Кастил хмыкнул.
– А в этом есть смысл.
– Может, для тебя, – пробурчал Киеран.
– А вы знаете, где спит Пенеллаф? – спросила я про богиню, чье имя ношу.
Киеран вздохнул.
– Не здесь, это я могу точно сказать.
На губах Кастила заиграла легкая улыбка.
– Полагаю, она спит под Большой библиотекой в Карсодонии.
– Правда?
Кастил кивнул, и мне не понравилась идея, что богиня мудрости, верности и долга спит там, в самом сердце владений Вознесшихся.
– А Теон?
– Бог согласия и войны и его сестра-близнец Лейла почивают под Столпами Атлантии.
Я открыла рот…
– Пожалуйста, не надо, – прервал Киеран.
– Чего не надо?
– Спрашивать о каждом боге и богине, потому что это приведет к новым вопросам. Я просто знаю, что приведет.
Я закатила глаза.
– Вам следует уснуть, как они, ваше высочество.
– Не называй меня так, – огрызнулась я.
– Тогда спи, – приказал вольвен.
– Я не могу просто взять и уснуть! Я не такая, как вы.
– Я могу тебе почитать, – предложил Кастил. – Некий дневник по-прежнему у меня. Там есть глава, которая, я уверен, тебя заинтересует. Мисс Уилла спала в таких же условиях…
– Нет. Не-ет! – Я зажмурилась. – Нет необходимости.
– Уверена?
Кажется, Кастил придвинулся ближе. Его нога полностью прижалась к моей.
– Да.
Он негромко рассмеялся, а я не осмелилась вымолвить ни слова. С него станется достать этот проклятый дневник и прочитать, с его-то сверхострым атлантианским зрением. Поэтому я просто лежала. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я уснула, но это все же случилось. Мне вдруг стало очень жарко. Каким-то образом каждая часть моего тела избавилась от горного холода. Каждая часть меня…
Понемногу я осознала, почему мне так тепло и уютно. Во сне я повернулась к Кастилу. Он лежит на спине, а я практически наполовину взобралась на него. Моя голова покоится между его плечом и грудью. Я закинула на него одну ногу и прилипла к нему всем телом. А он обвил рукой мое плечо.
Но жарко было не только поэтому. Что-то горячее прижималось и к моей спине. Тяжелая рука лежала на талии, а нога была просунута между моими.
Если я повернулась к Кастилу во сне, то Киеран сделал то же самое, словно Кастил был для нас магнитом.
Сердце застучало. Не знаю, что делать. Разбудить их? Отпихнуть Киерана? Но это их потревожит, а я меньше всего хочу, чтобы Киеран обнаружил… что мы все трое сбились в кучу.
Оба невероятно теплые, и в нашем положении нет ничего греховного. Ну, я-то распростерлась на Кастиле не вполне невинно, но Киеран сделал то же, что и любой другой на его месте. Во сне он потянулся к теплу, и я не могу его в этом винить.
И рука моя лежала не в совсем невинном месте: скандально низко на животе Кастила. Я это знаю, потому что чувствую под ладонью пуговицы. Если я сдвину пальцы хоть на дюйм ниже, сомневаюсь, что он и дальше будет спокойно спать. В голову полезли мысли, в этот момент совершенно неподходящие: я вспоминала, чем мы занимались в экипаже… в спальне, в пещере.
Мысленно ударила себя кулаком в горло и убрала руку от весьма притягательной части тела Кастила, стараясь не замечать твердости внизу его живота и того, как его кожа обжигает сквозь одежду…
Рука Кастила крепче обхватила мое плечо, притягивая теснее, и у меня сбилось дыхание. Его движение потревожило и Киерана – он зашевелился за моей спиной. Мое сердце затрепетало, как пойманная птичка. Стройное мускулистое бедро проскользнуло между моих ног и прижалось. Понятия не имею, Кастил это или Киеран.
Во мне вспыхнули тысячи мыслей и чувств – так быстро и так много, что я не смогла в них разобраться.
Но ни один из них не проснулся, поэтому я просто лежала, и мысли потекли в другом направлении, не в том, которое делало наше спальное место еще более неловким. И не в печальном.
Я притворилась.
Не так, как раньше с Кастилом. Я притворилась, что мой брат по-прежнему смертный, и Тони тоже. Что брат Кастила свободен, а никаких Вознесшихся нет. Притворилась, что завтра я прибуду в королевство, которое примет меня с радостью; к королю и королеве, которые встретят меня с распростертыми объятиями. Притворилась, что мы с Кастилом стоим на пороге совместной жизни, долгой и счастливой, а не такой, что может закончиться в любую минуту. Притворилась, что мы оба стареем, и что я всегда была достаточно безрассудна и смела, чтобы позволять себе чувствовать, познавать мир, жить без теней прошлого, омрачающих каждый мой выбор, и без неизвестности будущего, нависшего над каждым моим решением.
Что мы всегда существуем в настоящем и… живем.
В конце концов тепло, которое они излучали, глубокое и ровное дыхание обоих, убаюкали меня. Я опять унеслась в объятия сна, куда манил шепот. Зов. Имя.
– Поппи…
Глава 43
Меня с головой захлестнуло узнавание – я узнала этот голос, который, как ни старалась, не могла выудить из глубин памяти.
Но это был его голос – голос моего отца звал меня по имени.
Я открыла глаза. Туманная мгла и… и золотистый свет фонаря, но я не проснулась.
Я опять там, в той ночи, которая закончилась кровью и криками.
– Поппи-цветочек, я знаю, что ты здесь. Выходи, – звал отец. – Иди ко мне, Поппи-цветочек.
С замиранием сердца я пошла на голос. Мои губы зашевелились, но мой голос оказался совсем детским.
– Папа? Я тебя искала.
– Ты меня нашла, как всегда. – Тень передо мной запульсировала и сгустилась, обретая форму. Он был высок – выше всех, кого я знала. – Тебе нельзя здесь находиться, моя девочка.
Я уставилась на него, стараясь рассмотреть лицо.
– Папа, я хотела пойти с тобой. Я не боюсь.
Но я боялась. Я дрожала, и у меня болел животик.
– Ты такая смелая, но тебе нельзя быть здесь. – Он опустился на колени, и глаза – такие же, как мои – заслонили весь мир передо мной. – Где твой брат?
– С тетей, которая печет пирожные, но я хотела быть с тобой и…
– Ты не можешь пойти со мной.
На мои плечи легли холодные руки, и его лицо словно сложилось из кусочков. Квадратная челюсть, покрытая отросшей за несколько дней щетиной. Мама называла ее бородой и часто на нее жаловалась, но я замечала, как она поглаживает эту щетину, когда думает, что мы с Йеном не видим. Прямой нос. Темные брови. Глаза цвета хвои.
– Ты должна остаться здесь и присмотреть за мамой и братом.
– Это она? – раздался из темноты еще один голос. Чужой, но не сказать, что совсем незнакомый.
– Это моя дочь, – ответил папа, оглянувшись через плечо. Он улыбнулся мне, но улыбка была какой-то не такой. Слишком натянутой. – Она не знает.
– Ясно, – отозвался тот же голос, по-прежнему знакомый.
Я не поняла, что он имеет в виду. Знала только, что он собирался уходить, а я этого не хотела.
– Милый маленький цветочек. – Холодные руки коснулись моих щек. – Милый маковый цветочек.
Папа наклонился и прижался губами к моей макушке.
– Я люблю тебя больше, чем все звезды на небе.
Я задохнулась и ответила:
– Я люблю тебя больше, чем всех рыб в море.
– Девочка моя.
Его отвлекли крики снаружи.
– Кора? – позвал он маму. Так ее называл только он.
Мама выплыла из теней, на ее лице отражалась боль. Она взяла меня за руку. Ее рука тоже была холодной.
– Тебе следовало знать, что она найдет сюда дорогу. – Мама оглянулась, но я не видела, куда она смотрит. – Ты ему доверяешь?
– Да. Он уведет нас в безопасное место.
Папа повернулся ко мне.
– Оставайся с мамой, малышка. – Такие холодные руки опять прикоснулись к моему лицу. – Оставайся с ней и найди брата. Я скоро за вами вернусь.
Просочился туман, забрал папу и немного рассеялся. Я слышала его голос. Он что-то говорил, но я ничего не могла разобрать. Я пошла было за ним, потому что знала: он не вернется…
– Не смотри, Поппи. Не смотри туда, – услышала я приглушенный голос мамы, которая тянула меня за руку. – Нам нужно спрятаться. Поспешим.
Я в замешательстве пыталась разглядеть ее. Она вела меня через затянутую туманом пустоту.
– Я хочу к папе…
– Ш-ш. Мы должны вести себя тихо. Мы должны вести себя тихо, чтобы папа нашел нас.
Я побрела за ней и споткнулась, когда мама остановилась.
– Лезь туда, Поппи. Сиди там, только тихо-тихо, хорошо? Ты должна молчать как мышка, что бы ни произошло. Поняла?
Я покачала головой.
– Я хочу быть с тобой.
– Я буду здесь. – Она коснулась меня влажными холодными руками. – Ты должна быть большой девочкой и послушаться меня. Тебе нужно спрятаться…
Раздался крик, от которого мама… на мгновение исчезла.
– Отпусти, малышка. Поппи, тебе нужно спрятаться…
Мама застыла.
Время замерло. Мы смотрели друг на друга. Ее кожа истончилась, открывая изящные кости. Я отшатнулась…
– Прости, – прошептал голос.
Маму оторвали от меня. Я бросилась за ней, но было слишком поздно. Не осталось ничего, кроме тумана и ее голоса, ее слов.
– Как ты можешь?
– Мама? – прошептала я, шагая вперед, не в силах разобрать, что она сказала.
Милый маленький цветочек,
Милый маковый цветочек,
Его сорвешь, он кровоточит,
И не милый больше…
Меня ухватила под локоть рука с кожей бледнее моей, в красных, как листья, пятнах. Послышался грохот, словно тряслись сухие кости, и низкий рокот наполнил воздух. Кто-то тянул меня за руку, и его окружали тени. Меня накрыла его темнота – края его черного плаща, и я споткнулась. Он тоже был высок, но его лицо было голосом, закутанным в одежду.
Мне нужно увидеть его лицо.
Мне нужно…
Меня толкнули обратно к визгу и вою. И туман… он вокруг меня и во мне. Туман начал раздвигаться, а рокот прокатился по земле у меня под ногами. И голос – голос, звучащий как золотая нить и колокольчики, шептал снова и снова: «стой, стой, стой».