— У меня его нет, у нас их нет, — сказала Элида, чувствуя направление мыслей Аэлины. — Они у Маноны и Дорина.
— Тихо, — прошипел Лоркан. Не из-за уровня её голоса, но из-за смертельной информации, раскрытой Элидой.
Аэлина снова моргнула дважды с этой странной намеренностью.
Рован опять зарычал на цепи.
Но Аэлина протянула руку к мху и начертила фигуру.
— Что это? — Элида наклонилась вперед, когда королева сделала это снова, ее пустое лицо было нечитаемым.
Мужчины Фэйри остановились от ее вопроса и наблюдали, как палец Аэлины двигается по зелени.
— Знак Вэрда. — тихо сказал Рован. — Открывающий.
Аэлина нарисовала его снова, немо и неподвижно. Как будто никто из них не стоял здесь.
— Они работают на железе? — спросил Гавриэль, отслеживая палец Аэлины.
— Она открыла железные двери в Королевской библиотеке Адарлана этим знаком, — пробормотал Рован. — Но ей нужна была…
Он оставил свои слова незавершенными, подняв сломанный нож, который Аэлина выбросила в мох неподалеку, и порезал им свою ладонь.
Опустившись перед ней на колени, он протянул окровавленную руку.
— Покажите мне, Огненное Сердце. Покажи еще раз. — он постучал по ее лодыжке, там, где были оковы.
Бесшумно, ее движения напряглись, Аэлина наклонилась вперед. Она обнюхала кровь, стекающую с его руки, ее ноздри пылали. Ее глаза поднялись к нему, словно запах его крови задал какой-то вопрос.
— Я твой мэйт, — прошептал Рован, как будто это было ответом на вопрос, который она задала. И любовь в его глазах, в том, каким его голос был сломленным, его окровавленная рука дрожала… горло Элиды сжалось.
Аэлина смотрела только на кровь, стекающую с его ладони. Ее пальцы сжались, перчатка щелкнула. Как будто это было другим ответом.
— Она не может сделать это с железом, — сказала Элида. — Если это на ее руках. Это мешает магии в крови.
Моргание от нее, на этом молчаливом языке.
— Вот почему она надела их на тебя, не так ли? — сказала Элида, напрягая грудь. — Чтобы убедиться, что ты не сможешь использовать свою собственную кровь со Знаками Вэрда, чтобы освободить себя. — как будто всего остального железа было недостаточно.
Еще одно моргание, и ее лицо все еще такое же холодное и пустое. Уставшее.
Рован сжал челюсти. Но он просто окунул палец в кровь на ладони и протянул ей руку.
— Покажи мне, Огненное Сердце, — сказал он снова.
Элида могла поклясться, что он содрогнулся, и не от страха, когда рука Аэлины сомкнулась вокруг его руки.
Остановившись, она маленькими движениями направляла его палец, чтобы отследить символ на кандалах вокруг ее лодыжки.
Мягкая вспышка зеленоватого света, затем…
Шипение и вздох замка заполнили поляну. Оковы упали на мох.
Лоркан выругался.
Рован снова предложил свою руку, свою кровь. Окова вокруг ее другой лодыжки уступила Знаку Вэрда.
Затем наручники вокруг запястий. Затем красивые, ужасные перчатки упали на мох.
Аэлина подняла голые руки к лицу, потянулась к замку за маской, но остановилась.
— Я сделаю это, — сказал Рован, его голос все еще был мягким и полным любви. Он сдвинулся позади нее, и Элида уставилась на ужасную маску, высеченную и выбитую вдоль ее древней поверхности.
Вспышка света, щелчок металла, и затем она соскользнула.
Ее лицо было бледным, таким бледным, все следы поцелованного солнцем цвета исчезли.
И пустота. Осознание, и все же нет.
Осторожность.
Элида не двигалась, позволяя королеве осмотреть ее. Мужчины повернулись к ней лицом, и Аэлина посмотрела на них по очереди. Гавриэль, который склонил голову. Лоркан, который смотрел прямо на нее, его темный взгляд был нечитабельным.
И Рован. Рован, чье дыхание стало неровным, стало слышно, когда он сглотнул.
— Аэлина?
Имя, казалось, тоже стало разблокировкой замков.
Не королевы, которую она так быстро узнала, а силы внутри нее.
Элида вздрогнула, когда пламя, золотое и пылающее, вспыхнуло вокруг королевы. Одежда сгорела дотла.
Лоркан оттащил Элиду, и она позволила, даже когда жара исчезла. Даже когда вспышка силы сжалась в ауре вокруг королевы, мерцающей второй кожей.
Аэлина преклонила колени, горя и ничего не говоря.
Пламя вокруг нее мерцало, хотя мох, корни, не горели. Не больше, чем пар.
И сквозь огонь и длинные волосы Аэлины, наполовину скрывающие ее наготу, Элида хорошо разглядела то, что они с ней сделали.
Кроме синяка на ребрах, ничего не было.
Ни следа. Ни мозоля.
Ни единого шрама. Те, которые Элида заметила в те дни, прежде чем Аэлины была взята в плен, исчезли.
Как будто кто-то их стер.
Глава 31, часть 1
Исчезли ее шрамы. Маэва убрала их все.
Она сказала Ровану достаточно о том, что было сделано. Когда он увидел ее спину, гладкую кожу там, где должны были быть шрамы от Эндовьера и от избиения Каирна.
Она стояла на коленях на стекле но… Шрамов там не было. Даже ожерелье шрамов от Бебы Желтоногой ушло. Следы от кандалов Эндовьера ушли. Шрам, когда Аробинн Хэмел заставил ее сломать себе руку, исчез. И ее ладони… Аэлина смотрела на ее ладони, как будто понимая, чего не хватает. Шрамы, один с того момента, как они стали карранам, а другой — ее клятва Нехемии, полностью исчезли. Как когда-то раньше.
Ее огонь горел ярче.
Целители могли убрать шрамы, да, но наиболее вероятная причина их отсутствия у Аэлины, в тех местах, где они были…
Это была новая кожа. Везде. Даже на ее лице, так как она сомневалась, что они достаточно глупы, чтобы сделать маску.
Почти каждый ее дюйм был покрыт новой кожей, прекрасной, как свежий снег. Кровь, покрывавшая ее, испарилась, чтобы показать это.
Новая кожа, потому что им нужно было заменить то, что было уничтожено. Исцелить ее, чтобы они могли убивать ее снова и снова. Гавриэль и Элида пошли туда, где лежал Фенрис, та магия, которая уже подействовала на него, была слишком мала, чтобы не допустить его смерти. Гавриэль сказал:
— У него мало времени.
Он нарушил клятву. С чистой волей Фенрис нарушил ее. И скоро заплатит цену, когда его жизненная сила полностью исчезнет. Взгляд Аэлины переместился. С ее рук, ее ужасной первозданной кожи, на волка через поляну.
Она моргнула дважды. А потом медленно встала. Не осознавая ее наготу, она сделала шаткий шаг. Рован был тут же — так близко, как позволяло пламя.
Он мог пройти, защищая себя льдом или просто убрав воздух, который подпитывал ее пламя. Но чтобы пересечь эту линию, чтобы пройти в ее пламя, когда у нее было слишком много, слишком много украдено… Он не позволял себе думать о будущем, о настороженном признании на ее лице, когда она его видела, — видела всех их. Как будто она не была полностью уверена в них. Но доверяла этому.
Аэлина сделала еще один шаг, балансируя. Когда она прошла, он заметил ее шею. Даже следы его укуса, его знак принадлежности, исчез. Закутавшись в пламя, Аэлина подошла к Фенрису. Белый волк не шевелился. Скорбь наполнила ее лицо даже на этом тихом расстоянии. Скорбь и благодарность.
Когда она приблизилась, Гавриэль и Элида стояли с другой стороны Фенриса. Отступив на шаг. Не от страха, а для того, чтобы дать ей место в этот момент прощания.
Им нужно было идти. Задерживаться здесь, несмотря на мили между ними и лагерем, было глупостью. Они могли нести Фенриса, пока бы это не закончилось, но… Рован не мог заставить себя сказать это. Чтобы сказать Аэлине в то время, когда она прощалась. У них были, в лучшем случае, минуты, прежде чем они должны будут бежать.
Но если разведчики или часовые найдут их, он будет следить за тем, чтобы они не подошли достаточно близко, чтобы потревожить ее.
У Гавриэля и Лоркана, похоже, была такая же мысль, их глаза встретились через поляну. Рован тихо дернул подбородком к западной ветке дерева. Они проследили за его взглядом.
Аэлина встала на колени рядом с Фенрисом, и ее пламя охватило их обоих. Огонь уступил место красновато-золотой ауре, щиту, который, как он знал, растопит плоть любого, кто попытается пересечь его. Оно кружилось вокруг них, как пузырь медного воздуха, и через него, Рован наблюдал, как она провела рукой по потрепанной морде волка.
Гавриэль исцелил большую часть ран, но кровь осталась.
Аэлина долго и нежно поглаживала его мех, наклоняя голову когда она говорила слишком тихо так, чтобы Рован не услышал. Медленно, болезненно, Фенрис открыл глаза. Агония заполнила его — агония и все же нечто вроде облегчения и радости при виде ее лица. И истощение. Такое истощение, что, как знал Рован, смерть была бы благословением, приветственным объятием, поцелуем самой Сильбы, богини быстрой смерти.
Аэлина снова заговорила, и звук был либо поглощен, либо проглочен ее щитом. Без слез. Только эта печаль и ясность.
Лицо королевы, он понял, когда Лоркан и Гавриэль заняли места вдоль границы поляны. Это было лицо королевы, которое смотрело на Фенриса. Королева, которая взяла его массивную лапу в ее руки, раздвигая мех и кожу, чтобы коснуться изогнутого когтя.
Она провела им по ее обнаженному предплечью, рассекая кожу. Оставляя кровь на пути когтя. Рован резко вздохнул. Гавриэль и Лоркан кружились около них.
Аэлина снова заговорила, и Фенрис один раз моргнул в ответ.
Она считала, что такого ответа достаточно.
— Святые боги, — выдохнул Лоркан, когда Аэлина поднесла ее кровоточащее предплечье ко рту Фенриса. — Святые боги.
После доброты Фенриса, его жертвы, не было наибольшей награды, которую она могла бы предложить. Чтобы удержать его от смерти, не было другого способа. Только это. Только клятва крови.