камень и закрыла глаза.
Глава 32
Глаза Дорина сохраняли карий цвет на протяжении трех дней, пока он не понял, как вернуть синий цвет. Астерина и Веста безжалостно дразнили его на данный счет в то время, когда они проносились через клыкастые гребни гор, резко смеясь над отсутствием его хорошеньких глаз цвета колокольчика. Они сильно огорчились, когда Дорин вернул свой сапфировый оттенок.
Магия Дорина могла изменять и превращать отдельные элементы, но способность превращаться целиком вероятно работала как-то по иному.
Нужно найти в себя ту часть, которая всегда стремилась к единому образу и была выше всего, и отпустить ее. Стать свободным. Как Тэмис, Богиня Диких вещей, она была свободной — была выпущена из клетки.
Это то, о чем он мечтал раньше, когда он был немногим более безрассудным, идеалистическим принцем.
Это было единственное направление для его магии — отпустить образ. Он должен был оставить свой истинный образ и приобрести новый.
Легче было сказать, чем направить магию в нужном направлении.
Ввиду того, что цвет его глаз вернулся, он не мог найти ни одной ниточки, которая помогла бы распутать этот клубок. Он не мог снова изменить даже цвет глаз.
Крошанки и ведьмы отряда Тринадцати остановились на свой полуденный перерыв под тяжелым покровом Задубелого леса, деревья стояли уже без листьев, но на земле не было даже намека на снег. Прошла неделя с тех пор, как они пообещали командирам Эйлуэ прибыть, но они скоро прибудут.
Дорин присел на покрытое мхом старое дерево и стал есть вяленого кролика. Это был его ужин.
— У меня голова ничто, по сравнению с вашей, исходя из того, как вы стараетесь, — сказала Гленнис со всей поляны. Вокруг крошанок сидели ведьмы отряда Тринадцати и молча ели, Манона все контролировала. Крошанки сидели среди них, это уже хорошо. Тихо, но они сидели.
Значит, все они смотрели на него сейчас и следили за его попытками. Дорин перестал есть мясо и наклонил голову к крошанке.
— Думаю, моя голова достаточно сильна для нас обоих.
— Во что ты пытаешься превратиться? Или точнее в кого?
Он хотел превратиться в полную противоположность тому, кем он был. Противоположность тому человеку, который долгое время не обращал внимания на Соршу. Противоположность тому, кто не смог уберечь ее от смерти. Он бы с радостью перестал быть Дорином, если бы только магия позволила ему.
— Ничего, — сказал он. Многие из Тринадцати и крошанок вернулись к своей скучной еде после его скучного ответа.
— Я просто хочу посмотреть, возможно ли это, для кого-то с такой магией. Хотя бы изменить в себе небольшие черты.
Не ложь, не совсем ложь. Манона нахмурилась, словно пытаясь понять загадку, которую она не могла разгадать.
— Но если бы у тебя получилось, — настаивала Гленнис, — кем бы ты хотел стать?
Он не знал. Не мог вызывать образ за пустой тьмой. У Дамариса тоже не было бы ответа.
Дорин заглянул внутрь, почувствовав силу магии, которая была в нем.
Он проследил ее форму осторожными, невидимыми руками. Он нащупал нити внутри себя, ведущие не к его животу, а к его все еще разбитому сердцу.
Кем бы ты хотел стать?
Там, как семя власти, которое Сейрина украла, оно лежало — маленькое и рычащее в его магии. Не рычание, а узел — узел в гобелене. Тот, который он может переплетать.
Один из них мог бы что-то придумать, если бы осмелился.
«Кем бы ты хотел стать?» — спросил он едва сплетенный гобелен внутри себя. Пусть потоки и узлы образуют форму, создавая картину в его уме. Запуск небольшой.
Гленнис засмеялась.
— Твои глаза стали зелеными, король.
Дорин начал превращаться, его сердце дико стучало. Ведьмы прекратили есть, они смотрели на Дорина во все глаза, наклонялись, чтобы лучше его рассмотреть.
Но он усилил свою магию и продолжил менять облик.
— Ох, золотые волосы тебе совсем не подходят. — Астерина поморщилась. — Ты выглядишь болезненно.
Кем он хотел быть? Кем угодно, кроме него самого. Но кем он стал?
Его молчаливый ответ дошел до него и действие превращения прекратилось, его темные волосы и сапфировые глаза вернулись бы. Астерина вздохнула с облегчением.
Но Манона мрачно улыбнулась, словно услышала его молчаливый ответ. И поняла его.
Уже стояла глубокая ночь, огонь от костров крошанок ярко полыхал под безлистыми деревьями, как вдруг Гленнис спросила:
— Кто-нибудь из вас видел Пустоты?
Тринадцать повернулись к крошанке. Обычно раньше она не обращалась ко всем сразу, или задавала такие личные вопросы напрямую.
Но по крайней мере Гленнис говорила с ними. Три дня путешествия, и Манона не была ближе к завоеванию Крошанок, чем к отъезду из Белого Клыка. Хотя они говорили с ней и иногда присоединялись к очагу Гленнис для приема пищи, этого было слишком мало, чтобы завоевать крошанок.
Астерина ответила:
— Нет. Ни одна из нас, хотя я провела некоторое время в лесу на другой стороне гор. Но никогда так далеко.
Скорбь мелькнула в черно-золотых глазах ведьмы, как будто дело было не только в сказанном. Действительно, Соррель и Веста, и даже Манона, с такой скорбью смотрели на ведьму, что можно было понять, что здесь замешано что-то личное…
Манона спросила Гленнис, единственную из крошанок, находящуюся под навесом рядом с огнем:
— Почему ты спрашиваешь?
— Простое любопытство, — сказала крошанка.
— Никто из нас там не был. Мы не смеем.
— Из-за страха перед нами?
Золотые волосы Астерины распались, когда она наклонилась ближе к огню. Она нашла полоску кожи в лагере, чтобы перевязать волосы, вместо той черной, которую она использовала последний век. По крайней мере с распущенными волосами ее было видеть привычнее. Хотя бы одна вещь, которая осталась неизменной.
— Из страха того, что нам придется пережить, чтобы увидеть, что осталось от нашего когда-то великого города, наших земель.
— Ничего, кроме щебня, говорят, — пробормотала Манона.
— И ты бы восстановила его, если бы могла, наш город? — спросила Гленнис. — Восстановила бы его для себя?
— Мы никогда не обсуждали, что будем делать, — сказал Астерин. — Если бы мы могли вернуться домой, это было бы меньшей проблемой.
— Возможно, план, — подумала Гленнис, — достаточно мудр. Могущественная вещь. — ее голубые глаза остановились на Маноне. — Не только для крошанок, но и для ваших собственных людей.
Дорин кивнул, хотя он не был частью этого разговора.
Кто бы хотел, чтобы ведьмы отряда Тринадцати, Железнозубые и крошанки жили снова как единый народ?
Манона открыла рот, но Тени ворвались в кольцо их очага, их лица были напряженными. Тринадцать мгновенно встали на ноги.
— Мы разведали дорогу вперед, на месте встречи, — выдохнула Эдда.
Манона вся сжалась. В лагере мелькнул шепот власти, единственное, что указывало на тот факт, что магия Дорина обернулась вокруг них в почти непроницаемом щите.
— Там пахнет смертью, — закончила Бриар.
Глава 33, часть 1
Они опоздали.
Не только на час или на день. Нет, судя по состоянию тел, которыми было усеяно пространство на двадцать миль к югу, неделя их задержки стоила всей военной группы Эйлуэ.
Морат оставил воинов там, где они лежали, несколько крошанок — тех, кто вызвал их сюда — были среди павших. Запаха разложения было достаточно, чтобы слёзы выступили на глазах Маноны, когда они обследовали то, что осталось.
Она это сделала.
Это привело к задержке крошанок в этой бойне. Один взгляд на Дорина, — король стоял на краю поляны, зажав нос, положив руку на живот, и она знала, что он тоже об этом думал. Резкость в его глазах говорила достаточно.
— Некоторые ушли, — объявила Эдда, лицо Тени мрачно. — Но большинство — нет.
— Они хотели убить их, — сказал Бронвен, достаточно громко, чтобы все могли услышать. — Посеять страх.
Манона изучала разрушенные деревья, древние дубы были разбиты, как тела на лесной полосе. Доказательство того, кто именно был ответственен за резню.
Она это сделала.
Бронвен сказала, голос был холодный и низкий:
— Какие смертные воины могли когда-либо надеяться пережить нападение одного из легионов Железнозубых? Особенно, когда этот воздушный легион был подготовлен таким ответственным Лидером Крыла.
— Выбирай слова повнимательней, — предупредила Астерина.
Но Уна, симпатичный крошанский шатен и еще один из двоюродных братьев Маноны, схватил свою серебряную метлу и сказал:
— Ты обучила их. Все вы — вы обучали ведьм, которые это сделали. — Уна указал на гниющие тела, разорванные горла, убийство без быстрой смерти. Просто так. — И вы ожидаете, что мы это забудем?
Молчание. Даже от Астерины. Гленнис ничего не сказала. Тело Маноны стало хрупким. Чужим.
Она это сделала. Солдаты на широкой поляне были никем и ничем, большинство из них просто смертные, и все же… Женщина лежала возле сапог Маноны, ее тело рассечено от пупка до груди. Ее карие глаза невнятно смотрели на небо, ее рот все еще кривился от боли.
— Я могу их сжечь, — Дорин не уточнил, кого в частности.
Кем она была, женщина перед ней? За кого она боролась? Не королевство или правители, а кто в своей жизни заслуживал защиты?
— Мы должны предупредить короля и королеву Эйлуэ, — сказала Бронвен. — Предупредите своих королей тоже. Скажи им, чтобы они спрятались. Эраван больше не берёт заключенных.
Манона уставилась на убитого воина. То, от чего она когда-то была в восторге. То, чем она когда-то красовалась перед миром, и делала это без сожаления. Только с желанием, одобренным ее бабушкой. Это одобрили бы Железнозубые.