После обеда она увидела Элиду справа от себя, молча ехавшую под деревьями. Выглядевшую лучше, чем когда она видела девушку раньше. Румянец был на ее щеках.
У Аэлины было ощущение, что она точно знает, откуда этот румянец, что если она оглянется туда, где ехал Лоркан, она увидит его с довольной, чисто мужской улыбкой.
Но слова Элиды были совсем не словами влюбленной девушки.
— Я не думала, что смогу снова увидеть Террасен, как только Вернон заберет меня из Перранта.
Аэлина моргнула. И даже румянец на лице Элиды исчез, а губы сжались.
Из всех них только Элида видела Морат. Жила там. Выжила там.
Аэлина сказала:
— Было время, когда я думала, что никогда больше не увижу его.
Глаза Элиды стали беспокойными.
— Когда ты была ассасином или когда ты была рабом?
— Обеими. — и, может быть, Элида подошла к ней просто, чтобы заставить ее поговорить, но Аэлина объяснила:
— Когда я была в Эндовьере, это была пытка другого рода, когда я знала, что дом находится всего в нескольких километрах. И что я не смогу увидеть его в последний раз перед своей смертью.
Темные глаза Элиды сияли пониманием.
— Я думала, что умру в этой башне, и никто не вспомнит, что я существовала.
Они обе были пленницами, рабами — в своем роде. У них были изношенные кандалы. И их шрамы.
Или у Элиды. Отсутствие их на Аэлине все еще разрывало ее, отсутствие, о котором она никогда не будет сожалеть.
— Мы сделали это в конце концов, — сказала Аэлина.
Элида протянула руку, чтобы сжать руку Аэлины.
— Да, мы сделали это.
Даже если бы она теперь хотела, чтобы это закончилось. Все это. Каждое ее дыхание ощущалось подавленным этим желанием.
После этого они продолжили идти, и как раз когда Аэлина заметила развилку дороги — перекресток, который приведет их к соляным шахтам, — с ракинов раздался предупреждающий крик, поднявшийся вдоль края между лесом и горами.
Аэлина немедленно вытащила Златинец. Рован вооружился рядом с ней, и вся армия остановилась, пока они осматривали лес, небо.
Она услышала предупреждение, когда мимо пролетела темная фигура, такая большая, что она затмила солнце над пологом леса.
Виверна.
Луки застонали, и лучники помчались мимо, преследуя эту виверну. Если разведчик из Железнозубых заметил их…
Аэлина подготовила свою магию. Виверна наклонилась к ним, едва различимая сквозь решетку ветвей.
Но тогда вспыхнул огонь. Безобидный.
Не огонь. А лед, мерцающий и вспыхивающий, прежде чем он превратился в пламя.
Рован тоже его узнал. И приказал остановить стрелы.
Это не Аброхас приземлился на перекрестке. И не было никаких признаков Mаноны Черноклювой.
Свет снова вспыхнул. А затем Дорин Хавильярд стоял там, его плащ и штаны были испачканы и изношены.
Аэлина поскакала по дороге к нему, Рован и Элида были рядом с ней, остальные за их спинами.
Дорин поднял руку, его лицо было мрачным, как смерть, даже когда его глаза расширились при виде ее.
Но Аэлина почувствовала их.
То, что принес Дорин.
Ключи.
Все три.
Глава 88
Рука и ребра Эдиона были в огне.
Хуже, чем жгучая жара костров, хуже, чем любой уровень горящего царства Хэлласа.
Он пришел в сознание, когда целитель наложила первый стежок. Она предложила закусить небольшой кусочек кожи, а вокруг все кричало от боли, пока она зашивала его.
К тому времени, как она закончила, он снова потерял сознание. Он проснулся через несколько минут, по словам солдат, которым было поручено проверить не умер ли он, и обнаружил, что боль немного ослабла, но была все еще достаточно большой, чтобы не использовать меч. По крайней мере, пока кровь Фэ не исцелит его — быстрее, чем смертные.
То, что он не умер от потери крови и мог попытаться пошевелить рукой, а потом даже с доспехами ввалился на улицы города, направляясь к стене, было благодаря крови Фэ. Да, от матери, но больше от отца.
Слышал ли Гавриэль за морем или там, куда его привела охота за Аэлиной, что Террасен вот-вот падет? Волновало ли это его?
Это не имело значения. Даже если бы часть его хотела, чтобы Лев был здесь. Рован и другие, конечно, но постоянное присутствие Гавриэля было бы бальзамом для этих людей. Возможно, и для него.
Эдион стиснул зубы, покачиваясь, поднялся по кровавой лестнице к городским стенам, уклоняясь от тел людей и Валгов. Час — он был без сознания час.
Ничего не изменилось, Валги все еще кишели на стенах и на обоих западных и южных воротах; но силы Террасена сдерживали их. В небе число Крошанок и Железнозубых уменьшилось, но не намного. Тринадцать были далекой, злобной группой, разрывавшей на части тех, кто вставал на их пути.
А внизу у реки… красная кровь запачкала снежные берега. Слишком много красной крови.
Он споткнулся, на мгновение упустив из виду реку, в то время как на солдат надвигались Валги. Когда они прошли, Эдион едва мог дышать, осматривая обагрённые кровью берега. Солдаты лежали мертвыми повсюду, но здесь. Ближе к городским стенам, чем он предполагал.
Белая в отличии от снега и льда, она все еще держалась. Кровь текла по ее бокам. Красная кровь.
Но она не отступила в воду. Держалась на месте.
Это было глупо — ненужно. Устроить им засаду было бы гораздо эффективнее.
Тем не менее, Лисандра сражалась, ломая хвостом позвонки, а гигантская пасть отрывала головы, прямо там, где река изгибалась мимо города. Тогда он понял, что что-то не так. Не только из-за крови на ней.
Знал, что Лисандра знала, что-то, что не знали они. И, удерживая их на месте, она пыталась подать сигнал на стены.
Его голова кружилась, руки и ребра пульсировали, Эдион осматривал поле битвы. На нее напала группа солдат. Удар ее хвоста сломал копья и их хозяев вместе с ними.
Но другая группа солдат пыталась пройти мимо нее, на берег реки.
Эдион увидел то, что у них было и что они пытались пронести и выругался. Лисандра разбила один баркас своим хвостом, но не смогла добраться до второй группы солдат — с другим.
Они достигли ледяной воды, поплыли на лодках и Лисандра рванулась. Как раз в то время, когда ее окружила другая группа солдат, столько копий и пик, что у нее не было выбора, кроме как встретиться с ними. Позволяя лодке и солдатам, несущим это, проскользнуть мимо.
Эдион отметил, куда направляются эти солдаты, и начал кричать распоряжения. Его голова кружилась от каждого приказа.
Лисандра пробиралась к реке через туннели, на её стороне был элемент неожиданности. Но это также показало Морату, что в городе существует другой путь. Путь прямо под их ногами.
И если они пройдут через решетку, смогут ли они проникнуть внутрь стен…
Борясь с растущим в его голове туманом, Эдион начал подавать сигналы. Сначала стрелку, удерживающему линию, так доблестно пытавшемуся удержать эти силы на расстоянии. Затем Тринадцати, летающим высоко в небе, чтобы вернулись к стенам — остановить набег Мората, пока не стало слишком поздно.
…
Высоко, над криками на ветру, изливающиеся на умирающих и раненых, Манона увидела сигнал генерала, осторожный жест светом, который он показал ей прошлой ночью.
Команда должна поспешить к стенам — немедленно. Только она и Тринадцать.
Крошанки держались от Железнозубых на расстоянии но отступать, уходить…
Принц Эдион снова подал сигнал. Сейчас. Сейчас. Сейчас.
Что-то пошло не так. Совсем не так.
Река, сигнализировал он. Враг.
Манона бросила свой взгляд на землю далеко внизу. И увидела, что Морат тайно пытался сделать.
— К стенам! — позвала она Тринадцать, все еще с Железнозубыми позади, и направила Аброхаса к городу, дергая поводья, чтобы он летел высоко над битвой.
Предупреждающий крик Астерины слишком поздно достиг ее.
Влетев снизу вверх, хищник устроил засаду добыче, — массивная виверна нацелилась прямо на бок Аброхаса.
Манона узнала всадника, когда виверна врезалась в Аброхаса, когти и зубы глубоко вонзились в его плоть.
Искара Желтоногая уже улыбалась.
Мир наклонился и перевернулся, а Аброхас, ревя от боли, держался в воздухе и продолжал взмахивать крыльями.
Даже когда бык Искары откинул голову — только чтобы затем сжать челюсти вокруг горла Аброхаса.
Глава 89, часть 1
Самец Искары схватил его за шею, но Аброхас держался в воздухе.
Увидев эти страшные челюсти вокруг горла Аброхаса, страх и боль в его глазах…Манона не могла дышать. Не могла думать о страхе, пронзающем ее, настолько ослепляющем и тошнотворном, что на мгновений она замерла. Полностью замерла.
Аброхас, Аброхас…
Ей. Он принадлежал ей, и она принадлежала ему, и Тьма выбрала их, чтобы быть вместе.
У нее не было ни ощущения времени, ни того, сколько времени прошло между этим укусом и тем моментом, когда она снова пошевелилась. Возможно прошла секунда, может быть минута.
Но потом она вытащила стрелу из почти пустого колчана. Ветер угрожал сорвать стрелу с ее пальцев, но она прижала её к носу, мир вращался, вращался, вращался, ветер ревел, и она прицелилась.
Самец Искары дернулся, когда ее стрела нашла свою цель, всего лишь на волосок от его глаза. Но он не отпускал Аброхаса.
Он не вцепился глубокой хваткой, чтобы вырвать горло Аброхаса, но если он будет достаточно долго сдавливать его горло, если он остановит дыхание ее виверны…
Манона выпустила еще одну стрелу. Ветер изменил траекторию ее полета настолько, что она ударила зверя в челюсть, едва вонзившись в толстую шкуру.
Искара рассмеялась. Рассмеялась над тем, что Аброхас боролся и не мог освободиться… Манона искала взглядом любую из Тринадцати, любого, кто мог бы их спасти. Спасти его.