Она прикусила губу, клыки пронзили плоть. Она не будет кричать. Еще нет.
Кровь заполнила ее рот, когда она прижалась сильнее.
— Жаль, что нет никакой аудитории, чтобы засвидетельствовать это, — сказала Маэва, ее голос раздавался издалека и все же слишком близко. — Аэлина Огненное Сердце, наконец коронованная своей короной королевы Фэ, стоит на коленях у моих ног.
Аэлина содрогнулась, достаточно двигая телом, чтобы стекло нашло новые углы. Каждый вздох вытаскивал ее отсюда в место, где слова, чувства и боль становились отдаленными.
Маэва щелкнула пальцами.
— Фенрис. — волк проскользнул мимо и сел рядом с ее троном. Но он не взглянул на черного волка. Даже не повернул голову.
Черный волк вернулся, мягкий и холодный. И этого было достаточно, чтобы Маэва сказала: — Коннэлл, ты, наконец, можешь сказать своему близнецу, все что ты хотел.
Вспышка света.
Аэлина вдохнула через нос, выдохнув через рот, снова и снова. Едва рядом оказался красивый темноволосый мужчина, который теперь стоял вместо волка. Бронзовая кожа, как у его близнеца, но без дикости, без озорства на лице как у того. На нем была многослойная одежда воина, черная, с обычными ножами как у Фенриса, висящими по бокам.
Белый волк уставился на своего близнеца, посаженного на месте этой невидимой связью.
— Говори свободно, Коннэлл, — сказала Маэва, ее слабая улыбка осталась. Сова, сидевшая на ее троне, смотрела торжественными, немигающими глазами. — Пусть твой брат знает, что эти слова твои, а не мои. — Нога в ботинке подтолкнула позвоночник Аэлины вперед. Сильнее в стекло. Никакое дыхание не могло вытянуть ее достаточно далеко, чтобы обуздать приглушенный крик.
Она ненавидела его — ненавидела этот звук, настолько как она ненавидела королеву перед ней и садиста за спиной. Но он все еще пробивался сквозь зубы, едва слышимый за громовыми звуками.
Темные глаза Фенриса устремились к ней. Он моргнул четыре раза.
Она не могла заставить себя моргнуть. Ее пальцы скривились и развернулись у нее на коленях.
— Ты принес это на себя, — сказал Коннэлл Фенрису, снова привлекая внимание брата.
Его голос был таким же ледяным, как у Маэвы.
— Твое высокомерие, твое бесконтрольное безрассудство — это то, что ты хотел? — Фенрис не ответил. — Ты не мог позволить мне иметь это — иметь любую часть этого для себя. Ты принес клятву на крови не для того, чтобы служить нашей королеве, но чтобы ты не мог быть побежден мной хоть раз в твоей жизни.
Фенрис оскалил зубы, даже когда что-то вроде печали затуманило его взгляд.
Еще одна горящая волна опустилась через ее колени, через ее бедра. Аэлина закрыла глаза. Она вытерпит это, согласится на это.
Ее люди страдали в течение десяти лет. Скорее всего, сейчас страдают. Ради них она сделает это. Примет это. Оставит это. Грохочущий голос Коннэлла пронесся мимо нее:
— Ты позор для нашей семьи, для этого королевства. Ты превзошел себя ради чужой королевы и для чего? Я умолял тебя контролировать себя, когда тебя отправили на охоту за Лорканом. Я умолял тебя быть умным. Ты мог бы плюнуть мне в лицо.
Фенрис зарычал, и звук, должно быть, был тайным языком между ними, потому что Коннэлл фыркнул.
— Покинуть? Почему я когда-нибудь захочу уйти? И для чего? Для этого? — даже когда ее глаза закрылись, Аэлина поняла, что он указал на нее. — Нет, Фенрис. Я не уйду. И ты тоже.
Низкий хнык разрезал влажный воздух.
— Все, Коннэлл, — сказала Маэва, и свет вспыхнул, пронизывая даже темноту за глазами Аэлины.
Она дышала, дышала и дышала.
— Ты знаешь, как быстро это может закончиться, Аэлина, — сказала Маэва. Аэлина закрыла глаза. — Скажи мне, где ты спрятала Ключи, поклянись кровной клятвой… Приказ не имеет значения, я полагаю.
Аэлина открыла глаза. Подняла ее руки перед собой.
И подарил Маэве непристойный жест, такой грязный, какой она когда-либо делала. Улыбка Маэвы сжалась — едва ли.
— Каирн.
Прежде чем Аэлина смогла вдохнуть, руки опустились на ее плечи. И нажали.
Теперь она не могла остановить ее крик. Не тогда, когда он пустил ее в жгучую яму агонии, которая поднималась по ее ногам, позвоночнику.
О боги, боги. Рычание Фенриса перебивало ее крики, а затем голос Маэвы:
— Очень хорошо, Каирн.
Давление на ее плечи ослабло.
Аэлина поднялась на колени. Полное дыхание — ей нужно было полностью вздохнуть.
Она не могла. Ее легкие, ее грудь, позволяли сделать только тяжелые, грубые вдохи.
Ее видение размылось, кровь, которая текла из ее коленей, покрылась рябью. Терпи.
— Сегодня утром мои глаза рассказали мне интересную информацию, — протянула Маэва. — Люди, которые в настоящее время находятся в Террасене, готовят маленькую армию, которую вы собрали для войны. Но принц Рован и моих два опозоренных воина исчезли по твоему приказу.
Аэлина не поняла, почему она держится за это. Эта капля надежды, глупая и жалкая. Эта надежда, что он придет за ней.
В конце концов, она сказала ему не делать этого. Приказала ему защитить Террасен. Он устроил все, чтобы вести отчаянную борьбу против Мората.
— Полезно, чтобы иметь оборотня, который может сыграть роль королевы, — размышляла Маэва. — Хотя я задаюсь вопросом, как долго может длиться уловка без ваших особых умений, когда сожгут их легионы Мората. Как долго до тех пор, пока вы соберете союзников, и они не спросят, почему Огненное сердце не может создавать огонь. — это была не ложь. Детали, ее план с Лисандрой… Маэва не знает, что они знают. Может, ей повезло, и Маэва предположила, что она лжет? И все же…
Рован ушел с ними. Все поедут на север. И она доберется до Террасена.
Небольшая милость. Небольшая милость, и все же…
Стекло вокруг нее искрилось в тумане и лунном свете, ее кровь пробивалась сквозь него.
— Я не хочу уничтожать этот мир, как это делает Эраван, — сказала Маэва, как будто они были не более, чем двумя друзьями, беседующими в одной из лучших чайных Рафтхола. Если кто-то еще существовал после того, как Железнозубые уничтожили город. — Мне нравится Эрилея именно такой.
В ее видении было лишь стекло, кровь, веранда и лунный свет.
— Я видела много войн. Отправляла моих воинов, чтобы сражаться в них. Я видела, насколько они разрушительны. Ты сама знаешь, что стекло на котором ты стоишь, происходит от одной из этих войн. Из стеклянных гор на юге. Когда-то они были песчаными дюнами, но драконы сожгли их до стекла во время древнего и кровавого конфликта. Некоторые утверждают, что это самое твердое стекло в мире. Самое неуступчивое. Я думаю, что, учитывая твое огненное наследие, ты можешь оценить его достоинство.
Глава 8, часть 3
Щелчок языком, а затем Каирн снова оказался здесь, руки на ее плечах. Нажимая тяжелее и тяжелее. Боги, боги, боги…
Не было Богов, которые могли бы спасти ее. На самом деле, нет.
Крики Аэлины эхом отражались от камня и воды. Одинокая. Она была одна в этом. Было бы бесполезно просить белого волка помочь ей. Руки на плечах отодвинулись.
Желчь сжигала ей горло, когда Аэлина снова поднялась на колени. Терпи.
Маэва просто продолжила:
— Драконы не пережили эту войну. И они никогда не возрождались снова.
Ее губы изогнулись, и Аэлина поняла, что Маэва это им обеспечила. Другие обладатели огня были подвержены охоте и были убиты. Она не знала, почему она это чувствовала. Эту печальную скорбь существ, существовавших очень давно, века назад. Кто никогда больше не будет замечен на этой земле. Почему это сделало ее столь невыразимо грустной. Почему это имело значение вообще, когда ее кровь была в агонии.
Маэва повернулась к Коннэлу, оставшегося в форме Фэ рядом с троном, и на его брата все еще смотрели яростные глаза.
— Угощение.
Аэлина встала на колени в этом стекле, когда принесли еду и напитки. Коннэл, как и Маэва, ел сыр и виноград, все время улыбаясь ей.
Аэлина не могла остановить дрожь, которая настигала ее жестоким оцепенением. Глубоко, глубоко, она улетала прочь.
Не важно, придет ли Рован. Если остальные повиновались ее приказу сражаться за Террасен. Она тоже спасала его по-своему. До тех пор, пока она могла. Она так задолжала Террасену. Никогда полностью ей не погасить этот долг.
Издалека раздались слова, и воспоминания замерцали. Она позволила им потянуть ее назад, вытащить ее из ее тела.
«Она сидела рядом с отцом на ступеньках, спускающихся в подземелье под открытым небом замка.
Это был больше храм, чем замок, окруженный выветренными, бледными колоннами, которые на протяжении веков были свидетелями могущественных войн Террасена и спутниками его воинов. В конце летнего дня он был пуст, светло-золотистый свет струился по нему.
Рой Галантий провел рукой по круглому щиту, темный металл покрытый шрамами и на долгое время отстраненный от ужасов.
— Когда-нибудь, — сказал он, проведя по одной из длинных царапин на древней поверхности, — этот щит я передам следующему воину. Как это было дано мне, и твоему великому дяде передо мной.
Ее дыхание все еще было неровным от тренировки, которую они сделали. Только они двое, как он и обещал. Час раз в неделю, который он отложил для нее.
Ее отец поставил щит на каменную ступень ниже их, его конец отражался сквозь сандалии. Он весил почти столько же, сколько и она, но он носил его, как будто это просто продолжение его руки.
— И ты, — продолжал ее отец, — как многие великие женщины и мужчины этого Дома, будешь использовать его для защиты нашего королевства. — ее глаза поднялись на его лицо, красивое и без бороды. Торжественное и царственное. — Это твоя единственная обязанность. — он приложил руку к краю щита, постукивая по нему. — Защищаться, Аэлина. Защищать.