Внизу пропадали все ее друзья. Вся ее семья.
Далеко за рекой неясные очертания странного существа были единственным, но очень важным признаком того, что Лисандра все еще жива.
А что же с Эдионом?
Так они и стояли на балконе башни: Эванджелина и Дэрроу. Последний вспоминал про себя все известные ему молитвы.
Глава 87, часть 1
Даже двигаясь быстро, насколько это было возможно, армия кагана была слишком медленной. Слишком медленной и слишком большой, чтобы вовремя добраться до Террасена.
На той неделе, когда они продвигались на север, Аэлина попросила у Задубелого леса, Маленького Народца и Брэннона прощения, и сократив путь через лес они только сейчас приближались к Эндовьеру, а граница находилась всего в нескольких километрах от него. Оттуда, если им повезет, придется идти еще десять дней до Оринфа. И, вероятно, наступит катастрофа, если Морат поднимет войска, оставшиеся в Перранте, после захвата города.
Поэтому они решили обойти город по его западному склону, обходя горы Перранта, а не переходя в низменности, чтобы облегчить путь по земле. Используя Задубелый лес как прикрытие, они могли бы подкрасться к Морату в Оринфе.
Если что-нибудь останется от Оринфа к тому времени, как они прибудут. Они все еще были слишком далеко, чтобы всадники могли пойти в разведку и им не встретился ни один посланник. Даже дикие люди Клыков, которые остались с ними и поклялись идти к Оринфу, чтобы отомстить за своих родственников, не знали более быстрого пути.
Аэлина старалась не думать об этом. Или о Маэве и Эраване, где бы они ни были. Что бы они ни планировали.
Эндовьер, единственный пост цивилизации, который они видели за неделю, станет их первой остановкой с тех пор, как они покинули Ферианскую Впадину.
Она тоже старалась не думать об этом. О том, что они будут проходить через Эндовьер завтра или послезавтра. Что она увидит те серые горы, в которых были соляные шахты.
Будет лежать на животе на ее койке — нет смысла заставлять кого-то ставить королевскую кровать для нее и Рована, когда они двинуться через несколько часов. Аэлина поморщилась от жгучей боли на спине.
Звон инструментов Рована и треск жаровни были единственными звуками в их палатке.
— Будет готово сегодня вечером? — спросила она, когда он сделал паузу, чтобы окунуть иглу в горшок с соляными чернилами.
— Если ты перестанешь говорить, — ответил он сухо.
Аэлина раздраженно поднялась на локтях и посмотрела на него через плечо. Она не могла увидеть, что он писал, но знала татуировку. Точная копия того, что он написал ей на спине этой весной, истории ее близких и их смерти, написанные там, где были ее шрамы. Именно там, где они были, как будто он запечатлел их в памяти.
Но сейчас там была еще одна татуировка. Татуировка, которая растянулась на ее плечах, как пара расправленных крыльев. Набросок, который он сделал для нее.
История о них. Роване и Аэлине.
История, которая началась в ярости и скорби и стала чем-то совершенно другим.
Она была рада, что он делает это. На счастье.
Аэлина положила подбородок на руки.
— Мы скоро будем рядом с Эндовьером.
Рован возобновил работу, но она знала, что он слушал каждое слово, продумывая ответ.
— Что ты хочешь с ним сделать?
Она вздрогнула от боли на особенно чувствительном месте возле позвоночника.
— Сжечь дотла. Превратить горы в руины.
— Хорошо. Я тебе помогу.
Легкая улыбка изогнула ее губы.
— Легендарный воин-принц не посоветует мне избегать неосторожного расхода моих сил?
— Легендарный принц-воин скажет тебе, чтобы ты продолжала идти, но если уничтожение Эндовьера поможет, то он будет рядом с тобой.
Аэлина замолчала, а Рован продолжал работать еще несколько минут.
— Я не помню, чтобы татуировка была такой длинной в последний раз.
— Я сделал улучшения. И ты получишь совершенно новую татуировку.
Она хмыкнула, но больше ничего не сказала.
Рован продолжал работать, вытирая кровь, когда это было необходимо.
— Не думаю, что смогу, — выдохнула Аэлина. — Я не думаю, что смогу даже смотреть на Эндовьер, не говоря уже о том, чтобы уничтожить его.
— Ты хочешь, чтобы я сделал это? — спокойный вопрос воина. Она знала, что он сделает. Если она попросит его, он полетит в Эндовьер и превратит его в пыль.
— Нет, — призналась она. — Надзиратели и рабы все равно ушли. Там некого уничтожать и спасать некого. Я просто хочу пережить это и никогда не думать об этом снова. Это делает меня трусихой?
— Я бы сказал, что это делает тебя человеком. — пауза. — Или чем-то похожим из сказки для Фэ.
Она нахмурилась на свои переплетенные пальцы под подбородком.
— Кажется, в эти дни я больше Фэ, чем все остальное. Я даже иногда забываю — когда в последний раз я была в своем человеческом теле.
— Это хорошо или плохо? — его руки не дрогнули.
— Я не знаю. Я человек, в глубине души, чепуха про Фэ — в сторону. У меня были человеческие родители, и их родители были в основном, хм… людьми, и даже при том, что линия Мэбы идёт уже давно… Я человек, который может превратиться в Фэ. Человек, который носит тело Фэ. — она не упомянула бессмертную продолжительность жизни. Не тогда, когда у них еще столько было впереди.
— С другой стороны, — возразил Рован, — я бы сказал, что ты человек с инстинктами Фэ. Возможно, их больше, чем человеческих. — она почувствовала, как он ухмыльнулся. — Собственница, доминирующая, агрессивная…
— Твои навыки, когда дело доходит до комплимента женщинам, не имеют аналогов.
Его смех прошелся горячим воздухом вдоль ее позвоночника.
— Почему ты не можешь быть человеком и Фэ? Зачем вообще выбирать?
— Потому что люди, кажется, всегда требуют, чтобы ты был тем или иным.
— Ты никогда не заботилась об этом, и наплевать на то, что требуют другие люди.
Она слегка улыбнулась.
— Правда.
Она стиснула зубы, когда его игла пронзила ее позвоночник.
— Я рада, что ты здесь — что я увижу Эндовьер с тобой.
Перед лицом той части ее прошлого, этих страданий и мучений, она еще не могла присмотреться к последним нескольким месяцам.
Его инструменты, ноющая боль остановились. Затем его губы коснулись ее позвоночника, прямо над началом новой татуировки. Та же самая татуировка, которую он наносил Гавриэлю и Фенрису на спину последние несколько дней, где бы они ни остановились на ночь.
— Я тоже рад быть здесь, Огненное Сердце.
Однако, как долго боги это позволят?
…
Элида плюхнулась на койку, тихо застонав, наклоняясь, чтобы развязать шнурки своих ботинок. Целый день помогать Ирэн в повозке оказалось нелегким делом, и перспектива втирать мазь в лодыжку и ступню казалась ничем иным, как божественной благодатью. По крайней мере, эта работа не давала времени, чтобы подумать: что она сделала с Верноном, что случилось с Перрантом, что их ожидало в Оринфе и что они могли сделать, чтобы победить армию.
Лоркан только смотрел с койки напротив нее, в его руках была половина яблока.
— Ты должна отдыхать чаще.
Элида отмахнулась от него, сдернула сапог, затем носок.
— Ирэн беременна и рвется помогать каждый час или около того. Если она не отдыхает, я не собираюсь.
— Я не совсем уверен, что Ирэн полностью человек. — хотя голос был грубым, в глазах Лоркана вспыхнул смех.
Элида вытащила банку с мазью из кармана. Эвкалипт, сказала Ирэн, называя растение, о котором Элида никогда не слышала, но чей запах — острый и в то же время успокаивающий — ей очень нравился. Под острой травой лежали лаванда, розмарин и что-то еще, смешанное с непрозрачным, бледным линиментом.
Шелест одежды, и затем Лоркан опустился перед ней на колени, держа ногу Элиды в руках. На самом деле, почти поглотив руками.
— Позволь мне, — предложил он.
Элида была настолько ошеломлена, что действительно позволила ему вынуть банку из ее рук, и молча наблюдала, как Лоркан опускает пальцы в мазь. А затем, как он втирает ее в лодыжку.
Его большой палец встретил место на ее лодыжке, где кость прижалась к кости. Элида издала стон. Он осторожно, казалось, почти благоговейно начал ослаблять боль.
Эти руки прошли свой путь через королевства. Были в шрамах, доказывая это. И все же он держал ее ногу, как будто это была маленькая птичка, как будто это было что-то… священное.
Они не делили кровать — не тогда, когда эти кроватки были слишком маленькими, и Элида часто теряла сознание после обеда. Но они разделили эту палатку. Он был осторожен, возможно, слишком осторожен, думала она иногда, чтобы обеспечить ей уединение при переодевании и купании.
В самом деле, в углу палатки парила ванна, сохраняющая тепло любезно предоставленное Аэлиной. Благодаря ей, во многих банных палатках было тепло, вечная благодарность как королевских, так и пеших воинов.
Чередуя длинные поглаживания с маленькими, Лоркан медленно успокаивал боль в ноге. Казалось, будет делать это всю ночь, если она этого пожелает.
Но она не хотела спать. И каждое прикосновение его пальцев на ее ноге заставляло ее продолжать сидеть, что-то согревало ее.
Его большой палец прошел вдоль ее стопы, и Элида действительно издала тихий шум. Не от боли, а…
Жар вспыхнул на ее щеках. Стал теплее, когда Лоркан посмотрел на нее из-под ресниц, искра озорства освещала его темные глаза.
Элида немного смутилась. Затем ударила его по плечу. Твердые мускулы поприветствовали ее.
— Ты сделал это нарочно.
Все еще не сводя с нее взгляда, единственным ответом Лоркана было повторение движения.
Хорошо — это было так чертовски хорошо…