Колени Рована подгибались, но его магический ветер дул до тех пор, пока пар не начал рассеиваться. Жаркое облако остывало.
Равнину заволокло густым туманом, скрывшим королеву.
Наступила тишина, будто исчезли все звуки.
Магический огонь еще мелькал в тумане. Синее пламя сменилось золотистым и красным, став мерцающим пятном.
Рован сплюнул кровь на камни. Каждый вдох и выдох обжигал, словно ему в горло натолкали осколков стекла.
Пламя сжималось. Струйки пара не представляли никакой опасности. Наконец остался лишь тонкий огненный столб посреди туманной равнины.
Нет, не столб. Это была Аэлина, окруженная раскаленным белым светом. Казалось, целиком отдав себя пламени, она превратилась в огонь.
– Огненосица, – зашептали на парапетах.
Туман расходился, поднимаясь к небу и набрасывая покрывало на ее сверкающий наряд. Все, кто был свидетелем победы над водной стихией, благоговейно молчали.
Слабый ветер с севера истончил туманное покрывало, показав Аэлину в ее сияющем великолепии. Она светилась изнутри. Свечение меняло цвет, становясь золотистым. Пряди ее волос колыхались на ветру.
– Наследница Мэлы, – прошептала Ириана.
Элида и Лоркан застыли, глядя на королеву.
Постепенно ветер освободил от тумана пространства за спиной Аэлины. Там, где еще недавно высилась водная громада, угрожавшая затопить равнину, не осталось ничего.
Целых три месяца она пела тьме и пламени и слушала их ответную песню. Целых три месяца она погружалась в неизведанные глубины своей магической силы. Пока Маэва и Кэрн издевались над ее телом, она уходила все глубже. Они и заподозрить не могли, куда она проникает и что накапливает день ото дня.
Силу для смертельного удара. Такого, чтобы раз и навсегда уничтожить темную королеву.
Эту силу Аэлина держала глубоко внутри даже после освобождения. Никто не догадывался, какого напряжения ей стоило подавлять собственную магию, рвущуюся наружу. Аэлина выбирала разные способы отвлечься. Иногда спасалась молчанием, иногда заслонялась самоуверенной бравадой.
Но когда увидела волну, когда увидела Элиду и Лоркана, решивших погибнуть вместе… Наконец, когда увидела армию, способную спасти Террасен, она поняла. Почувствовала огонь, спящий под Аньелем, и убедилась: судьба не просто так привела их сюда.
Ее, Аэлину, в первую очередь.
С гор в озеро теперь текла маленькая безобидная речка – и только.
Аэлина подняла сверкающую руку, наслаждаясь благословенной, прохладной пустотой. Сияние постепенно меркло: сначала кончики пальцев, потом ладони, руки.
Измененная, она возвращалась в свое тело. В Аэлину. Все вокруг обретало четкость и предельную ясность, словно она заново получила способность видеть и дышать.
Золотистое свечение отступало внутрь ее тела, под кожу. Живой факел вновь становился женщиной. А в небе уже мчался к ней белохвостый ястреб.
Когда сияние покинуло Аэлину, уйдя в ступни и пальцы ног, у нее подогнулись колени. Она сползла вниз и, удивляясь тишине, разлившейся вокруг, свернулась калачиком.
Аэлина смутно чувствовала знакомые сильные руки, подхватившие ее. Эти руки держали ее, пока длился полет на большой умной птице. А над равниной, в лучах предвечернего солнца, таяли последние клочья тумана.
Потом ее обступила блаженная темнота.
Глава 62
Крошанки не рассеялись и не скрылись в небесах. Вместе с отрядом Тринадцати они полетели на юго-запад, к внешним отрогам Белоклычьих гор. Там находился другой тайный лагерь. В нынешний они вряд ли когда-нибудь вернутся, поскольку его местонахождение известно врагам. Что ж, дальше от Террасена, но хотя бы ближе к Морату.
«Слабое утешение», – думал Дорин, глядя, как ведьмы обустраиваются на ночлег. Драконы могли бы лететь дальше, но крошанки на метлах за ними не поспевали. Перелет длился до темноты. Крошанки предложили место для ночлега, Тени его проверили и убедились в надежности лагеря.
Было решено выставить ночной дозор не только на земле, но и в воздухе. Если две уцелевшие верховные ведьмы вздумают отомстить, это случится ночью. Весь день Астерина и крошанки намеренно запутывали следы. Насколько успешно – покажет время.
Холодный вечер предвещал еще более холодную ночь, и потому поставили шатры. Драконы устроились все вместе под каменным навесом. Разумнее было бы не разводить огня, но ведьмы промерзли до костей, и Гленнис все же позволила обогреться. Она раскрыла стеклянный шар, в котором путешествовало священное пламя, и в лагере запылали костры. Дорин окружил лагерь магическим покровом. Но ведь и прежняя их стоянка была скрыта от чужих глаз. Тогда как верховные ведьмы Железнозубых сумели его найти? Этот вопрос не давал покоя адарланскому королю.
Разговоров о дальнейших действиях ни крошанки, ни отряд Тринадцати пока не заводили. Возможно, после этой ночи их пути наконец разойдутся. Манона не склоняла их к союзу и не предлагала отправиться на войну. Она даже не спросила, куда они полетят, – настолько острой была необходимость поскорее убраться из прежнего лагеря.
Дорин растянулся на подстилке, закутался в несколько одеял. Язычок магического пламени немного согревал воздух в шатре. Сегодня было не до вопросов, но завтра ведьмам придется на них отвечать.
Он жутко устал за день полета и жутко промерз, невзирая на тепло, сотворенное его магией. Подушкой ему служил мешок с припасами. Было только одно желание: поскорее заснуть.
Дорин почти засыпал, когда в лицо пахнуло холодом. Это длилось мгновение, потом холод исчез. Он знал, кто зашел в шатер, а потому, открыв глаза, ничуть не удивился при виде Маноны. Она сидела возле его подстилки, обхватив колени.
Ведьма смотрела в темноту шатра, которую немного разгоняло серебристое свечение звезд ее короны.
– Тебе незачем постоянно носить корону, – сказал он. – Королям и королевам позволяется иногда ее снимать.
Золотистые глаза повернулись к нему.
– Тебя я вообще не видела с короной.
– Как ты знаешь, все эти месяцы я был далеко от фамильной сокровищницы… если она еще существует. – Он сел. – Я терпеть не могу короны. Давят на голову.
– Эта почти невесомая, – усмехнулась Манона.
– Она и выглядит сделанной из света, так что неудивительно.
Тяжесть короны зависела не только от ее веса, о чем Дорин благоразумно промолчал.
– Значит, решил удостоить меня разговором, – подытожила Манона, исчерпав запас учтивости.
– Я с тобой и раньше говорил.
– Потом перестал. А теперь говоришь лишь потому, что я – королева?
– Тебя признали королевой не далее как сегодня.
Золотистые глаза ведьмы прищурились, оглядывая лицо Дорина в поисках ответа. Он не возражал, потом и сам стал всматриваться в лицо Маноны. Ее дыхание было ровным. Напряженность исчезла.
– Я думала, видеть, как она улепетывает, доставит мне больше удовольствия, – сказала Манона, имея в виду бабушку. – А что чувствовал ты, когда убил своего отца?
– Гнев. Ненависть.
Дорин даже не поморщился от нелицеприятной правды своих слов.
Манона закусила нижнюю губу. Железные зубы исчезли. Лицо выражало редкое для ведьмы сомнение.
– Считаешь, мне следовало ее убить?
Дорин задумался.
– Кто-то скажет: да, надо было. Но унижение порою страшнее смерти. Ты ее унизила. Это может заметно ослабить ее положение и повлиять на боевой дух армии Железнозубых. А вот ее гибель дала бы обратный результат: ведьмы ополчились бы на тебя и твоих соратниц.
– Но я же убила предводительницу Желтоногих.
– У тебя была причина: она посмела издеваться над святыней крошанок. Но предводительницу Синекровных и свою бабушку ты не тронула. Зато они сполна хлебнули унижения. Вот если бы ты убила всех троих или бабушку и предводительницу Желтоногих, их гибель выглядела бы благородной жертвой во имя всех Железнозубых кланов.
Манона кивала. Дорин вновь ощутил на себе ее жутковато проницательный взгляд. Взгляд замершего хищника.
– Ты прости меня за то, что наговорила тебе тогда, узнав про твое решение отправиться в Морат.
Ошеломленный, Дорин мог лишь моргать. Шутка была единственным способом спрятать растерянность.
– Смотрю, ты начала перенимать добродетели крошанок.
Она улыбнулась одними губами:
– Не дай бог мне когда-нибудь стать такой же занудой, как они.
Дорин перестал улыбаться.
– Я принимаю твое извинение, – сказал он и выдержал взгляд Маноны в знак своей искренности.
Ей это показалось достаточным ответом и отчасти – ключом к другому ответу.
Золотистые глаза потускнели.
– Ты покидаешь нас, – прошептала она. – Завтра.
– Да, – ответил Дорин, не посмев соврать.
Пора. Манона выдержала столкновение с бабушкой, бросила вызов тому, что сама помогала создавать. Словом, действовала. Вот и ему пора переходить к действиям. Дорину не требовалось искать подтверждения у Дамариса или вызывать духов мертвых. Он и так это знал.
– Каким образом? – спросила Манона.
– У ведьм есть драконы и метлы. Я научился создавать крылья.
Помолчав, Манона опустилась на колени и повернулась к нему:
– Морат – это смертельная западня.
– Так оно и есть.
– Я… Мы не сможем отправиться с тобой.
– Знаю.
В ее глазах он заметил неподдельный страх. Манона не разразилась гневной речью, не наорала на него. Даже не зарычала.
– Ты не боишься отправляться в одиночку?
– Разумеется, боюсь. Да и кто в здравом уме не испугается? Но моя миссия важнее страха.
Лицо Маноны вспыхнуло гневом. Ее плечи напряглись. Затем гнев погас, и Дорин вновь увидел лицо королевы. Как утром, после сражения с верховными ведьмами. Спокойное, мудрое, с оттенком печали и ясным пониманием. Глаза скользнули вниз и тут же вновь поднялись, перехватив его взгляд.
– А если бы я попросила тебя остаться?
Вопрос застал его врасплох. Дорин тщательно обдумал ответ.
– Мне понадобилась бы очень убедительная причина.
Пальцы Маноны принялись расстегивать пряжки и пуговицы доспехов.