Не полное изменение, оно сделано по кускам. Создавая изображение в себе, формируя его новое лицо, новую кожу, во время тихого полета по вершине Белоклычьих гор.
Он не сказал Маноне, что это тоже была миссия самоубийства. Он почти не разговаривал с ней со времени расчистки леса. Они улетели с рассветом, когда она объявила Гленнис и крошанкам, что планирует делать. Они могли полететь в Ферианскую впадину и вернуться в этот скрытый лагерь в Белоклычьих горах за четыре дня, если им повезет.
Она попросила крошанок встретиться с ними там. Довериться ей достаточно, чтобы вернуться в свой горный лагерь и подождать.
Они сказали «да». Может быть, это было из-за могил, которые Тринадцать копали весь день, но крошанки сказали «да». Неуверенное доверие — только один раз.
Дорин летел с Астериной. Используя каждый холодный час на севере, чтобы медленно изменить его тело.
«Ты хочешь пойти в Морат неподготовленным, — шипела Манона, прежде чем они ушли, — посмотрим, сможешь ли ты это сделать».
Тест. В одном из них он был рад преуспеть. Если только бросить ей в лицо.
Манона знала о скрытом проходе. И как только виверны приземлились в Белоклычьих горах, послышались человеческие крики, которым не повезло быть придавленными к земле. Астерина и Манона покинули Тринадцать дальше в горах, прежде чем те приблизились, и даже тогда они остановились достаточно далеко от разведчиков: они часами шли пешком, взяв с собой виверну Астерины. Аброхас рычал и тянул поводья, но Соррель крепко держала его.
Два гигантских пика, примыкающих к разрыву, увеличивались с каждой пройденной милей. Даже когда он приблизился к южной стороне Клыка, он не понял, насколько они огромны.
Достаточно большие, чтобы держать войско. Обучать и разводить их.
Это построили его отец и Эраван. Каким Адарлан стал.
Никакие виверны не кружили в небесах, но их рев и крики эхом отозвались с перевала, когда он шагнул к древним воротам, которые открывались в самой горе. За ним, с цепью, шла голубая виверна Астерины.
Другой тренер возвращался на свою гору после тренировки в воздухе. Несколько гвардейцев-смертных у ворот едва моргнули, когда он появился из-за скалистого изгиба.
Пальцы Дорина вспотели в его перчатках. Он молился, что изменился.
Он не знал, хотя предполагал, что немногие здесь узнают его естественное лицо. Он подобрал окраску достаточно близко к себе, и если гобелен внутри него распухнет, кто-то может уклониться от изменения его тона кожи, его глаз, как трюка света.
Нарин нахмурилась, дергая поводья. Не желая идти в это место.
Он не винил ее.
Но он много лет тренировал выражение головной боли, которые носили придворные его матери. Каким далеким этот мир казался — этот дворец духов, кружев и веселой музыки. Если бы они не сопротивлялись Эравану, позволил бы он ему еще существовать? Если бы они поклонились ему, разве бы Эраван сохранился как Перингтон и правил как смертный король? Ноги Дорина горели от часов ходьбы на них. Манона и Астерина прятались поблизости, в снегу и камнях. Они, несомненно, отмечали каждое его движение, когда он приближался к воротам.
Его прощальные слова с Маноной были краткими. Сжатыми.
Он бросил два Ключа в ее ладонь, амулет Оринфа слабо стукнулся о железные ногти. Только дурак понес бы их в одну из крепостей Эравана.
— Они могут не быть твоим приоритетом, — сказал Дорин, — но они остаются жизненно важными для нашей победы.
Глаза Маноны сузились, когда она положила в карман ключи, совершенно не зная, что держит в плаще силу достаточную, чтобы сровнять королевства.
— Ты думаешь, я выброшу их, как мусор?
Астерина внезапно обнаружила, что снег нуждается в ее пристальном внимании.
Дорин пожал плечами и отстегнул Дамарис, меч был слишком хорош для простого тренера виверн. Он тоже передал его Маноне. Обычный кинжал был его единственным оружием — и магия в его жилах.
— Если я не вернусь, — сказал он, в то время как она привязывала древний клинок к поясу, — Ключи должны быть доставлены в Террасен. — это было единственное место, о котором он мог подумать — даже если Аэлины не было там.
— Ты вернешься, — сказала Манона. Это звучало как скорее угроза, чем просто слова.
Дорин ухмыльнулся.
— Не будешь ли ты скучать по мне?
Манона не ответила. Он не знал, чего он ожидал.
Он сделал все возможное, когда Астерина схватила его за плечо.
— Туда и назад, как можно быстрее, — предупредила она его. — Позаботься о Нарин.
Вряд черные золотые глаза, обрамлённые в золото, когда-то были взволнованы.
Дорин склонил голову.
— Клянусь жизнью, — пообещал он, приближаясь к виверне и схватив болтающиеся поводья. Он не пропустил благодарность, которая смягчила черты Астерины. Или то, что Манона уже отвернулась от него.
Дурак, не надо было начинать с этого пути. Он должен был знать лучше.
Лица охранников стали ясными. Дорин принял образ усталого, скучного тренера.
Он ждал допроса, но этого не было.
Они просто кивнули ему, такие же уставшие и скучающие. И холодные.
Астерина рассказала ему о расположении Северного клыка и Омаги напротив, поэтому он знал, что надо повернуть налево, войдя в высокий коридор. Звуки виверн и мечей звучали повсюду, и этот гниющий запах наполнил нос.
Он нашел конюшни именно там, где Астерина сказала, и спокойно привязал цепь к стене.
Дорин оставил Нарин, успокоив похлопыванием по ее шее и отправился посмотреть, что представляет Ферианская впадина.
…
Прошедшие часы были самыми длинными из существования Маноны. Терпи, сказала она себе. Единственное, что она должна была делать.
Аброхас, неудивительно, нашел их в течение часа, его поводья порвались из-за борьбы, которую он, без сомнения, вел и победил Соррель. Однако он подошел к Маноне молча, полностью сосредоточившись на воротах, где исчезли Дорин и Нарин.
Время шло. Меч короля был постоянным весом на ее теле.
Она проклинала себя за необходимость доказать — ему, себе — что она отказывалась пустить его в Морат по практическим обычным причинам. Эраван не был в Ферианской впадине. Тут было безопаснее.
В некотором роде. Но если там были Верховные ведьмы…
Вот почему он ушел. Чтобы узнать, были ли они. Чтобы увидеть, действительно ли Петра была хозяйкой, и сколько присутствовало Железнозубых. Он не был обучен шпионить, но он вырос в замке, где люди обладали улыбками и одеждой, подобной оружию. Он знал, как смешиваться со всеми, как слушать. Как заставить людей видеть то, что они хотели видеть.
Она посылала Элиду в подземелья Мората, Тьма прокляла ее. Отправка короля Адарлана в Ферианскую впадину ничем не отличалась.
Это мешало ей дышать, когда Аброхас напрягся, просматривая небо. Как будто он слышал что-то, чего они не могли слушать.
Его глаза засветились радостью.
Через несколько мгновений Нарин уже летела к ним, делая ленивый круг над горами, темноволосый, бледноликий всадник был на ней. Он действительно смог изменить часть себя. Сделал его лицо почти неузнаваемым. И составил это так.
Астерина бросилась к виверне, и даже Манона моргнула, когда ее вторая обхватила руками шею Нарин. Держа ее крепко. Виверна только наклонила голову к спине Астерины и вздохнула.
Дорин соскользнул с неё, оставив поводья свисать.
— Ну? — потребовала Манона.
Его глаза — темные, как у Валга, — вспыхнули. Она не пыталась скрыть, что ее колени тряслись. Тем не менее, она протянула ему меч, затем два ключа, ее ногти коснулись его руки в перчатке.
Глаза Дорина осветились этим сапфиром, кожа снова стала золотой.
— Верховных ведьм нет. Только Петра Синекровная и около трехсот Железнозубых из всех трех кланов. — его губы изогнулись в жестокой полуулыбке, холодной, как пики вокруг них. Проклиная. — Путь свободен, ваше величество.
…
Патрули в Ферианской впадине заметили их в нескольких километрах от нее.
Тринадцать все еще разрешалось приземляться в Омаге.
Манона оставила Дорина на небольшом перевале, где они собрали Тринадцать. Если они не вернутся в течение дня, он должен был делать все, что хотел. Идти в объятия Мората и Эравана, если он будет таким безрассудным.
Между ними не было прощания.
Манона контролировала свое сердцебиение, когда она сидела на спине Аброхаса, летя внутрь пещеры, ведущей в Омагу, осознавая что каждый вражеский глаз направлен на них, как спереди, так и сзади.
— Я хочу поговорить с Петрой Синекровной, — заявила она, зайдя в холл.
Молодой голос ответил:
— Я так и думала.
Наследница Синекровных появилась через ближайшую арку, лента с железными шипами была на лбу.
Манона склонила голову.
— Собери всех в этом зале.
Манона не задумывалась над тем, что она скажет.
И когда трое сотен Железнозубых ведьм пришли в зал, некоторые ушли со своих патрулей, Манона все еще недоумевала, что она скажет. Они смотрели на нее, наблюдая за Тринадцатью с настороженным презрением.
Их бывший Лидер Крыла; их павшая наследница.
Когда все собрались, Петра все еще стоявшая в дверном проеме, где она появилась, и просто сказала:
— Твой долг выплачен за аудиторию, Черноклювая.
Манона сглотнула, ее язык был сухим, как бумага. Сидя на спине Аброхаса она могла видеть каждое движение в толпе, широкие глаза или руки, схватившие мечи.
— Я не скажу вам подробностей о том, кто я, — наконец сказала Манона. — Я думаю, вы уже слышали их.
— Крошанская сука, — плюнул кто-то.
Манона посмотрела на Черноклювых с каменными лицами, когда другие горели ненавистью. Для них она говорила, для них она прилетела сюда.