И не потому, что просто не ощутил соответствующих злобно-завистливых флюидов, и не из-за того, что вокруг — новые, незнакомые личности!..
Нет, он обычно очень тонко чувствовал человеческий в целом, и женский в особенности, коллектив — характер, настроение каждой дамы. Эмоции, словом!
Он даже не знал, с рождения ли у него такая особенность, или она благоприобретёна за годы общения с… Матерью. Да, она, хотела этого, или нет — научила чувствовать по малейшим движениям кончиков губ, крыльев носа, поворота головы — её настроение.
И он всегда знал — вот, сейчас его начнут «отчитывать». Неважно, за что: хотя бы за полученную позавчера, или неделю назад, тройку… Или за измятую рубаху. (А как её не изомнёшь зимой-то, под дублёнкой с чужого плеча, купленной подешевке!) Если у матери накатывало — предлог находился тут же, и, в принципе, годился любой…
А «накатывало» у матери довольно часто.
Он заставил себя прекратить кусать губы. Повернулся на бок. Самокопание ему сейчас не нужно. А нужен ему хороший стимул, чтобы выдержать то, что предстоит в понедельник, и «вдохновиться» на дальнейшую работу. Работа — главное. Будет ли работа плодотворной и в охотку — зависит только от внутреннего настроя. Застарелая злость здесь не уместна. Мать не ставила себе целью развить в нём сверхчуткость на состояние духа других людей, но…
Но это ей очень даже удалось.
Поблагодарим же её хотя бы за это.
А для поднятия тонуса и «обретения» новых идей, посетит-ка он местный художественный музей…
До музея он добрался традиционно — пешком. (Кстати — надо бы переговорить с Аароном насчёт велосипеда! Да и деньги матери перевести со второй зарплаты.)
За вход отдал какие-то символические гроши — в кармане зазвенела мелочь со сдачи. Он непримянул рассмотреть наконец монетки. Надо же: почти новые, маленькие, блестящие — словно полированные, и симпатичные. Как и всё здесь — очень рационально отчеканенные. Даже без рубчиков по краям. Наверное, чтобы не продирали карманы.
Несмотря на раннее субботнее утро, в музее было весьма многолюдно. Пришлось даже подождать в очереди перед входом. Ну правильно: все туристы наверняка рассуждали так же, как и он: пойдём пораньше — ещё никого не будет. Вот и посмотрим на всё спокойно, а — не толпясь и толкаясь. Сквозь застывших у шедевров фанатов продираясь…
Ну вот и посмотрел «не толкаясь»… Ладно, не критично. Главное — смотреть действительно нашлось на что.
В-первую очередь, конечно, великий Рембрант. Здесь даже имелось фото его дома, откуда его в конце жизни, несмотря на весь талант, за долги выперли кредиторы. И вообще — заклевали… Обыватели. А теперь вот — гордятся. «Национальное Достояние»! Конечно: когда уже умер. Посмертная слава Муниципалитету не стоит ни гроша! Нет бы — при жизни помогли. Алексей сердился. Было бы куда — сплюнул бы с досады за гения.
А пока продолжал внимательно рассматривать. И портреты, и жанровые сцены. И Рубенца. И Хальза. Здесь имелась подборка и итальянцев: вон — Тицуан, Караведжо… А вот и тьма картин мастеров «старой гелландской школы». Потемневшие кроны деревьев, от времени сплывшиеся в какой-то безобразный чёрно-зелёный комок, да коричневые до черноты, старательно выписанные ниточки ветвей деревьев… Выгоревшее потрескавшееся блёкло-голубое небо. Туманно-непонятная даль…
Не впечатляет.
Вон, у Рембранта: люди живые, абсолютно адекватные, если можно так назвать выражения боли, радости, надменной спеси, и всего остального, что схватила кисть этого профи. И — словно вчера писаны. Всё читается даже спустя столько веков, на лице: и пошлое чванство, (у «отцов города») и самодурство, и тупость, (Это — у женщин, которых автор явно не слишком сильно уважал…) и «необломанная» жизнью беспечность молодости юношей-девушек, и пьяный угар безбашенно-ироничного веселья — у сатиров…
Да, вот он — впечатлил Алексея. А старательно-кропотливые пейзажи — нет.
Обедал он в городе. Причём специально нашёл, и зашёл в тот самый ресторанчик, где они сидели с Аароном.
Очень вкусная еда. Тишина и спокойствие в зале. Отличный (Ну, то есть — традиционный: каналы и узкие разноцветные фасады…) вид из окна, у которого он опять занял место. Расплатившись, он накинул гульден на чай спокойному, как вода в стакане, официанту, и двинулся домой.
По дороге мысли как-то сами вернулись к работе. Да, «сдать» уже получившуюся модель было приятно. Интересно, когда состоится этот «Большой Совет»? И как пройдёт сдача размеров 48 и 50?.. Впрочем — фру Магда просветит. И позаботится.
А ещё интересно, что ему дадут «воссоздать» потом, после больших размеров Донны Карам?
И почему за всё время путешествий по городу он так до сих пор не видел ни одного интернет-кафе? Что, здесь все предпочитают работать на дому? Или…
Здесь нет интернета?
Ага — последняя мысль позабавила его.
Однако ему ни из кафе, ни из чьего-либо дома входить в сеть так и так нельзя.
А хочется. Хотя бы для того, чтобы скачать обновления рабочих программ. А то вон — фру Хельга до сих пор пользуется программой девяти… или даже — десятилетней давности. Жуть.
Дома он снова какое-то время пялился в телевизор. Затем не поленился — спустился вниз. Подошёл к уже почти привычному вежливо-непробиваемому портье:
— Добрый вечер…
— Добрый вечер, хэрр Алексейс. Слушаю вас. — портье даже чуть повернул голову, чтобы обозначить вежливый интерес.
— У меня в телевизоре только десять каналов. Нельзя ли мне убрать оба футбола, и заменить на каналы с новостями — ну, там, «Явроньюс», «Зи-эн-эн», или типа таких…
Портье остался абсолютно невозмутим:
— Прошу прощения, хэрр Алексейс. Мы транслируем всем клиентам-постояльцам только официальное кабельное телевидение. А там других каналов нет — только эти.
— А как же спутниковое? Неужели отель не может выделить деньги хоть на одну тарелку?
— Простите… На что? — портье даже приподнял брови, и Алексей подумал, что его или не поняли, или вопрос не по адресу. Однако попробовал объяснить:
— Ну, спутниковое телевидение… На крышу ставят огромную параболическую антенну, две-три головки, и вот, пожалуйста: тысяча-другая каналов ловится свободно!
Так замечательно разыграть непонимание не смог бы ни один, даже самый талантливый артист: у портье буквально дыхание перехватило. Однако он превозмог себя:
— Простите, хэрр Алексейс… Мы здесь ни о чём таком не слышали. И никаких «парабеллических тарелок» у нас в отеле никогда не было. Или… Вы шутите?
Теперь уже «Хэрр Алексей» поборол естественное удивление и максимально быстро просчитал ситуацию.
Чёрт! Может, здесь нет не только спутникового ТВ, но и действительно — этого самого Интернета, через который все сейчас всё и ловят?! Может, Гелландия отказалась от этих (Ну, если подумать — то — да, сомнительных…) благ Цивилизации в пользу спокойно-размеренной мещанской жизни? Может, им плевать на всю эту нервирующую политику и сплетни, которые несёт в себе засилье масс-медиа, и они — банальные провинциалы? «Меньше знаешь — лучше спишь»?!
Он поторопился хоть как-то загладить промашку:
— Нет, это не совсем шутка… Просто… Так устроено телевидение у меня на родине — оно беспроводное… Ну, там сигнал передают не по кабелю… Короче, как радио! Ладно, раз невозможно — не о чем и беспокоиться. Извините. — он кивнул, и двинулся к себе.
Уже за поворотом лестницы остановился и прислушался.
Точно — не показалось. Портье крутил диск старинного телефона…
Уже в номере Алексей обругал себя.
Болван чёртов! За каким …ем ему понадобились эти новости?! Теперь портье — явный стукач на содержании Корпорации — доложит о его «странных желаниях». Ну-ка, вспомним Договор…
Тщательное копание в памяти, впрочем, успокоило Алексея. Ничего такого о запретах на телевидение вообще, и конкретные каналы в частности, там не имелось. Кстати: какого фига здесь нет канала «Фэшшэн Ти-Ви»? Ведь эта штука всегда транслирует самые свежие разработки — общедоступно и оперативно! Все новинки — в тот же год!
А… Может политика Корпорации как раз и построена на сокрытии свежих разработок — и они доступны лишь избранным!!! Готовым платить колоссальные бабки за то, чтобы выглядеть… Стильно и модно. Хм-м…
Разумно — в смысле, разумно так делать деньги. И выгодно. И доступно — только монополистам! Теперь понятно вполне однозначно — его Корпорация контролирует и телевидение. Чёрт.
А впечатляет.
Интересно: а кто конкретно решает — что можно, а что не нужно «пустить в народ»?.. И, похоже, он теперь знает, для чего здесь так ограничили доступ к информации.
Для миллионных прибылей. (Да и везде, впрочем, всё ради них же…)
Но само телевидение… Это же полная дурь — только из-за новых фасонов отключать целую огромную индустрию со спутниками и ретрансляторами… Неужели здесь государство соглашается упускать миллиардные прибыли от платных каналов?! Или…
Или здесь — как на родине: чиновники-бюрократы готовы на всё!.. Разумеется, если размер взятки подходящий. А, может, всё делают, как всегда, оправдывая — «благом самого Общества»?
Разумеется, с одной стороны нельзя не признать благотворное действие того, что передают, и пользу от того, что запретили: дома Алексея буквально мутило (И Аарон, напирая на это, разумеется, про это знал!) от всех женительно-скандально-разборных склок и сплетен Патлахова, Дусеевой, Кордона, и иже с ними… Вот уж поистине рейтингом на «его» ТВ командуют «озабоченные» домохозяйки, дорвавшиеся до чужого грязного белья, и замочных скважин в пятьдесят дюймов по диагонали…
Так что включив всё тот же футбол, он вполне мирно постарался приобщиться к прелестям спортивного азарта, обдумывая, не пролезли ли представители Корпорации — попросту — в местное Правительство…
А что — с них станется!
Разбудил его словно крик прямо в ухо! Причём визгливым, как у Гитлера, голосом:
— Диктатура! Контроль над сознанием!..Искоренить инакомыслящих!.. В концлагерь их!..