Эванджелина моргнула. Ни один — ни один из старших лордов не ушел на фронт.
— Чтобы предупредить их? — осторожно спросил Дэрроу.
Муртаг похлопал по рукояти меча.
— Эдион и Рен на пределе. Киллиан тоже, если ты все еще хочешь продолжаешь говорить себе, что это он их ведет. — Муртаг слегка опустил подбородок в сторону Дэрроу, который напрягся. — Я позабочусь о западной стене. И об этой осадной башне. — подмигнул Эванджелине. — Мы не можем быть храбрыми посланниками, не так ли?
Эванджелина заставила себя улыбнуться, хотя в ней зашевелился страх.
— Должна ли я предупредить Эдиона, что вы будете там?
— Я скажу ему сам, — сказал Муртаг и взъерошил ее волосы, проходя мимо. — Будь осторожна на льду, — снова предупредил он ее.
Дэрроу не пытался остановить его, когда Муртаг покинул стены. Медленно. Он выглядел таким медленным, старым и хрупким. И все же он держал свой подбородок высоко. Спину прямо.
Если бы она смогла выбрать дедушку для себя, это был бы он.
Лицо Дэрроу было жестким, когда Муртаг наконец исчез.
— Старый дурак, — сказал Дэрроу, волнение было в его глазах, когда он повернулся к битве.
Глава 101, часть 1
Больше не человек.
Дыхание Аэлины стучало в ее ушах — ее навсегда заострённых, бессмертных ушах — с каждым шагом назад к лагерной армии. Рован остался рядом с ней, обнимая ее за талию.
С тех пор, как она вернулась, Рован ни разу не отпускал ее.
С тех пор как она прошла через миры.
Она все еще могла их видеть. Даже в тишине, прогуливаясь под деревьями, когда тьма становилась серой перед рассветом, она могла видеть каждый из миров, через которые она прошла.
Возможно, она никогда не сможет забыть их. Возможно, она одна в этом мире, а все остальные знали, что лежит за невидимыми стенами, разделяющими их. Сколько жизней существовало и процветало. Любили, ненавидели и изо всех сил пытались выжить.
Так много миров. Больше, чем можно вообразить. Будут ли они преследовать ее во снах? Чтобы взглянуть одним глазком, но без возможности рассмотреть — будет ли это желание постоянным?
Ветви Задубелого леса сплели мощные ветви над головой. Так полотно, словно свили закрытую клетку.
Такую же как ее тело, и возможно этот мир.
Она прогнала эту мысль. Она жива — жива, хотя ей предстояло умереть. Несмотря на то, что ее смертная оболочка… умерла. Исчезла.
Лагерь приближался, и Аэлина посмотрела на свои руки. Холод — следы от холода, что кусал ее.
Все изменилось.
Дорин заговорил, когда они подошли к первому ракину:
— Что ты им скажешь?
Первые слова, сказанные среди них с тех пор, как они стали сюда возвращаться.
— Правду, — ответила Аэлина.
После того, что она сделала, это все, что она могла им предложить.
Спустя несколько минут молчания она сказала Дорину:
— Мне жаль твоего отца.
Холодный ветер стряхнул пряди волос с его лба.
— Мне тоже, — кивнул он, положив руку на рукоять Дамариса.
Рядом с ними Шаол молчал, время от времени посматривая на короля. Он присматривает за Дорином. Как и всегда, догадалась Аэлина.
Их группа прошла ракинов, и птицы увидели их и обнаружили Лоркана, Фенриса, Гавриэля и Элиду, ожидающих у края палаток.
Шаол и Дорин пробормотали что-то о сборе других членов королевской семьи и отошли.
Аэлина осталась рядом с Рованом, когда они подошли к их двору. Фенрис оглядел ее с ног до головы, ноздри раздулись, когда он почувствовал ее запах. Он отшатнулся, ужас охватил его лицо. Гавриэль только побледнел.
Элида ахнула.
— Ты сделала это, не так ли?
Лоркан напрягся, как будто почувствовал изменения, которые произошли с ней:
— Ты… ты не человек.
Рован зарычал в предупреждении. Аэлина только посмотрела на них, людей, которые так много дали и решили последовать за ней сюда. Они все еще могли умереть. Добиться успеха, и все же потерпеть неудачу.
Эраван остался. Его армия была здесь.
И не было ни Огненосицы, ни Ключей Верда, ни Богов, которые могли бы им помочь.
— Они ушли? — тихо спросила Элида.
Аэлина кивнула. Она объяснит позже. Объяснит всем им.
Богоубийца. Вот кем она была. Богоубийца. Она не жалела об этом. Ни на одно мгновение.
Элида спросила Лоркана:
— Ты… чувствуешь ли ты что-то другое?
Отсутствие богов, которые следили за ними.
Лоркан всматривался в деревья над головой, словно читая ответ в их запутанных ветвях. Как будто ища там Хэлласа.
— Нет, — признался он.
— Что это значит, — размышлял Гавриэль, первые лучи солнца осветили его золотые волосы, — что они исчезли? Существует ли адское царство, трон которого сейчас пустует?
— Слишком рано для такого рода философской ерунды, — сказал Фенрис и улыбнулся Аэлине, что не совсем соответствовало выражению его глаз. В них был упрек — не ее выбора, а того, что не сказала. Он все еще пытался пошутить.
Обречен — эта милая, волчья улыбка может быть существует последние дни.
Возможно, все они сейчас проживают последние дни. Из-за нее.
Рован прочитал это в ее глазах, на ее лице. Его рука сжала ее талию.
— Давай найдем остальных.
Стоя в одной из прекрасных военных палаток кагана, Дорин держал руки перед огнем, который он развел и поморщился.
— Эта встреча могла бы пройти лучше.
Шаол, сидящий у огня с Ирэн на коленях, играл косичкой жены.
— Действительно, могла быть лучше.
Ирэн нахмурилась.
— Я не знаю, как она не ушла и не оставила всех их гнить. Я бы так и сделала.
— Никогда не стоит недооценивать силу вины, когда дело доходит до Аэлины Галантии, — сказал Дорин и вздохнул. Огонь, который он вызвал, затрепетал.
— Она запечатала Врата Вэрда, — Ирэн нахмурилась. — Самое меньшее, что они могли сделать, это быть благодарными за это.
— О, я не сомневаюсь, что они благодарны, — сказал Шаол, продолжая хмуриться. — Но факт остается фактом: Аэлина обещала одно, а сделала наоборот.
В самом деле. Дорин не знал, что думать о выборе Аэлины. Или о том, что она не рассказала им — об обмене Эравана на Элену. Боги предали ее по очереди.
И тогда Аэлина уничтожила их за это.
— Типично, — сказал Дорин, пытаясь разрядить обстановку, и потерпел неудачу. Какая-то его часть все еще чувствовала, будто он был в том месте.
Особенно, когда от него отказались.
Магия, которая ощущалась бездонной только вчера, теперь имела очень реальную, очень прочную точку истощения. Да, дар велик, но он не думал, что когда-нибудь снова сможет разрушать стеклянные замки или вражеские цитадели.
Он еще не решил, было ли это облегчением.
По крайней мере, у него больше силы, чем у Аэлины. Одаренный, так это называлось. Аэлина сожгла каждый уголек своей магии. Теперь у нее было только то, что осталось от того, что Мэла дала ей, чтобы запечатать врата — чтобы наказать богов, которые предали их обоих.
Идея этого все еще вызывала у Дорина тошноту. И воспоминание о том, что Аэлина выбросила его из того места, заставило его стиснуть зубы. Не ее выбор, а выбор отца….
Позже, он подумает о своем отце позже. А лучше никогда.
Его безымянный отец, который пришел за ним в конце концов.
Шаол не спрашивал об этом, не давил. И Дорин знал, что когда он будет готов поговорить об этом, его друг будет ждать.
Шаол сказал:
— Аэлина не убила Эравана. Но по крайней мере Эраван никогда не сможет привести своих братьев. Или воспользоваться ключами, чтобы уничтожить нас всех. У нас это есть. Она — вы оба это сделали.
По крайней мере не было больше ошейников. Не было больше комнат под темной крепостью, где их держали.
Ирэн провела пальцами по каштановым волосам Шаола, и Дорин попытался побороть боль в груди при виде этого. При виде любви, что так свободно текла между ними.
Он не обижался на Шаола за его счастье. Но он не мог остановить острую боль в его груди каждый раз, когда он их видел. Каждый раз он видел целителей Торре и хотел, чтобы Сорша была среди них.
— Таким образом, мир был спасен лишь частично, — сказала Ирэн. — Лучше, чем ничего.
Дорин улыбнулся этому. Он уже обожал жену своего друга. Скорее всего, женился бы на ней, если бы у него была такая возможность.
Даже если его мысли все еще возвращались на север — к золотоглазой ведьме, которая шла бок о бок со смертью и не боялась этого. Она думала о нем? Интересно, что с ней стало в Морате?
— У Аэлины и у меня все еще есть магия, — сказал Дорин. — Не так много, как раньше, но все еще есть. Мы не совсем беспомощны.
— Достаточно, чтобы победить Эравана? — иронично поднял бровь Шаол. В его бронзовых глазах мелькнуло раздражение. — А Маэву?
— Мы найдем способ, — сказал Дорин. Он молился, чтобы это было правдой.
Но не было богов, которым можно было молиться.
…
Элида не спускала глаз с Аэлины, пока они мылись в палатке королевы. Одним глазом смотря на восхитительно теплую воду, которую принесли.
И продолжала смотреть на милую женщину рядом с ней.
Как будто вопреки ужасной встрече, которая состоялась с королевской семьей каганата после неожиданного возвращения Аэлины.
Триумфальное. Но только в некоторых отношениях.
Одна угроза уничтожена. Была другая.
Аэлина хорошо ее скрыла, но королева заставила ее рассказать. Абсолютная тишина — хищный наклон головы. Первое присутствовало сегодня утром. Совершенная тишина, когда ее допрашивали, критиковали и кричали.
Королева не была тихой с того дня, как сбежала от Маэвы.
И голова была склонена не от травмы, а от чувства вины. Страха. Позора.