Глава 100
Киллиан разбудил Эдиона до рассвета.
Он застонал, растянувшись на койке в Большом зале, вокруг все было тускло.
Бесчисленное количество солдат спали вокруг него, их тяжелое дыхание заполнило комнату.
Он покосился на маленький фонарь, который Киллиан держал над ним.
— Время пришло, — сказал Киллиан с усталыми и покрасневшими глазами.
Они все выглядели не лучше. Всем было не лучше.
Но они были еще живы. Через неделю после того, как Тринадцать пожертвовали собой и отбросили войска Мората, они были живы. Жизнь ведьм купила им целый день отдыха. Пока, а затем Морат снова пойдет на стены Оринфа.
Эдион накинул на плечи тяжелый меховой плащ, который использовал вместо одеяла, поморщился от пульсирующей боли в левой руке. Неосторожная рана, когда он на мгновение выглянул из-под своего щита, а пехотинец Валгов поранил его.
Но, по крайней мере, он не хромал. И, по крайней мере, рана, которую нанес ему принц Валгов, зажила.
Накинув свой щит через то же плечо, он поднял меч и пристегнул его к поясу, пробираясь сквозь лабиринт спящих, изможденных тел. Кивок Киллиану, и тот зашагал к городским стенам.
Но Эдион повернул налево, покинув Большой Зал, направляясь к северной башне.
Это была одинокая холодная прогулка в комнату, которую он искал. Как будто весь замок был могилой.
Он тихо постучал в деревянную дверь возле вершины башни, и она тут же открылась и закрылась, а Лисандра проскользнула в коридор, прежде чем Эванджелина зашевелилась в своей кровати.
В мерцающем свете свечи Эдиона, тени на лице Лисандры после недели борьбы от восхода до заката были еще более суровыми и глубокими.
— Готова? — тихо спросил он, поворачиваясь к лестнице внизу.
Это стало их традицией — он встречал Лисандру ночью на верху лестницы, а утром приходил к ней на встречу. Единственный яркий момент в их долгих, ужасных днях. Иногда Эванджелина сопровождала их, рассказывая о том, как она разносила сообщения и поручения Дэрроу. Иногда они были только вдвоем.
Лисандра молчала, ее изящная походка становилась все тяжелее с каждым шагом, пока они спускались.
— Завтрак? — спросил Эдион, когда они почти спустились.
Кивок. Яйца и вяленое мясо сменились кашей и горячим бульоном. Две ночи назад Лисандра улетела в форме виверны после того, как битва прекратилась днем, и вернулась через час с оленями, зажатыми в когтистых лапах.
Это драгоценное мясо ушло слишком рано.
Они достигли нижней части лестницы башни, и Эдион направился в столовую, когда она остановила его, схватив за руку. В темноте он повернулся к ней.
Но Лисандра, с таким красивым лицом, таким уставшим, только обняла его за талию и положила голову на его грудь. Она прислонилась к нему почти всем весом и Эдион поставил свою свечу на ближайший уступ и крепко обнял ее.
Лисандра осела, оперившись на него. Как будто вес истощения был невыносим.
Эдион опустил подбородок на ее голову и закрыл глаза, вдыхая ее постоянно меняющийся аромат.
Ее сердцебиение билось вместе с его, когда он провел рукой по ее позвоночнику. Длинные, успокаивающие прикосновения.
Они не делили постель. В любом случае, негде было это сделать. Но это, держаться друг за друга — она начала это в ту ночь, когда Тринадцать пожертвовали собой. Она остановила его на этом самом месте и просто держала его тут в течение долгих минут. До тех пор, пока боль и отчаяние не утихли настолько, что они смогли подняться наверх.
Лисандра отстранилась, но оставила руки.
— Готов?
…
— У нас мало стрел, — сказала Петра Синекрованая Маноне в сине-сером свете незадолго до рассвета. Они прошли сквозь импровизированную воздушную зону на одной из башен замка. — Мы могли бы рассмотреть вопрос о назначении командования некоторых из меньших ковенов, чтобы остаться сегодня тут и сделать побольше.
— Сделай это, — сказала Манона, рассматривая все еще незнакомых виверн, которые делили пространство с Абрахасом. Он уже проснулся. Одиноко и холодно смотрел на поле битвы за городскими стенами. На взорванный участок земли, который ни один снег не смог скрыть полностью.
Она часами смотрела на это. Едва смогла пройти через это во время бесконечных боев каждый день.
Ее грудь, ее тело были опустошены.
Только двигаться, — так, как обычно, могло удержать ее от того, чтобы свернуться калачиком в углу и никуда не вставать.
Она должна была продолжать двигаться. Должна была.
Иначе она вообще перестанет функционировать.
Ей было все равно, если это было очевидно для других. Ансель Бриарклайф искала ее в Большом зале прошлой ночью из-за этого. Рыжеволосый воин скользнула на скамейку рядом с ней, ее глаза цвета вина не пропустили, что Манона едва ела.
— Мне жаль, — сказала Ансель.
Манона смотрела только на ее почти нетронутую тарелку.
Молодая королева осмотрела торжественный зал вокруг них.
— Я потеряла большую часть своих солдат, — сказала она, лицо с веснушками побледнело. — До того, как вы приехали. Морат убил их.
Манона попыталась посмотреть на Ансель. Встретила ее тяжелый взгляд. Она моргнула один раз, единственное подтверждение, которое она была способна сделать.
Ансель потянулась к ломтику хлеба Маноны, смяла кусок и съела его.
— Знаешь, мы можем этим поделиться. Потерями. Если ты сломаешь это проклятие.
Внизу за длинным столом некоторые из ведьм напряглись, но не посмотрели на них.
Ансель продолжила:
— Я буду соблюдать старые границы Королевства Ведьм, но оставлю себе все остальное. — королева поднялась, взяв с собой хлеб Маноны. — Просто подумай, если появится такая возможность.
Затем она ушла, направляясь к своей собственной группе оставшихся солдат.
Манона не смотрела ей вслед, но слова, это предложение звучало в ее голове.
«Разделить землю, вернуть то, что у них было, но не всю Пустошь… Верни наших людей домой, Манона».
Слова не переставали звучать в ее ушах.
— Ты могла бы остаться вне поля битвы и сегодня, — сказала Петра Синекровная, положив руку на свою виверну. — Используй этот день, чтобы помочь другим. И отдохни.
Манон уставилась на нее.
Даже с двумя мертвыми Матронами, с Искарой и без каких-либо признаков матери Петры, Железнозубые сумели остаться организованными. Манона, Петра и Крошанки были заняты.
С каждым днем все меньше и меньше уходило с поля битвы.
— Никто не отдыхает, — холодно сказала Манона.
— Всем остальным удается поспать, — сказала Петра. Когда Манона посмотрела на ведьму, Петра сказала немигаючи:
— Ты думаешь, я не вижу, что ты не спишь по ночам?
— Мне не нужно отдыхать.
— Истощение может быть таким же смертельным, как и любое оружие. Отдохни сегодня, потом возвращайся к нам завтра.
Манона обнажила зубы.
— Последний раз, когда я видела тебя, ты не была главной.
Петра даже не опустила голову.
— Тогда борись, если ты этого хочешь. Но учти, что многие жизни зависят от тебя, и если ты упадешь потому что устала, стала невнимательной, они все пострадают из-за этого.
Это был мудрый совет. Здравый совет.
И все же Манона посмотрела на поле битвы, море тьмы становилось все заметнее. Примерно через час костяные барабаны снова будут бить, и крик войны снова возобновится.
Она не могла остановиться. Не остановится.
— Мне не нужен отдых.
Манона повернулась, чтобы разыскать Бронвен в ковене Крошанок. У нее, по крайней мере, не было таких нелепых суждений. Пусть даже Гленнис поддерживает Петру.
Петра вздохнула, и этот звук прошелся вниз по спине Маноны.
— Тогда я увижу тебя на поле битвы.
…
Рев и шум войны отдаленно жжужали в ушах Эванджелины к полудню. Даже при холодном ветре пот стекал по ее спине под тяжелыми слоями одежды, когда она еще раз взбежала вверх по ступеням лестницы с сообщением в руке. Дэрроу и другие старые лорды стояли, как и последние две недели: вдоль стен замка, наблюдая за битвой за городом.
Сообщение, которое она получила, прямо от Крошанки, которая приземлилась на столь краткий миг, что ее ноги едва касались земли, пришло от Бронвен.
Эванджелина научила некоторых Железнозубых и Крошанок сообщать людям о чем угодно. То, что солдаты Крошанок нашли ее, знали, кем она была… Это было гордостью и гордость была больше, чем страх, поэтому Эванджелина бежала вверх по лестнице, а затем через стены к лорду Дэрроу.
Лорд Дэрроу, Муртаг рядом с ним, уже протянул руку, когда Эванджелина остановилась.
— Осторожнее, — предупредил ее Муртаг. — Лед может быть коварным.
Эванджелина кивнула, хотя она планировала игнорировать его. Даже если вчера она скатилась вниз по лестнице, чего, к счастью, никто не видел. Особенно Лисандра. Если бы она увидела синяк, который теперь цвел над ногой Эванджелины, такой же, как на ее предплечье, она бы заперла ее в башне.
Лорд Дэрроу прочитал сообщение и нахмурился в сторону города.
— Бронвен сообщает, что они заметили Морат и он тащит осадную башню к западной стене. Они дойдут нас через час или два.
Эванджелина посмотрела на хаос на городских стенах, где Эдион, Рен и Беспощадные так храбро сражались, на бой в небе, где ведьмы сражались с ведьмами, а Лисандра летала в форме виверны.
Конечно же, массивная фигура неуклюже приближалась к ним.
Все в животе Эванджелины опустилось.
— Это одна из тех ведьменских башен?
— Осадная башня отличается от них, — сказал Дэрроу со своей обычной грубостью. — Слава богам.
— Но тем не менее опасна, — сказал Муртаг. — Просто по-другому. — старик нахмурился на Дэрроу. — Я пойду туда.