А еще у нас бывали концерты. Чтобы нам не было скучно, чтобы мы не предавались плохим мыслям, к нам приезжали певцы и музыканты, а еще поэты. К тому же сама доктор умела изумительно петь. Когда она пела, мы про все забывали и словно теплые волны качали тебя в колыбели.
Сегодня тоже должен быть концерт. Я очень радовалась, разгладила свою пижаму и надела венок из одуванчиков. И первой заняла место в зале. Потом туда пришел Ольха.
Ольха был хорошим, мирным парнем, но иногда он начинал считать себя деревом, закапывал ноги в землю и размахивал руками, как ветвями. Тогда его выкапывали, привозили в Лечебницу и делали спецкурс уколов и капельниц.
Сейчас Ольха чувствовал себя хорошо. Он был парадно одет, глаженые пижамные брюки, чистые тапочки, а главное – его любимый свитер. На коричневом фоне свитера были вывязаны зеленые листики, и Ольха впрямь напоминал дерево.
– Джейн, здравствуй, – сказал Ольха. – Рад тебя видеть. Можно я сяду рядом?
– Конечно.
Это у нас ритуал. Мы же больные люди, и может, кому-то хочется побыть в уединении, защитить свое личное пространство. Поэтому мы обязательно спрашиваем.
– Ольха, ты сегодня очень красивый.
– Ты тоже, Джейн. Когда ты попала к нам, то была лысая, а теперь у тебя волосы до плеч, так красиво. И венок – удивительная красота. Тебе нравятся одуванчики?
– Да, очень-очень.
– Они сейчас цветут в саду, ведь сейчас весна.
– Я не хочу идти в сад.
– Да, Джейн, я знаю, ты только не волнуйся. Ты не волнуешься? Не нервничаешь? Может быть, пригласить нянечку?
– Что ты, Ольха. Я совсем спокойна. Я очень хочу смотреть концерт. И мне нравится, что ты рядом.
– Давай возьмемся за руки и так будем чувствовать себя сильнее, как учила госпожа Глоссария.
– Давай.
Мы взялись за руки и стали ждать концерта.
Тут отворилась дверь, и стали приходить другие пациенты. Смерть намазалась так, что мел от нее летел, как облако. Из девушек еще пришли Анна, Наташа и Лиза – я их знала, но мало, мы почти не общались. Пришли нянечки, среди них самая моя любимая – Люсечка, светловолосая и похожая на солнышко. Или на одуванчик.
Все чинно расселись, и тогда в зал вошла дама в красивом платье.
– Добрый день, дорогие друзья! Сегодня перед вам выступим мы – группа «Экспромт». Среди нас музыканты, певцы и поэты. И сначала я бы хотела сыграть для вас произведение Людвига ван Бетховена «К Элизе».
Дама села за фортепьяно, и полились нежные звуки. Я никогда не знала, кто такой Бетховен, и этой музыки никогда не слышала, но она так утешала сердце!
Когда дама закончила, мы все захлопали в ладоши.
– А теперь я сыграю вам «Баркаролу» композитора Чайковского.
Это тоже было мне незнакомо, но от красоты мелодии защипало в глазах. Ольха как-то почувствовал это и легонько сжал мою руку.
Мы долго аплодировали музыкантше, а потом вышла ведущая и сказала, что сейчас свои стихи прочтет поэтесса Ники Перова.
При словах «стихи» и «поэтесса» что-то опять дрогнула в душе. Как будто я вспоминала давно ушедший сон.
Ники вышла вперед, поклонилась и сказала:
– Мои дорогие! Стихи у меня скромные, но я надеюсь, что вам они понравятся.
Мы предупредительно похлопали.
Подарите мне время счастливых билетов,
Чтоб сбывались мечты не рожденные в нем,
Ароматы багульника и бересклета,
И закат, полыхающий алым конем.
Подарите мне время, как барскую шубку,
Как великую роскошь с чужого плеча.
Я ведь знаю, что жизнь – это вовсе не шутка,
Просто я научилась об этом молчать.
Подарите мне… ах! Ну тот самый билетик,
Где все звезды сошлись роковой полосой,
Где обнимет за плечи и скажет «Приветик»
Вечно юная фея с седою косой.
Билетик… Перчатки. Длинные атласные перчатки… Опера. Я в опере. Огромное пространство бархата и позолоты. Смейся, паяц, над разбитой любовью…
Вот откуда это у меня в голове, а? Я что, бывала в опере?
Нас вывез туда… Кого нас? Кто вывез?
Ничего не вспоминается.
Поэтесса приготовилась читать другое стихотворение.
Одуванчики. Одуванчики.
Я сижу на белом диванчике
И смотрю на листья кленовые:
Слева – старые, справа – новые.
А в палате больничной – радуга.
И возможно, я здесь ненадолго,
И недуги смешными кажутся,
Коль орешник пыльцою мажется.
А медсестры все – сплошь березками.
Свет ползет по земле бороздками
И ложится на плечи крыльями,
Чтобы мы оставались сильными,
Чтобы оставались светлыми,
Одному лишь Богу приметными,
Чтобы встретить в райском туманчике
Одуванчики, одуванчики.
Во мне все словно взорвалось от этого стихотворения!
– Одуванчики! Я вспомнила, кто я! Любовь пахнет одуванчиками! Маттео – мой возлюбленный!
Я бросилась к поэтессе и принялась ее трясти:
– Я Люция Веронезе, я Люция!
Немедленно подбежали две санитарки, одна аккуратно сделала мне успокоительный укол, и обе они помогли мне добрести до кровати и рухнуть на нее.
– Слава богу, – сказала одна из них. – Девочка вспомнила себя!
– Ну, сейчас пока отдыхает, а то это воспоминание слишком навалилось на нее.
Я спала безо всяких снов, как бывает после снотворного. Проснувшись, долго и бессмысленно глазела в потолок. А потом вспомнила.
Я – Люция Веронезе!
У меня есть имя и фамилия, а значит, дом, родственники, какие-то документы. Из больницы известят их, что нашлась, ведь меня наверняка ищут!
Тут я села, но все поплыло перед глазами, и мне опять пришлось лечь. Открылась дверь, и вошла доктор Фролова.
– Люция, – склонилась она надо мной. – Твое имя – это все, что ты пока помнишь?
– Да.
– Не волнуйся по этому поводу. Память к тебе вернется. А мы по общекомпьютерной земной базе будем искать твоих родственников.
– На какой я планете нахожусь?
– Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь. Ты подтруниваешь, Люция? Хочешь сказать, что не с этой планеты?
– Да!
– Но тогда как ты попала сюда?
– Это перемещение. Меня кто-то переместил, и я не знаю зачем.
– Люция, боюсь, ты немного не в себе. Сейчас тебе сделают еще один укол, ты поспишь, а потом поговоришь с психологом.
– Хорошо.
Я закуталась в одеяло и провалилась в сон.
Во сне мне виделись одуванчики, каждый размером с хорошего быка. Они божественно пахли, я гуляла среди этого одуванчикового леса и наслаждалась красотой и негой. И вдруг я увидела Маттео, потому что любимых узнаешь всегда, как бы они ни выглядели. И гигантский таракан, выползший передо мной на дорожку, был не кем иным, как Маттео.
– Здравствуй, Маттео, – сказала я. – Я все равно тебя люблю, даже такого!
– Это она сделала со мной!
– Кто?
– Злая сущность. Хелена. Она просто хотела отомстить тебе. Тебе надо вернуться!
– Но как?
– Там у вас есть девушка, которая рисует мелками. Попроси ее нарисовать для тебя белую дверь.
– Хорошо.
– А теперь спи.
– Но я и так сплю.
– Это не совсем сон…
– Понимаю.
Одуванчики растаяли.
Проснувшись на следующее утро, я еще до того, как нам стали делать уколы, сунулась в палату Смерти.
– Послушай!
– Ну.
– Я тебя никогда ни о чем не просила, но мне очень нужно, чтобы ты нарисовала мне белую дверь.
– Все просят нарисовать белую дверь, а ты возьми и купи слона, – ляпнула она, но глаза были острыми, все понимающими.
– Уходишь к себе?
– Да.
– Возьми меня с собой. Это условие.
– Хорошо.
– Кстати, меня зовут Людмила.
– Это то же, что и Люция.
– Так что мы тезки. А теперь надо спешить.
Людмила открыла новую коробку с мелками и на свободной стене принялась рисовать. И линии, которые она проводила, все больше и больше наливались светом. Когда она закончила, дверь сияла, как солнечный зайчик.
– Вперед, – воскликнула Людмила, и мы распахнули дверь…
Пространство шло сквозь нас словно воздушные стрелы, но мне было не страшно. У меня была тезка, а еще я знала, что куда бы ни шла, я найду свою Оливию.
Память моя была остра как никогда.
Путь наш окончился на голубятне. Пустой.
– Где мы? – спросила Людмила.
– Тезка, разберемся по дороге. Вот кого бы я сейчас хотела встретить, так это мессера Софуса!
– Дорогуша, я не очень люблю голубятни, да еще вас никто не ждет, так что приглашаю в мой дворец.
– Какого черта лысого вы умеете так вовремя появляться, мессер Софус?
– Люция, я отрежу твой ругаческий язык и вставлю пластиковый. У нас мало времени. Система охраны планеты уже зафиксировала вторжение.
– А…
– Люция, вы в моих лапах. Вперед!
Я люблю оказываться в лапах мессера. Обязательно потом будет жареная индейка и винишко.
Мы стояли в зале цвета бордо. Позолоченная мебель, роскошные портьеры при полном отсутствии окон.
– Мессер, это ваше жилище?
– Много чести, Люция. Это гостевой переходник. А теперь давайте с вами разбираться.
Прежде всего он протянул лапку Людмиле:
– Вы великая художница в будущем, я его видел. Но заранее ничего не буду говорить.
– А я? – спросила я. – Кто я? У меня никогда не было родного дома, если только на планете Нимб. Но его я не помню. Куда мне теперь деваться?
Мессер Софус расхохотался:
– Передо мной сидят две будущие звезды и распускают нюни!
– Какие же мы звезды?
– Сверхновые! Да, предвижу ваше удивление, но должен раскрыть секрет: вы не всегда были людьми. Вы были звездами. Потом вы погасли, но то, как вы вели себя в людском обличье, снова наполнило вас светом. Возьмите друг друга за руки. Я покажу вам, кто вы…
Мы повиновались.
И это была такая вспышка!
Мы сияли, как два алмаза на бархатной ткани! Свет от нас был так силен, что шел по Вселенной долгие миллиарды световых лет. Мало того. Этот свет исцелял Вселенную, уничтожал черные дыры, обитателям разных миров нес радость и благополучие.