросами своего спутника.
– По казенной. Неужели вы считаете, что вас везут в столицу? Мы едем в Кастелло ди Долороза, Замок страданий, главную государственную тюрьму Старой Литании.
– Ух ты, – оптимистично шмыгнула носом я. – Респектабельно как звучит. Мелочь, а приятно.
Когда в наступающем рассвете нового дня я увидела Кастелло ди Долороза, я поняла, что мелочью тут и не пахнет.
Он занимал целый остров, меж ним и сушей были десятки миль воды, серой, холодной, свинцовой воды. Громадные стены из тесаных камней, высокие башни, никаких окон или лестниц – нечего было и думать сбежать из этого рукотворного ужаса. И найдись смельчак, что сбежит из тюрьмы, – его прикончат не стражи, его прикончит холод похлеще любой виселицы.
На берегу мы – стража, Патриццио и я – пересели в крытый баркас. Госпожа Раджина, видимо, отправилась с донесением к королю.
К холоду воздуха прибавился и холод от воды. Я, в своем праздничном платье с жестким корсажем, дрожала так, что зуб на зуб не попадал. Да, веселенько закончился для меня день рождения…
– Какое сегодня число? – спросила я Патриццио.
– Восьмое февруария.
– Как? Но ведь меня схватили пятого вечером, значит, мы столько времени уже в пути?!
– Совершенно верно, прелестная синьора. Вы почти проспали весь путь – этому способствует легкое снотворное, содержащееся в яде госпожи Раджины.
Все это время я ничего не ела и сейчас некстати ощутила жуткий голод.
– Кормить, конечно, вы меня не будете, – сказала я.
– Была забота, – и подлец Патриццио засмеялся. – Вот оформят вас как заключенную и будут паек выдавать согласно внутреннему расписанию. А до тех пор потерпите.
– Воды тоже нельзя?
– Обойдетесь. Вам теперь придется учиться обходиться малым, герцогиня. Совсем малым. Кушать вполкуска, пить вполглотка, спать вполглаза. Кастелло ди Долороза приучит вас к смирению. Вы полностью осознаете все свои ошибки, глубоко, искренне раскаетесь в них и с радостью взойдете на костер.
– Да уж, приятная перспективка вырисовывается…
Лодка причалила к берегу. Тут меня ждали еще два закованных в латы охранника. Ветер насвистывал что-то висельное, и я в своем платье промерзла до точки абсолютного нуля. Сейчас развалюсь кусками льда…
Но не вышло. Охранники взяли меня под локти и почти поволокли в темный каменный коридор. Я оглянулась – там еще было небо, вода, какие-то птицы, как символы надежды, а впереди – только тьма, камень и боль.
В глубине души я понимала, что захоти я, – и вся эта махина разлетится у меня по кирпичику и я смогу победоносно возвратиться в свой замок. Только вот не мой он теперь. И самое дорогое в нем для меня – Оливия и Сюзанна. И чтобы они не пострадали от моих выкрутасов, я должна играть свою роль. Быть обычным человеком без подозрительных способностей.
Освободив тяжелым ножом мои руки от паутины королевского следователя, меня ввели в круглый каменный зал с несколькими каменными же дверями. В центре зала стояло что-то вроде священного Градусника и светилось зеленоватым светом.
– О’кей, Система, прибыла новая заключенная.
– Отправьте на первичное рассмотрение Тройки.
– О’кей, Система, будет исполнено.
Светящийся «градусник», по-видимому, был распределительной системой заключенных. Охранники подвели меня к дверям из полированного обсидиана. Один из охранников приложил ладонь к светящемуся силуэту ладони на стене, и двери бесшумно разъехались. Мы вошли в небольшую комнату, двери затворились, и комната поехала вниз – это было видно в небольшое окошечко в стене. Мелькали полосы огней. Наконец движение прекратилось, двери разъехались, охранники стиснули мои предплечья железной хваткой, и мне оставалось только покорно идти за ними.
Это снова был коридор, облицованный черным мрамором. Каждые несколько метров стояла чаша с оригинальным светильником: тонкие, изящные палочки держат светящийся белый шар. Потом я поняла, что это не палочки. Это бронзовые изваяния лап жуков, богомолов, пауков, пчел… От этого меня почему-то затошнило, и я постаралась дышать как можно глубже, чтобы не опозориться в свой первый день пребывания в стане врага.
Двери, к которым меня привели, были выполнены в виде хитиновых надкрылий жука-носорога, изваяние его же головы нависало сверху.
– О’кей, Система, заключенная на первичное рассмотрение Тройки прибыла.
– Входите, – голос был словно из жести.
Крылья раздвинулись и сошлись снова, пропустив меня одну. Здесь меня так не боятся?
Присмотревшись, я поняла, что у моих пленителей нет никакого основания для опасений. Я стояла перед длинным столом из чистого золота, а сидели за ним гигантский таракан, огромная гусеница и муха таких размеров, что один взгляд в ее фасетчатые глаза лишал воли, силы и мужества. Я поняла, что это и есть Тройка. Кстати, все они были задрапированы белым атласом с золотой вышивкой, а на своих головах имели золотые же короны в виде цветочных венков. Да, еще перед Мухой стоял странный пузатый чайник, из которого она наливала себе в чашку душистую жидкость, Гусеница беспрестанно курила кальян, а Таракан все время разглаживал лапками свои длиннющие усы. И как бы эти монстры ни были страшны, все вышеописанное придавало им смехотворность. Словно их вытащили из каких-то сказок и сделали чудовищами против их воли.
– Пффу, – выпустила струйку дыма Гусеница. – Назови себя, человеческое существо.
– Меня зовут Люция Монтессори…
– Пффу, – перебила меня Гусеница, выпустив мощную зловонную струю прямо мне в лицо. Что она курит? Какашки ядовитого геккона? – Люция? А ты точно уверена, что тебя зовут Люция? Может быть, тебя зовут Алиса? Или когда-нибудь звали Алиса?
– Нет… сударь. Меня никогда не звали Алисой, и в этом я твердо уверена.
– Когда ображ-ж-жаешься к одному из нас-с-с-с, – прожужжала Муха. – С-с-следует с-с-соблюдать нормы этикета. Наз-з-зывай нас-с-с Ум, Чес-с-сть и С-с-справедливость.
– Да, да, да, – принялся ловить свои усы Таракан. – Я Ум. Это Честь, а это Справедливость.
– Ты опять все перепутал! – возмутилась Муха. – Сколько можно нюхать дуст! Запомни: ты – Честь.
– Ой, хорошо, хорошо, только не жужжи, от тебя голова взрывается.
– Это потому, что я Справедливость, – потерла лапки Муха. – А вот она – Ум.
– Вот и разобрались. Продолжим допрос обвиняемой. Кстати, кто-нибудь протокол ведет?
– Уже ведем ее на кол? Подождите, надо быть гуманнее… Она же человек все-таки.
– Я говорю про протокол допроса! – нервно затряс усами Таракан. – Ты, жужжалка, должна была его вести. А ты постоянно чай дуешь из самовара и плюшки прячешь от меня!
– Так, плюшки – это закрытая информация! И без намеков на мой самовар! Куплен на честно заработанные средства и в налоговую декларацию внесен. Все, хватит. Я веду протокол. Пишу. Восьмое февруария. Доставлена заключенная по имени Люция Монтессори…
– Точно не Алиса?
– Заткнись со своей Алисой! Какое вы носите звание, Люция?
– Я герцогиня Монтессори, хозяйка Кастелло ди ла Перла.
– Ага. Замужем?
– Вдова.
– Ага, ага. Муженька отравили, поэтому вас к нам доставили.
– Дустом небось травили-то, – дернул себя за ус Таракан. – Верное средство, особенно трижды очищенный, колумбайский. У меня от него аж все перемыкает, и не знаю, кто я, то ли таракан, то ли…
– Заткнись! Заткнись! Заткнись со своим дустом, достал всех уже! Заключенная, вы признаетесь, что убили своего мужа?
– Нет. Я не убивала своего мужа.
– Значит, ваш муж жив? Вы признаете это?
– Нет, мой муж мертв.
– Значит, все-таки убили! Сами или любовник ваш убил?
– Нет, не сама. И любовника у меня нет.
– Глянь, и любовника прикокнула. Просто серийная убийца какая-то.
– Я никого не убивала!!! – я заорала так, что в самоваре Мухи сама собой закипела вода, а Гусеница подавилась дымом. – Я не убийца!
– Тогда в чем тебя обвиняют? Ты давай побыстрей рассказывай, у нас пересменка скоро.
– Меня обвиняют в том, что я ведьма.
– Ой, удивила-насмешила! Да сейчас каждую вторую человеческую самку в этом обвиняют!
– Но вообще, девонька, плохи твои дела. Кто обвинение-то состряпал?
– Мой домоправитель. И помощник королевского следователя.
– У, как все серьезно. Тогда это не к нам, не к нам. Тебе надо на заседание коллегии Святой Юстиции. А мы так, по бытовухе работаем: убил-ограбил, то-се. Эй, охрана!
Вошли те самые железные молодчики.
– Отведите заключенную в коллегию Святой Юстиции. Вечно понапутают с этой бюрократией…
Меня уже уводили, как я услышала:
– Тараканище, дустом-то угости.
– То-то. Чистый, как слеза Дюймовочки!
Снова мы сели в лифт, и в его окошке замелькали огоньки. Мы ехали вниз. Становилось холоднее. Сжечь они меня не успеют, а вот заморозить – легко!
Двери, перед которыми мы теперь остановились, изображали гигантского золотого жука-скарабея, в передних лапках держащего солнце, инкрустированное миллионом алмазов. Значит, за столь роскошными дверями находился кто-то действительно… масштабный, и я готовила себя к самому худшему.
Двери-надкрылья въехали в пазы в стенах, охранники снова остались снаружи, и я пошла вперед, дрожа и от холода, и от истощения. Дорого бы я сейчас дала за пирожок с капустой! Или мясной рулет. Или оливье… Так, стоп, Люция, сейчас ты узришь таких монстров, которые навсегда отобьют у тебя аппетит.