Как? Он не знал.
После короткого подъема проход выровнялся и повел их дальше. Стены и пол не отличались гладкостью. Их создала не вода и не движение в горных породах, а руки смертных каменотесов. Должно быть, в глубокой древности гробницы умерших правителей устраивали не в курганах, а под землей, вырубая в камне. Подземная река становилась для усопших их последним земным путем. Прошли века. Исчезли древние королевства и с ними – знания о подземных реках.
Фонарь в руке Аэлины заливал каменные стены неярким голубоватым светом. Рован быстро нагнал ее и теперь шел рядом. Фенрис трусил следом. Гарель шел позади.
Оружия Рован не вынимал. Сталь мало годилась против золотушников. Их можно было сразить только магией. Почему Аэлине понадобилось остановиться? Что она хотела увидеть в этой пещере? Ответов Рован не знал и мог лишь строить догадки. Меж тем проход окончился небольшой пещерой, где повсюду блестело золото.
Естественно, был здесь и золотушник. Тень в истрепанном черном плаще юркнула за саркофаг, стоящий посередине. Рован выкрикнул предостережение, но Аэлина даже не подумала нанести магический удар. Она остановилась, упираясь рукой в бок. Золотушник зашипел. Аэлина молча смотрела.
Казалось, она не хочет или не может призвать свою магическую силу.
Рован напрягся, затем метнул в золотушника волну льда и ветра. Тварь пронзительно вскрикнула и исчезла. Аэлина посмотрела туда, где только что находился золотушник, потом оглянулась на Рована. В глазах он прочел благодарность.
В ответ он кивнул, передав по связующей нити: «Не волнуйся. Больше не сунется».
Но Аэлина отвернулась, оборвав их беззвучный разговор, и теперь внимательно оглядывала пещеру.
Время. Чтобы стать прежней Аэлиной, ей понадобится время. Даже если Огненное сердце и делала вид, будто с нею все в порядке.
Рован тоже оглядел гробницу. Саркофаг. Сокровища. На противоположной стене темнела еще одна арка. Куда она вела? В другую гробницу? Или наверх?
– У нас нет времени на поиски выхода, – сказал Рован, решив, что Аэлину потянет этим заняться. – И двигаться под землей безопаснее, чем по земле.
– Я и не собираюсь искать выход, – с ледяным спокойствием ответила Аэлина.
Она нагнулась над сундуком, зачерпнула горсть золотых монет с профилем давно забытого короля.
– Нам нужны средства, чтобы оплатить путешествие на Эрилею. И не только. Золото никогда не бывает лишним.
Рован удивленно вскинул брови. Аэлина пересыпала монеты в карман плаща.
– Может, мне только почудилось жалостливое дребезжанье в твоем кошельке? Я, грешным делом, подумала, что вы все сильно поиздержались.
Эта искра язвительного юмора, это желание подразнить… Она старалась быть прежней Аэлиной. Ради него, ради остальных. Возможно, даже ради себя. Она добросовестно старалась.
Ровану не оставалось иного, как ответить ей в том же духе:
– Да, королева. Не хотелось расстраивать ваше величество, но мы и впрямь сильно поиздержались.
– Между прочим, это золото принадлежит мертвым, – осторожно напомнил ей Гарель.
Аэлина пересыпала в карман вторую горсть монет, затем отправилась осматривать другие сокровища гробницы.
– Мервым не надо платить за плавание на корабле. И лошадей им покупать не надо.
– Ты слышал мнение королевы, – сказал льву Рован, обворожительно улыбнувшись.
Фенрис обнюхивал сундук с драгоценными камнями. И вдруг – яркая вспышка. На месте волка стоял фэец. Его серая одежда поистрепалась, но была цела. Во всяком случае, выглядела она лучше, чем его осунувшееся лицо с опустошенными глазами.
Аэлина прекратила перемещение золота в свой плащ.
У Фенриса дрогнул кадык, словно он пытался вспомнить членораздельную речь. Затем хрипло произнес:
– Дополнительные карманы нам не помешают. – Он похлопал себя по карманам.
Аэлина улыбнулась. Слегка, одними губами. Потом трижды моргнула Фенрису. В ответ он моргнул один раз.
Шифр. Они придумали этот способ общения, когда ему было приказано оставаться в обличье волка.
Улыбка Аэлины продержалась еще несколько мгновений. Она шагнула к фэйцу с золотистыми волосами. Кожа, которую она помнила бронзовой, была совсем бледной. Аэлина раскрыла руки, молчаливо приглашая его. Пусть сам решает, нужно ли ему это соприкосновение, выдержит ли.
Так и Рован оставлял решение за нею, не зная, хочет ли Аэлина прикасаться к нему.
Легкий вздох вырвался из груди Фенриса. Он обнял Аэлину, содрогнувшись всем телом. Ее лица Рован не видел. Возможно, и незачем ему было видеть ее лицо. Зато он видел руки, вцепившиеся в камзол Фенриса до белизны костяшек.
Хороший знак. Маленькое чудо, что после всего они могли и хотели обниматься. Рован напомнил себе об этом, ибо его мужская сущность насторожилась, увидев, как его истинная пара обнимается с другим фэйцем. Однажды Аэлина назвала его фэйским придурком с собственническими замашками. Рован пообещал себе сделать все, чтобы этот «титул» не прилип к нему.
– Спасибо, – дрогнувшим голосом сказала Аэлина, отчего в груди Рована стало еще тяжелее.
Фенрис не ответил. По его страдальческому лицу Рован понял: ответных благодарностей не последует.
Они разомкнули объятия.
– Когда почувствуешь себя готовой, можем поговорить, – сказал Фенрис, проведя ладонью по ее щеке.
Поговорить о пережитом. Понять хитросплетения случившегося.
– Взаимно, – тихо ответила Аэлина. Она продолжила набивать золотом карманы плаща, потом снова взглянула на Фенриса; в его лице ничего не изменилось. – Я предложила тебе клятву на крови, чтобы спасти твою жизнь. Но я не настаиваю, Фенрис. Если эта клятва тебе в тягость, можно найти способ освободить тебя от нее.
– Мне она не в тягость, – ответил Фенрис.
В словах – ни намека на прежний нагловатый юмор. Мельком взглянув на Рована, Фенрис склонил голову:
– Почту за честь служить твоему двору. И тебе.
Аэлина небрежно махнула рукой, но Рован успел заметить блеск в ее глазах. Воспользовавшись тем, что ее внимание привлекла какая-то золотая безделушка, он подошел к Фенрису, сжал тому плечо и сказал:
– Рад твоему возвращению… брат.
Последнее слово Рован произнес с запинкой. Прежде он считал Фенриса не более чем соратником. Но после всего, что белый волк сделал для Аэлины, Рован был вправе называть его братом. Даже если родной брат Фенриса…
Темные глаза Фенриса вспыхнули.
– Маэва убила Коннала. Не сама. Толкнула на самоубийство… кинжалом прямо в сердце.
Из пальцев Гареля выскользнуло ожерелье с рубинами и жемчугом.
В гробнице вдруг сделалось жарко, но ни пламени, ни даже россыпи углей не появилось. Магия Аэлины выплеснулась и тут же вновь оказалась на поводке. Сама Аэлина продолжала набивать карманы золотом и драгоценностями. Рован понял: она видела самоубийство Коннала.
Даже здесь, где не ступить, не задев чего-нибудь, Гарель ухитрялся двигаться бесшумно. Подойдя, он стиснул второе плечо Фенриса:
– Мы заставим ее заплатить за гибель Коннала, и как можно скорее.
Лев никогда не произносил подобных слов, и тем более в адрес их бывшей королевы. Но ярость в его желто-карих глаза была неподдельной. Ярость и сострадание к Фенрису.
Фенрис отошел. К выражению утраты на его лице примешивалось еще что-то. Что – Рован понять не мог. Но время и место не располагали к вопросам.
Карманы у всех были плотно набиты золотом. Фенрис даже снял серый камзол и превратил в мешок. Когда камзол раздулся и затрещал по швам, Фенрис молча направился к выходу. Гарель, все еще хмурясь на их беззастенчивый грабеж, последовал за ним.
Аэлина не торопилась покидать гробницу. Она выбирала тщательнее, нежели ее спутники, глядела на каждую вещь глазами ювелира. Рована это не удивляло. Его истинная пара прекрасно разбиралась в драгоценностях и знала, за какую из них можно выручить самую высокую цену.
– Нам пора, – напомнил ей Рован.
Его собственные карманы раздулись до предела. Он набрал столько золота, что оно мешало идти.
Аэлина оторвалась от заржавленного сундука, где вела поиски, и направилась к Ровану, неся что-то в кулаке. Подойдя, она разжала пальцы. На ладони лежали два золотых кольца. В кольцо побольше был вделан изящно ограненный рубин. В другом, более напоминавшем перстень, сверкал квадратный изумруд размером с ноготь Аэлины.
– Я не знаю фэйских обычаев. А у людей жених и невеста обмениваются кольцами.
Пальцы Аэлины слегка дрожали. Слишком много невысказанных слов скопилось между нею и Рованом. Но сейчас не время для разговоров и исцеления душевных ран. Им нужно как можно быстрее добраться до берега и плыть в Эрилею. И все же… это ее неожиданное предложение, доказательство, что она по-прежнему считала Рована своей истинной парой и дорожила клятвами, которые они принесли друг другу…
– Изумруд, надо понимать, для меня, – усмехнулся Рован.
Аэлина тоже усмехнулась. Этот тихий звук был для него столь же драгоценным, как древние кольца, найденные среди россыпи сокровищ.
Она взяла руку Рована. Он призвал на помощь всю волю, чтобы не вздрогнуть от облегчения и не упасть на колени, когда Аэлина надела на его палец кольцо с рубином. Кольцо подошло ему идеально, хотя наверняка было сделано для короля, лежащего в саркофаге.
Рован молча взял руку Аэлины и надел ей кольцо с квадратным изумрудом.
– До самого конца, что бы ни случилось, – прошептал он.
В глазах Аэлины блеснули слезы.
– До самого конца, что бы ни случилось.
Напоминание и одновременно клятва – более священная, нежели брачные клятвы, принесенные ими на корабле.
Она вернулась из темноты железного гроба, и они пойдут дальше вместе. Вместе встретят все, что бы ни ожидало их в Террасене, включая и проклятые обещания богам. «Как легко давать обещания, исполнять которые будут твои потомки», – подумалось Аэлине.
– Я сделаю прежние татуировки, – пообещал Рован, осторожно погладив ее руку. Аэлина шумно сглотнула, но кивнула. – И к ним хочу добавить еще одну. Тебе и себе.