Сановники даже не взглянули в ее сторону, но Дарро повернулся и ответил:
– Без сознания. Его перенесли в домик у стены. Сейчас ему помогают наши лекари. Как только состояние позволит, его доставят сюда.
На подкашивающихся ногах Венга доковыляла до перил балкона и стала смотреть туда, где, как ей казалось, находился этот домик.
У нее не было ни отца, ни старшего брата. Она пока не решила, в каком качестве Эдион понравился бы ей больше. Из-за пустячной раны Киллиан не отправил бы Дарро сообщение. Значит, рана серьезная и опасная.
Венга прижала руку к животу, пытаясь удержать желчь, которая сжигала ей горло.
Взрослые о чем-то вполголоса переговаривались. Затем на плечо Венги легла рука Дарро.
– Мой ответ отнесет господин Ганнер. А ты побудешь здесь, со мной. Возможно, ты мне понадобишься.
Произнесенные слова звучали сурово, однако рука на плече Венги была теплой и доброй.
Венга лишь кивнула. Ей стало совсем худо. Она вцепилась в каменные перила балкона, словно это могло каким-то чудесным образом удержать Эдиона в мире живых.
– Слан, нам нужно подкрепиться горяченьким, – тоном, не допускающим возражений, распорядился Дарро.
Второй сановник покинул балкон. Венга закрыла глаза и стояла так до тех пор, пока господин Слан не вернулся.
– Пей, – велел Дарро, всовывая ей в руки обжигающую кружку.
Венга послушно выпила. Кажется, это был говяжий бульон. Горячий, и на том спасибо.
Внизу сражались ее друзья. Ее семья, которой прежде у нее не было.
Вдали, возле реки, иногда мелькало что-то белое и стремительно движущееся. Значит, Лисандра была жива.
И никаких новых вестей об Эдионе.
Венга не уходила с балкона. Она молилась, как умела. Рядом молча стоял Дарро.
Глава 87
Как бы ни спешила армия хагана, размеры не позволяли ей перемещаться достаточно быстро, чтобы вовремя поспеть в Террасен.
Всю неделю, что они двигались сквозь Задубелый лес, Аэлина была вынуждена прожигать дополнительные просеки по обеим сторонам дороги. Она просила прощения у леса, Маленького народца и Брэннона. Сейчас армия приближалась к Эндовьеру. Оттуда до террасенской границы всего несколько лиг. И еще целых десять дней пути до Оринфа. Это при благоприятной погоде и отсутствии неожиданных препятствий. Если после захвата Перранта там остался моратский гарнизон, подходить к городу означало обречь себя на дополнительные сражения и потерять еще больше времени.
Путь по равнинам был короче, но по соображениям безопасности решили обойти Перрант с запада, обогнув и Перрантские горы. Задубелый лес давал неплохое прикрытие, чтобы под носом у моратских сил проскользнуть к Оринфу… Если к тому времени от террасенской столицы еще что-то останется. Проводить воздушную разведку не имело смысла: слишком далеко. Им не встретилось ни одного гонца с севера. Дикари с Белоклычьих гор, решившие идти до Оринфа, дабы отомстить за соплеменников, тоже не знали более коротких путей.
Аэлина старалась об этом не думать. Гнала мысли о возможном местонахождении Эравана и Маэвы и их замыслах.
Эндовьер станет первым обжитым местом, которое армия хагана увидит после недельного марша из Ферианской впадины. Возможно, там удастся что-то разузнать о судьбе Террасена. Об этом Аэлина тоже старалась не думать. К Эндовьеру они подойдут завтра или послезавтра. Там ее ждала новая встреча с серыми горами, в чьих недрах находились соляные копи.
Аэлина лежала ничком на узкой койке (было бы безумием требовать широкую кровать, когда через несколько часов – снова в путь) и морщилась от обжигающих прикосновений инструментов Рована к ее спине. Позвякивание его татуировочных приспособлений и треск углей в жаровне были единственными звуками внутри шатра.
– Ты успеешь за сегодня? – спросила она, когда Рован отвернулся, чтобы опустить иглу в смесь чернил и морской соли.
– Успею, если помолчишь, – сухо ответил он.
Аэлина засопела и приподнялась на локтях – взглянуть на сосредоточенного Рована. Узоры на собственной спине ей были не видны, но она знала их рисунок. Рован повторял татуировку, которую делал ей еще в крепости Страж Тумана: история о тех, кого она любила, и обстоятельствах их гибели. Тогда узоры ложились прямо на шрамы. Шрамы исчезли, а узоры Рован надежно сохранил в своей памяти.
Но к прежним узорам он сегодня добавит новые. Татуировка на лопатках, напоминающая распростертые крылья. Во всяком случае, Рован так ей сказал. История про Аэлину и Рована, начавшаяся в гневе и печали и ставшая совершенно иной.
Хорошо, что этим сегодня его работа и завершится. Изображением их счастья.
– Скоро мы подойдем к Эндовьеру, – сказала Аэлина, упираясь ладонью в подбородок.
Рован продолжал наносить узоры. Он слышал каждое слово, и его вопрос был продуманным и взвешенным:
– Как ты хочешь поступить с этим местом?
Аэлина поморщилась. Не от вопроса, а от иголки, задевшей чувствительное место возле позвоночника.
– Сжечь дотла. А горы – превратить в груды обломков.
– Прекрасно. Я тебе помогу.
– И что же, легендарный принц-воин даже не посоветует мне поберечь магическую силу? – слегка улыбнулась она. – Не предостережет от напрасной траты?
– Легендарный принц-воин посоветует тебе держаться до конца, но если уничтожение Эндовьера будет этому способствовать, он готов помочь.
Аэлина умолкла. Ее хватило на несколько минут.
– В прошлый раз ты, кажется, управился быстрее.
– Я внес некоторые улучшения в прежний узор. И потом, новый тоже потребовал времени.
Она снова замолчала. Иногда на коже выступала кровь. Рован вытирал капли тряпкой и продолжал.
– Вряд ли я смогу, – тихо призналась Аэлина. – Не знаю, хватит ли у меня сил просто взглянуть на Эндовьер, не говоря уже о том, чтобы его разрушить.
– Хочешь, чтобы этим занялся я?
Спокойный вопрос воина. Аэлина знала: он готов взять это на себя. Если она попросит его слетать в Эндовьер и превратить бывшее каторжное поселение в прах, Рован так и сделает.
– Не надо. Думаю, мы там вообще никого не встретим. Ни надсмотрщиков, ни каторжан. Спасать некого, а рушить убогие постройки… зачем? Мне хочется проехать мимо Эндовьера и больше никогда о нем не вспоминать. Или я рассуждаю как трусиха?
– Ты рассуждаешь как человек. – Он задумался. – Или… как фэйка.
Аэлина смотрела на сплетенные пальцы и хмурилась.
– Знаешь, внешне я все больше ощущаю себя фэйкой. Я даже забыла, когда в последний раз находилась в человеческом теле.
– Так это хорошо или плохо? – не прекращая работы, спросил Рован.
– Даже не знаю. В глубине души я была и остаюсь человеком, невзирая на всю эту красивую чушь о фэйской королеве. Мои родители были людьми, и их родители – тоже. И если во мне отчетливо проявилось наследие Мэбы… Я – человеческая женщина, способная превратиться в фэйку. Человек в фэйском теле.
О продолжительности жизни, многократно превосходящей человеческую, Аэлина умолчала. Учитывая, чтó ждет их впереди, было как-то не до разговоров о бессмертии.
– А мне ты представлялась человеком с фэйскими инстинктами, – возразил Рован. – И они в тебе перевешивали человеческие.
Аэлина почувствовала его усмешку.
– Это стремление к защите всех, кто тебе дорог, властность, агрессивность…
– Ты бесподобен в своем умении говорить комплименты женщинам: что человеческим, что фэйским.
Смех Рована жаркой волной обдал ей спину.
– А почему одновременно нельзя быть человеком и фэйкой? Почему нужно выбирать?
– Потому что люди постоянно требуют определиться. Или одно, или другое.
– Помнится, тебе всегда было плевать на требования людей.
– Верно, – согласилась Аэлина.
Новый болезненный укол заставил ее стиснуть зубы.
– Я рада, что ты здесь. Не хотелось бы снова встречаться с Эндовьером в одиночку.
Встречаться с частью ее относительно давнего прошлого, где каждый день состоял из истязаний и усилий выжить. К встрече с недавним прошлым Аэлина пока была не готова.
Игла замерла. Отупляющая боль прекратилась. Губы Рована коснулись спины Аэлины в том месте, где он начал новый узор. Такой же узор был и на его спине. Тот появился стараниями Фенриса и Гареля, неутомимо трудившихся над спиной Рована на каждом привале.
– И я рад, Огненное Сердце, что нахожусь рядом с тобой.
Знать бы, какой срок отмерили им боги.
Элида тяжело опустилась на койку и с тихим стоном принялась расшнуровывать сапоги. Сегодня она опять помогала Ириане в целительской повозке и изрядно устала. Втирание мази в увечную лодыжку представлялось ей божественным наслаждением. Элида не роптала на загруженность работой. Поручения, которые давала ей Ириана, отгоняли мысли. А их хватало с избытком. О том, как она поступила с Варноном, об участи Перранта и, конечно же, о том, что ждет их в Оринфе и сумеют ли они победить моратские полчища.
На другой койке сидел Лоркан, держа в руке яблоко, наполовину очищенное от кожуры.
– Тебе нужно почаще отдыхать, – сказал он.
Элида отмахнулась, стягивая сапог:
– Ириана беременна. Ее тошнит чуть ли не каждый час, и то ничего. Уж если она не отдыхает, я тем более обойдусь.
– Ириана, допустим, не вполне человек, – угрюмо возразил Лоркан, но глаза у него смеялись.
Элида достала баночку с мазью. Ириана говорила, что мазь приготовлена из эвкалипта. Элида о таком растении даже не слышала, но запах – резкий и одновременно успокаивающий – ей очень нравился. Помимо эвкалипта, она различала аромат лаванды, розмарина и чего-то еще. Все вместе и составляло беловатую полупрозрачную мазь.
Она не заметила, как Лоркан оказался рядом и осторожно взял в ладони ее увечную ногу.
– Позволь мне.
Ошеломленная Элида даже забыла возразить. Лоркан молча забрал у нее баночку, погрузил пальцы в мазь, затем стал втирать Элиде в ногу.
Большой палец Лоркана коснулся места, где неправильно сросшиеся кости терлись друг о друга. Элида застонала. Лоркан осторожно, почти священнодействуя, снимал боль.