– Да, разве что злюсь на то, что меня заперли.
Он прищурился.
– Ты не орала?
Я подняла брови.
– Вслух – нет. Ты слышал крик?
Делано наклонил голову.
– Что ты имела в виду под… не вслух?
– Возможно, я внутренне кричала от того, что заперта.
– Значит, ты не кричала?
– Нет. Не вслух. – Я скрестила на груди руки.
Его и без того светлая кожа словно побледнела еще больше.
– Мне показалось… показалось, что ты выкрикнула мое имя. – Складка между его бровями стала глубже. – Звала на помощь.
Он убрал руку с меча и провел по белым, почти как снег, волосам.
– Должно быть, это ветер.
– Или твоя нечистая совесть.
– Наверное, ветер.
Я направилась к нему.
На сей раз по его лицу пробежала усмешка.
– Прости, что помешал.
– Чему помешал? Я торчу в этой комнате! – воскликнула я. – Что могло…
Дверь закрылась, щелкнул замок.
– А вот теперь я кричу!
– Это ветер! – донеслось из-за двери.
Я пару раз топнула ногой вместо того, чтобы уступить желанию в самом деле завопить.
Бросилась на кровать и принялась рисовать в воображении, в какие места ударить ножом Делано, но потом слегка устыдилась. Он ни в чем не виноват. Виноват Кастил. Поэтому я представила, что наделаю в нем столько дыр, сколько смогу. Наконец меня начала одолевать дремота. Я не стала с ней бороться. Уж лучше быть без сознания, чем расхаживать в бешенстве.
Не знаю, как долго я спала – минуты или часы, но когда я открыла сонные глаза, то увидела, что мои ноги укрыты лоскутным одеялом. И я не одна в комнате. Напротив кровати сидел Киеран, в том же кресле, что и вчера, и практически в той же позе – нога в сапоге на согнутом колене.
– Добрый день, – сказал он.
Я медленно моргала, переводя взгляд с него на одеяло.
– Одеялом укрыл не я. Это сделал Кас.
Он был здесь? Пока я спала? Вот сукин сын…
– Хотя я рад, что ты наконец проснулась. Я собирался дать тебе еще пять минут, прежде чем рискнуть жизнью и здоровьем, разбудив тебя. В отличие от Каса, я не нахожу ничего интересного в том, чтобы смотреть, как ты спишь.
Кастил смотрел, как я сплю? Погодите. Долго ли здесь сидит Киеран?
– Что ты здесь делаешь? – хрипло поинтересовалась я.
– Помимо того, что задаюсь вопросом, какие именно жизненные выборы привели меня к этому моменту? – уточнил Киеран.
Я прищурилась.
– Да. Помимо этого.
– Я решил, что Делано нужен перерыв, а ты, наверное, проголодалась. Надеюсь, что ты проголодалась, потому что я тоже хочу есть.
Мой желудок немедленно решил ответить согласием – он бы не отказался от еды – и громко заурчал.
– Принимаю это за утвердительный ответ.
У меня вспыхнули щеки. Я сбросила одеяло и поднялась.
– Мне в самом деле можно покинуть эту комнату?
– Разумеется.
Я подняла брови.
– Ты говоришь так, будто я задала глупый вопрос. Я сидела здесь взаперти целый день!
– Если бы можно было верить, что ты не сбежишь, то, возможно, тебя бы не заперли.
– Возможно, если бы меня не держали в плену, я бы не пыталась сбежать!
– Верно подмечено!
Я вытаращилась на него.
– Но что есть, то есть. – Киеран выгнул бровь. – Хочешь выйти из комнаты и поесть или предпочтешь сидеть здесь и накручивать себя? Выбирай.
Выбирать? Я чуть не расхохоталась.
– Сначала мне нужно в ванную.
– Можешь не спешить. Я буду просто сидеть и смотреть… в никуда.
Я закатила глаза и начала поворачиваться, но тут мой глупый рот открылся.
– А где его высочество?
– Высочество? Бьюсь об заклад, Кас в восторге от такого обращения, – засмеялся Киеран. – Уже по нему соскучилась?
– О да. Именно поэтому и спрашиваю.
Киеран ухмыльнулся.
– Он в городе, разговаривает с Аластиром и другими. Если бы он не был принцем Атлантии со всеми вытекающими из этого обязанностями, я уверен, он бы сидел здесь… – Бледные глаза вольвена блеснули. – Любовался бы тем, как ты спишь.
– Хвала богам, что у него есть чем заняться.
Я поспешила в ванную комнату. Управившись со своими нуждами, взяла с туалетного столика щетку для волос. После сна волосы в полном беспорядке, и я наверняка выдеру половину, пытаясь распутать узлы. Закончив причесываться, положила щетку на место и посмотрела в маленькое зеркало, склонив набок голову.
Я смотрела не на шрамы, хотя мне показалось, что они стали менее заметными, возможно, из-за освещения. Меня интересовали глаза. Они зеленые, этот цвет достался мне и Йену от отца. У мамы были карие, а у атлантианцев, по моему мнению, глаза золотистые или ореховые. Были ли глаза мамы чисто коричневого оттенка? Или золотисто-коричневого? Или я ошибаюсь, считая, что у всех атлантианцев в глазах есть что-то золотистое?
Повернув голову, я увидела, что отметины от укуса на шее превратились в бледно-лиловый синяк и выглядят как любовные укусы, о которых я читала в дневнике мисс Уиллы Колинс. Я залилась краской и принялась быстро заплетать косу. Закончив, перебросила ее на плечо, надеясь, что она останется на месте и прикроет отметины.
Я опустила взгляд на руки. На них немало крови. Как бы я ни злилась на Кастила, его слова по-прежнему преследуют меня, как и то, что он поделился подробностями своего плена. Он не заслуживал того, что с ним делали.
В глубине души я все еще не могу поверить в то, что он взял на себя ответственность за гибель Виктера и остальных, и не могу не размышлять, были ли их смерти среди того, что запятнало его нутро.
Не омрачило ли его душу то, что с ним делали в плену против его воли?
На сердце у меня стало еще тяжелее, и я не знаю, что со всем этим делать. С ним творили ужасные вещи. Он творил ужасные вещи. Первое не отменяет второго, равно как и наоборот.
Когда я вышла из ванной, Киеран, по крайней мере, уже встал и смотрел на пляшущее в камине пламя. Интересно, он больше вообще не двигался?
– Тебе когда-нибудь бывает скучно? – поинтересовалась я.
– От чего? – ответил он совершенно лишенным интереса тоном.
– От того, что ты стоишь и ждешь. Похоже, тебе часто дают такие поручения.
– На самом деле это большая честь: охранять ту, кем принц так дорожит. А поскольку я никогда не знаю, что ты сделаешь в следующую секунду, это вовсе не скучно. Ну, за исключением времени, когда ты спишь.
Я раздраженно хмыкнула, а мое сердце немедленно вступило в войну с разумом по поводу того, почему принц так мной дорожит. Ясно же, что радостно встрепенувшееся сердце – совершенно глупое.
Подошла к камину и взяла ножны, которые носила на бедре. С облегчением заметив, что мягкая кожа высохла, я спросила:
– Ты не видел мой кинжал?
– Который с рукояткой из кости вольвена?
Я поморщилась.
– Да, этот.
– Не видел.
Испытывая легкое раскаяние от своей бестактности, я повернулась к нему.
– Что касается… рукоятки. Я понятия не имею, откуда и когда взялся материал для нее. Этот кинжал я получила в подарок…
– Знаю, – перебил он. – Если это не ты вырезала рукоятку из кости вольвена, то не нужно извиняться. Полагаю, ее сделали вскоре после войны Двух Королей. Тогда многие мои сородичи пали в битвах, и не все тела нам вернули.
Мне опять захотелось извиниться, особенно после того, как я подумала о семьях, которые не смогли почтить близких погребальными церемониями. Я подавила порыв ответить и сунула в ножны погнутый столовый нож, почти ожидая, что Киеран что-нибудь скажет. Но он только слегка улыбнулся.
– Готова? – Я кивнула, и он отлип от стены. – Иди впереди.
Я так и сделала, и с огромным удовольствием. Открыла дверь и двинулась по переходу. Почему здесь уже не так холодно, когда снаружи идет снег?
Но когда я открывала дверь на лестницу, мне в голову пришел вопрос получше.
– У всех атлантианцев золотистые глаза?
– Совершенно неожиданный вопрос. – Он поймал дверь прежде, чем она ударила его в лицо. – Но да, у большинства атлантианцев глаза имеют какие-то оттенки золотистого. А чисто золотые глаза – только у представителей первичной линии.
Я чуть не споткнулась.
– Первичная линия? – переспросила я, оглянувшись через плечо.
– Не все атлантианцы одинаковы. Разве в ваших книгах по истории этого нет?
– Нет, – проворчала я, глядя вперед. В книгах упоминались вольвены как жители Атлантии, но не было никаких упоминаний о других… линиях. – Что такое первичная линия?
– Это те, в чьих жилах течет чистая атлантианская кровь. Они могут проследить свою родословную до самых ранних известных атлантианцев, – ответил он. – Они их потомки не по крови, а по созданию.
– Они были созданы… другими атлантианцами?
– Да, божествами, детьми богов.
– Правда? – усомнилась я. – Божествами?
– Правда.
Мы как раз добрались до лестничной площадки. Я сдвинула брови, не зная, стоит ли этому верить, но что мне вообще известно? Я оглянулась на Киерана.
– Кто-нибудь из них еще живет в Атлантии?
– Если бы они еще там оставались, Кас не был бы нашим принцем. – На челюсти вольвена дернулась мышца. – К концу войны погибли последние из их линии.
– Что это означает? То, что Кастил не был бы принцем?
– Они были божествами, Пенеллаф. Теми, кто создал первичных атлантианцев. Капля их крови – это капля крови богов. Они бы свергли с трона любой другой род.
– Все потому, что они были связаны кровью… с божествами?
– Они правили Атлантией с начала времен и до тех пор, пока последний из них не умер. Они были не просто кровной линией. Они были Атлантией.
Ну ладно.
– И Кастил принадлежит к первичной линии?
– Да.
Что ж, если кто-то каким-то образом и связан с божествами и богами, так это он. Это объясняет его высокомерие и властность.
– Значит, в Атлантии живут и другие? Кроме вольвенов?
– Да, – ответил он, к моему удивлению. Я ожидала, что он придержит эти сведения в тайне. – Те, в ком есть кровь смертных, обычно в первом или втором поколении, с одним атлантианцем и одним смертным родителем.