Тут было лучше, подумал Шаол. Они ехали на север, уже обогнув край клыков справа от них, чтобы быть не заметными для разведчиков Эравана.
— У нас выходной день, — сказал Шаолу один из диких людей — Кай. День был необычно солнечным и тёплым. — Сегодня вечером мы отправимся в лагерь к югу от Северного Клыка, а завтрашний поход уже приведет нас к Впадине.
Была еще одна причина, по которой дикие люди вступили в союз с ними, за пределами территории, которую они собирались получить. Весной этого года, когда они охотились на ведьм — целые их кланы и лагеря стали местом побоищ, а после и кровавым месивом. Многие были превращены в золу, и немногие выжившие шептали о темноволосой женщине с нечестивой силой. Шаол был готов поспорить, что это был Кальтэна, но решил не рассказывать диким людям о том, что она уже мертва. Её убили, ну или сожгли, он и сам не знал точно. Сейчас эти сведения не имеют никакого значения. Из двухсот или около того диких людей, которые присоединились к их армии с тех пор, как они покинули Аньель, все шли в Ферианскую Впадину, чтобы отомстить ведьмам. И не только. Они шли на Морат.
Шаол воздержался от упоминания, что он сам убил одного из этих людей почти год назад. Казалось, прошли десятки лет с того времени, как он убил Кейна, в момент последнего поединка с Аэлиной… Селеной. До Ильмаса оставалось всего несколько недель — если они выживут в ближайшие дни, то вполне смогут отпраздновать его. Шаол чуть ускорился, чтобы сравняться с довольно худым, бородатым мужчиной, который в отличие от своих соплеменников пользовался острым умом и понимающими глазами, при отсутствии громады мускулов.
— Есть ли здесь место, где сегодня ночью сможет спрятаться такая большая армия?
Кай, так звали мужчину, покачал головой.
— Не близко. Сегодня вечером мы будем рисковать больше всего.
Взгляд Шаола переместился на дальние ряды целителей, туда где ехала Ирэн. Целители всю дорогу следили за солдатами, помогали раненым или больным, давая тем самым армии шанс двигаться быстрее. Он не видел ее с тех пор, как они проснулись и двинулись в путь, но он знал, как она проводила это путь и чем занималась, исцеляла. Боль в позвоночнике становилась больше и невыносимее с каждым часом.
— Возможно, стоит помолиться. — пробормотал Шаол, поворачивая голову к возвышающимся перед ними горами.
— На этих землях нет богов. — это были последние слова Кая перед тем, как он развернул лошадь и отъехал к группе своих людей.
Место Кая сразу же заняла другая лошадь. Немного повергнув голову Шаол обнаружил, что на этой лошади гордо и непринужденно восседала Аэлина. На её плечах лежал плотный и простой с виду плащ с меховой подкладкой, а рука девушки свободно лежала на рукояти Златинца. Гавриэль ехал немного позади нее, Фенрис рядом с ним. Один следил за западными равнинами; другой следил за плотной стеной вершин справа от них. Тем не менее оба златоволосых мужчины-фэ молчали, когда Аэлина нахмурилась, глядя на исчезающую фигуру Кая.
— Этот человек обладает редким талантом к драматургии, он бы легко нашёл себе место в театре Рафтхола.
— Какая невероятная похвала, давненько от тебя такого не слышал.
Она подмигнула ему, поглаживая пальцем рубиновый камень Златинца. Камень, казалось, вспыхнул в ответ на ласки.
— Я всегда узнаю родственный дух подобного себе.
Несмотря на возможно смертельную битву, которая ждала их впереди, Шаол усмехнулся.
Но затем Аэлина сказала:
— Рован и остальные копили свою магию в течении последних нескольких дней. — она кивнула через плечо Фенрису и Гавриэлю, а затем в том направлении, где ехал Рован во главе всей армии, серебряные волосы Принца-Фэ как будто бы светились, затмевая собой блеск снега вокруг. — Я тоже. Так что мы позаботимся о том, чтобы ничто не навредило этой армии сегодня вечером.
Знающий и понимающий взгляд был кинут на повозки целителей.
— Некоторые… части будут особенно сильно охраняться.
Шаол кивнул в знак благодарности. Если бы Аэлина могла использовать свои силы, а ее спутники владели ими, это сделало бы сражение намного, намного легче. Драконы, возможно, даже не смогут подойти достаточно близко, чтобы добраться до их солдат, если Аэлина сможет взорвать их прямо в небесах, ну или Рован сможет сломать их крылья сильным порывом своего холодного ветра. Или просто полностью вырвать воздух из их легких. Он видел достаточно много тренировочных поединков между Фенрисом и Гавриэлем в Аньеле, чтобы знать, что даже без особой магии они будут невероятно смертельными. А Лоркан… Шаол не смел посмотреть через плечо туда, где ехали Лоркан и Элида. По жилам этого война текла тёмная магия. Магия Смерти, и Шаол не горел желанием когда-либо столкнуться с этой силой в бою.
Аэлина лишь легонько кивнула и, потянув за поводья лошади, медленно отъехала к Ровану, а рубин в рукояти меча продолжать сиять как маленькое солнце. Фенрис последовал за ней, охраняя спину своей королевы даже среди союзников.
А вот Гавриэль в свою очередь остался, направляя своего коня рядом с Фарашей и Шаолом. Черная кобыла поглядела на мрачного воина, и лишь фыркнула, но не стала его кусать. Слава богам. Лев слегка улыбнулся ему.
— У меня не было возможности поздравить вас. А ведь такое счастливое событие.
Странные слова для воина, учитывая, что они едва говорили вне советов, но Шаол склонил голову.
— Спасибо.
Гавриэль смотрел на снег и горы — на далекий север, говоря при этом немного отстранёно.
— Цените то, что получите. Я не ценил и потерял, всё ещё корю себя. Упустил драгоценное время. Не увидел, как мой сын превращается в мужчину.
Шаол подумал об этом — о жизни, растущей в утробе Ирэн, о ребенке, которого они воспитают. Мысль о том, что Гавриэль не испытал.
— Мне жаль. — это было единственное, что он мог сказать.
Гавриэль покачал головой, его золотисто-коричневые глаза сияли, а волосы заблестели на слепящем солнце.
— Я не заслуживаю и не требую сочувствия. — Лев посмотрел на него, и Шаол почувствовал на себе вес каждого из столетий Гавриэля. — Но лучше рассказать вам то, что вы, возможно, уже знаете: наслаждайтесь каждым моментом.
— Да. — если он переживет эту войну, он будет. Каждую чертову секунду. Гавриэль легонько тряхнул поводья, намереваясь отвести свою лошадь назад к своим спутникам, но Шаол сказал:
— Я предполагаю, что Эдион не позволил вам легко появиться в его жизни.
Серьезное лицо Гавриэля напряглось.
— У него имеются все основания на такое поведение.
И хотя Эдион был сыном Гавриэля, Шаол сказал:
— Я уверен, что вы уже знаете это, но Эдион столь же упрям и горяч, как она. — он дернул подбородком в сторону Аэлины, которая теперь уехала вперед перед этим сказав что-то Фенрису, Рован рядом… хихикнул, а Фенрис рассмеялся в голос. — Аэлина и Эдион могли бы быть близнецами.
Гавриэль не остановил его, но Шаол видел как пелена грусти затянула глаза Льва.
— Они оба часто говорят одно, но думают совершенно другое. А потом отрицают это до последнего вздоха. — Шаол покачал головой. — Дай Эдиону время. Когда мы доберемся до Оринфа, готов поспорить, что Эдион будет безмерно рад видеть всех, и вас в том числе, даже если не покажет этого.
— Я возвращаю его королеву и еду с армией. Я думаю, он был бы рад увидеть даже своего самого ненавистного врага, если бы они сделали тоже самое. — теперь уже беспокойство плескалось в глазах Гавриэля. Никто не знал как обстоят дела на Севере, кто жив, а кого придётся оплакивать.
Шаол напрягся.
— Мой отец ублюдок, — тихо сказал он. — Он никогда не считался с моим мнением. Он ни разу не задал себе вопрос, которым сейчас мучаетесь вы. — сказал Шаол с толикой ненависти в голосе. — Он никогда не пытался сделать хоть что-то для семьи и никогда не беспокоился. В этом разница.
— Если Эдион решит простить меня…
— Он простит, — уверенно сказал Шаол.
Если нет, то он сам заставит Эдиона это сделать.
— Почему вы так уверены в этом?
Шаол тщательно обдумал свои слова, прежде чем снова встретился с пронзительным взглядом Гавриэля и заговорить.
— Потому что вы его отец, — просто ответил он. — В глубине души он уже простил вас, и чтобы не было между вами сейчас, он простит, как только признаётся самому себе. — вот он, его собственный тайный позор, все еще воюющий внутри него после всего, что сделал его отец. Даже после сундука, полного писем его матери. Ведь сам Шаол непростительно оступился и до сих пор корил себя за слабость. — А Эдион наконец поймет, что вы пошли спасать Аэлину не ради нее или Рована, а ради него. И что вы остались с ними и идете с этой армией ради него тоже.
Лев отвернулся смотря на север, при этом сверкая глазами.
— Я надеюсь, что вы правы. — никаких попыток отрицать — ведь всё, что Гавриэль сделал и сделает, было только для Эдиона. То, что он идет на север, в настоящий ад, для Эдиона. Воин снова чуть пришпорил коня, начиная обгонять Фарашу. Но Шаол вдруг обнаружил, что говорит то, что должно было остаться в мыслях.
— Я бы хотел, чтобы вы стали моим отцом. Но мне не повезло.
Удивление и что-то гораздо более глубокое пронзили лицо Гавриэля. Он сглотнул и татуировка на его короче чуть сморщилась.
— Спасибо. Возможно это наша участь, никогда не иметь отцов, но надеяться на то, что они превзойдут себя и станут лучше, а их недостатки исчезнут.
Шаол воздержался от того, чтобы сказать Гавриэлю, что его уже более чем достаточно.
Гавриэль тихо продолжил:
— Я постараюсь быть достойным моего сына.
Шаол собирался пробормотать, что Эдиону лучше посчитать Льва достойным, но его прервали две образовавшиеся в небе фигуры. Большие, темные и быстро движущиеся. Шаол схватился за лук, перекинутый через его плечо, когда солдаты закричали, а собственный лук Гавриэля уже был направлен в небо.