Мгновение прошло без ответа. Я глянула на Кастила – он теперь поднял обе брови и, казалось, был застигнут врасплох.
– Ты… это ты сделал?
Он моргнул и покачал головой.
– Нет. Это Магда. Я подумал, что так тебе будет гораздо удобнее.
Значит, Магда жива.
– Это все, что ты хотела спросить?
Я опять перевела взгляд на едва заметные ранки на руке.
– Ты дал мне свою кровь.
– Да.
– Я так сильно пострадала?
– Ты была в синяках и истекала кровью, это уже достаточно плохо, – сообщил Кастил, и я снова глянула на него. – А еще беспокойство вызывала шишка на затылке. Киеран считал, что все эти раны несерьезны, но я… я решил не рисковать. – Он стиснул зубы. – И мы не можем здесь задерживаться, ожидая твоего выздоровления. За тобой придут другие.
Другие.
– Они ехали за нами. – Я прочистила горло. – Лорд Чейни сказал, что они обнаружили…
– Знаю. – На его лице возникла легкая усмешка. – Я немного поговорил с вампиром, а я могу быть очень убедительным, когда нужно выведать информацию.
Обрывки фраз лорда Чейни медленно складывались воедино.
– Он… он увидел следы укуса на моей шее и понял, что я знаю правду. – Я сдвинула брови. – Он сказал, что не понимает, как герцогу с герцогиней удавалось ни разу не попробовать моей крови, как они устояли, зная, кто я. Он сказал, что у меня мощная кровь.
Кастил стиснул зубы.
– Атлантианская кровь для вампиров на вкус как изысканное вино. А кровь чистокровного атлантианца…
– Как выдержанный виски?
Он слегка улыбнулся.
– Очень выдержанный и очень мягкий.
– Думаю, Тирманы сдерживались, потому что боялись гнева королевы и короля. Кроме того, это бы открыло правду о них. – Я покачала головой, потеребила край одеяла. – Чейни был ранен.
– Элайджа нанес неплохой удар, но этот трус сбежал.
Хотела бы я на это посмотреть, но из глубин памяти медленно всплыли еще кое-какие слова Чейни.
– Я сказала ему… сказала, что знаю, зачем нужна им живой. Он намекнул, что я ошибаюсь.
Кастил ухмыльнулся.
– Ну конечно, он бы так сказал. Сомневаюсь, что королева или король захотят, чтобы ты знала правду или верила в нее. Они хотят, чтобы ты шла на все добровольно, не сопротивляясь им, и чтобы они могли лгать тебе, пока ты не окажешься там, где им нужно. Если бы он не был ранен, то, возможно, сказал бы, что это все ложь. Постарался бы завоевать твое доверие.
– Но притягательность моей крови оказалась непреодолимой?
Кастил кивнул.
Мой желудок скрутило от тошноты.
– Когда я видела лорда Чейни, он всегда казался… добрым. Более человечным, чем герцог или лорд Мэзин.
– Вознесшиеся очень умело скрывают свою подлинную натуру.
Как и сам Кастил.
У меня заколотилось сердце. Я по-прежнему не могу считать такими всех Вознесшихся. Когда я спросила у герцогини, накажут ли меня, она сказала, чтобы я не тратила время на воспоминания о лорде Мэзине. Наверное, не просто так я никогда не видела, чтобы она и герцог прикасались друг к другу. То, что она вампир, еще не означало, что она была защищена от его жестокости.
А потом я подумала о Йене.
В наступившем молчании я отчаянно старалась не думать о брате и перенеслась мыслями к рыцарю – сиру Терлину. Не сомневаюсь, что это он говорил с людьми во дворе крепости и убил Последователя.
– Ты убил рыцаря?
– Я поступил так же, как и он. Полоснул его по животу и позволил истечь кровью. Хоть он и вампир, это не было безболезненно. – Его глаза загорелись золотым огнем. – А потом я его убил.
– Хорошо, – прошептала я.
На его лице мелькнуло удивление.
– В его смерти было очень мало достоинства.
Это правда.
– Но он мертв?
Кастил кивнул.
– По крайней мере, это была… относительно быстрая смерть.
Страдания рыцаря не вызвали у меня ни капли сожаления. Наверное, следует обеспокоиться такой реакцией. Может, когда-нибудь потом. Я глубоко вздохнула.
– Много потерь?
Сколько имен добавят на стены?
– Четверо убиты, кроме госпожи Тулис. Шестеро серьезно ранены, но они выживут.
У меня заныло сердце.
– А мальчик? Ведь с ним все хорошо?
Он опустил ресницы, и я вдруг вспомнила, что сказал Кастил. «Он не отпустил мальчика». Я приподнялась на локтях.
– С мальчиком все хорошо, правда? Я бросила кинжал только ради него. Чейни сказал, что отпустит мальчика.
– Он поступил как все Вознесшиеся. Он солгал. – Кастил стиснул зубы, а я дернулась. – Единственное утешение – смерть была быстрой. Он сломал ему шею и не стал пить кровь.
Несколько мгновений я не могла думать, не могла даже говорить. Передо мной стояли вытаращенные в панике глаза мальчика. Меня охватили ужас и горе.
– Почему? – В горле стоял ком. – Почему он так поступил? Зачем убил и даже не стал пить кровь? Какой в этом смысл?
– Ты задаешь вопрос, ответ на который даже я не могу полностью постичь, – тихо сказал Кастил. – Вампир сделал это, потому что ему так захотелось и потому что он мог это сделать.
Я закрыла глаза и сжала губы, сердце щемило и выворачивало. Слезы обжигали глаза, и хотелось… хотелось кричать. Хотелось беситься от бессмысленности произошедшего.
Не знаю, сколько у меня ушло времени, чтобы взять себя в руки, не разрыдаться и не впасть в ярость от бессилия. Я сделала все, чтобы спасти мальчика, но это оказалось напрасно. Он все равно станет еще одним именем в длинном, нескончаемом списке жертв. И ради чего? А сын Тулисов? В самой глубине сердца я знаю, что он тоже мертв.
Я прерывисто выдохнула и легла на спину, закрыв руками лицо. Щеки были мокрыми.
Кастил по-прежнему стоял тихо, молчал и смотрел.
– Как его звали? – хрипло спросила я, когда снова открыла глаза.
– Ренферн Октис.
– У него есть родители?
– Его родители недавно умерли. Мать убил Жаждущий, а отец скончался от болезни. О нем заботились дядя с тетей.
– Боги, – прошептала я, уставившись в балки на потолке. – Я… я видела, как его схватил рыцарь. Я не могла просто стоять и смотреть.
– Я надеялся, что сможешь, но не ожидал от тебя ничего меньшего.
Я посмотрела на него, перед глазами все расплывалось. В его словах я не услышала раздражения. Кажется, даже уловила в них уважение.
– Вот почему ты отдал мне кинжал.
Кастил ничего не ответил.
– Он… все еще у тебя?
Он кивнул.
Я собралась попросить кинжал обратно, но Кастил сказал:
– Сколько бы смертей я ни повидал, они не переносятся легче. – Он опустил ресницы, пряча взгляд. – И потрясают не меньше. Я этому рад, потому что если они когда-нибудь перестанут меня потрясать, я перестану ценить жизнь. Поэтому я приветствую потрясение и горе. Иначе я был бы не лучше Вознесшихся.
У меня с языка сорвалось то, что я хотела ему сказать позавчера:
– Я знаю, что ты не такой, как они – как Вознесшиеся. Мне тогда не следовало так говорить.
Кастил смотрел на меня так долго, что я забеспокоилась. Наконец он нарушил молчание:
– Ты не будешь спрашивать, не превратишься ли в Жаждущую? Не будешь злиться, что я дал тебе свою кровь?
– Я знаю, что не превращусь в Жаждущую. – Я села, прислонившись к изголовью кровати. – Ты применил принуждение?
– Не затем, чтобы заставить пить. На это ты пошла удивительно охотно, что вызывает у меня все большую тревогу.
Я вдруг обрадовалась, что не помню этого.
– Когда ты начала ощущать… эффекты от моей крови, я применил принуждение, чтобы помочь тебе уснуть. Я решил, что ты это оценишь.
Помня о том, как я реагировала в прошлый раз, я оценила.
– Я не сержусь. Мне было бы очень больно, а сейчас – нет. – Я посмотрела на руку, все еще пораженная тем, что вижу лишь слабые отметины. – Как часто ты можешь давать мне кровь? Я имею в виду, случится ли что-нибудь, если ты будешь продолжать это делать?
– Надеюсь, что больше не придется, но, если буду давать еще, ничего не случится. – Он поджал губы. – По крайней мере, я так думаю.
– Что ты имеешь в виду?
– Атлантианцы нечасто делятся кровью со смертными, даже с полукровками. – Он сел на край кровати. – Вообще-то это запрещено.
– Из-за вашей линии?
– Наша кровь не оказывает особого влияния на смертных помимо того, что исцеляет и действует как афродизиак. Но ты не вполне смертная. Полагаю, она может усиливать твою атлантианскую половину, по крайней мере временно. – Он опять повернулся ко мне. – Но существуют опасения, что если делиться кровью с теми, в ком течет кровь смертных, то это может в конце концов привести к Вознесению.
– О. – Я понимаю, почему это вызывает тревогу. – У тебя будут неприятности, если об этом узнают?
– Не беспокойся на этот счет.
– Но я беспокоюсь, – выпалила я.
Он поднял бровь.
– Так ты беспокоишься обо мне, принцесса?
Я вспыхнула.
– Если с тобой что-нибудь случится, это поставит под удар мои планы.
Он склонил голову набок, изучающе глядя на меня. Молчание затянулось.
– Никто из тех, кто видел твои раны в этот и в прошлый раз, никогда не расскажет, что я давал тебе кровь.
Это хорошо.
– А иначе что случится?
Он вздохнул.
– Киеран был прав. Ты задаешь много вопросов.
Я прищурилась.
– Любознательность – признак ума.
Кастил улыбнулся.
– Так и есть. – Ямочка исчезла. – Король с королевой не обрадуются, но поскольку я их сын, то, наверное, накричат на меня и все.
Понятия не имею, сказал ли он правду.
– Я думал, что ты рассердишься, – признался он.
– Как я могу сердиться, если ты избавил меня от боли? – Я в самом деле не рассердилась. – Мне это не повредило. Тебе тоже, правда? Я рада, что у меня не раскалывается голова и… – Я посмотрела на слабые отметины. – И что не появится новый шрам.
Он ухватил пальцами мой подбородок и поднял, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Твои шрамы прекрасны.
Сердце вдруг окатило теплой волной, которую завопивший рассудок не смог прогнать.