– Ты не виновата в смерти своего отца. Неста, это было на моих глазах. Я тоже искал способ его спасти и понимал, что ничего нельзя сделать. Совсем ничего.
– Я могла бы применить свою силу. Хотя бы попытаться…
– Неста, – вздохнул Кассиан, словно ее имя причиняло ему боль.
Он подхватил ее на руки и усадил к себе на колени. Она не противилась, когда Кассиан прижал ее к себе, к своему сильному, теплому телу.
– Я могла бы найти способ. Должна была бы найти.
Он стал гладить ее по волосам.
Неста задрожала всем телом.
– Гибель моего отца – вот причина, почему я не переношу огня.
– При чем тут огонь? – удивился Кассиан, продолжая гладить ее волосы.
– Поленья… – Она вздрогнула. – Они трещат. Их треск похож на хруст ломающихся костей.
– Этот звук ты слышала, когда твоему отцу ломали шею.
– Да, – выдохнула Неста. – Этот звук. Не знаю, сумею ли я когда-нибудь приблизиться к огню и не услышать хруст его ломающейся шеи. Это… сущая пытка.
Пальцы Кассиана неутомимо перебирали пряди ее волос.
Лавина рыданий сменилась лавиной слов.
– Я должна была бы еще раньше найти способ спасти нас. Спасти Элайну и Фейру, когда мы бедствовали. Но я была так сердита на отца. Мне хотелось, чтобы он не сидел сложа руки, чтобы сражался с обстоятельствами, в которых мы очутились. Сражался за нас. Напрасные ожидания. И тогда я решила: пусть мы все будем голодать, и это докажет, какой никчемный у нас отец. Гнев настолько меня поглотил, что я… позволила Фейре отправиться на охоту и сказала себе: «Мне все равно». Меня не волновало, что младшая сестра неграмотна и растет полудикаркой. И тем не менее… – Она судорожно всхлипнула. – Стоит закрыть глаза, и я вижу ее в тот день, когда она впервые отправилась на охоту. Вижу Элайну, погружающуюся в Котел. Вижу, как потом, во время войны, Котел забрал ее в плен. Вижу мертвого отца. А теперь я буду видеть лицо Фейры в тот момент, когда я рассказала, что ребенок ее погубит.
Неста мотнула головой, и по щекам снова покатились горячие слезы.
Кассиан продолжал гладить ее по волосам и по спине, крепко прижимая к себе.
– Я себя ненавижу. Каждую часть в себе, которая… которая все это творит. И в то же время не могу прекратить. Не могу разрушить возведенную преграду. Если она рухнет, если все это хлынет в меня…
«Это уже хлынуло», – подумал Кассиан, видя, в какой рыдающий комок она превратилась.
– Я ненавижу собственный разум. Мне невыносимо, когда он снова и снова все это мне показывает. Невыносимо слышать хруст отцовской шеи. Его последние слова о любви ко мне… Не заслужила я этой любви, – прошептала Неста. – Я ничего не заслуживаю.
Кассиан еще крепче ее обнял. Неста наконец-то опустила руки, крепко прижалась лицом к его куртке и продолжала плакать.
– Я рассказывал тебе о своей матери. Могу рассказать еще. О том, как ее смерть почти разрушила меня. Могу подробно рассказать, что́ делал потом и чего мне это стоило. Мне понадобилось десять лет на преодоление последствий. Могу рассказать, сколько дней и ночей я страдал, все сорок девять лет, пока Риз был в плену у Амаранты. Я упрекал себя, что меня не оказалось рядом и я не смог его спасти. Я и сейчас смотрю на него и понимаю, что недостоин его, что подвел его, когда он отчаянно нуждался во мне. Это и сейчас порою мешает мне спать. Могу рассказать тебе о тех, кого мне приходилось убивать. Их было столько, что я потерял счет, но я помню лица большинства. Могу повторить, что говорят обо мне Эрис, Девлон и другие. Где-то в глубине души я верю, что я и впрямь никчемный незаконнорожденный дикарь. Сколько бы сифонов у меня ни было, сколько бы сражений я ни выиграл… я подвел двух самых дорогих мне фэйцев, когда они остро нуждались в моей помощи.
Несте было не подобрать слов. Ей хотелось сказать, что он ошибается. На самом деле он – прекрасный, храбрый и…
– Но ничего такого я рассказывать тебе не стану, – объявил Кассиан и поцеловал ее в макушку.
Ей показалось, что ветер затих, а солнечный свет на поверхности озера стал ярче.
– Я расскажу тебе о другом. О том, что ты пройдешь через все это. Смело посмотришь в лицо содеянному тобой и пойдешь дальше. Пойми, Неста: твои слезы – это хорошо. Они доказывают, что тебе не все равно. Послушай меня: еще не поздно все исправить. Не знаю, когда и как это произойдет, но перемены к лучшему обязательно наступят. Чувство вины, боль, ненависть к себе – ты пройдешь через эти состояния, но только в том случае, если готова сражаться. Если только готова посмотреть им в лицо, признать их существование, а потом оставить их за спиной и выйти с другой стороны. Возможно, боль не прекратит тебя донимать и тогда, но ты уже будешь на другой стороне. На лучшей стороне.
Неста посмотрела на него. Глаза Кассиана влажно блестели.
– Я не знаю, как перейти на ту сторону. Сомневаюсь, что мне хватит сил.
В его глазах она увидела боль. Кассиан переживал на нее.
– Сил тебе хватит. Я видел, на что ты способна, когда сражаешься за тех, кого любишь. Так почему бы не проявить ту же храбрость, ту же верность по отношению к себе? Не говори, что ты этого не заслуживаешь. – Кассиан приподнял ей подбородок. – Счастья заслуживает каждый. Дорога туда нелегка. Она долгая и тяжелая. Зачастую приходится идти вслепую. Но ты продолжаешь идти.
Он кивнул в сторону озера и гор:
– Ты идешь, поскольку знаешь, как важно добраться до своей цели.
Неста смотрела на него – сурового воина, пять дней прошагавшего вместе с нею почти в полном молчании. Он знал, что этот момент наступит.
– Все, что я натворила в прошлом… – вырвалось у нее.
– Пусть в прошлом и останется. Извинись перед теми, перед кем сочтешь нужным, но не тащи этот груз с собой.
– Прощение – оно не из легких.
– Прощение мы даруем не только другим, но и самим себе. Я могу говорить с тобой, пока здешние горы не превратятся в прах, но если ты не захочешь себя простить, если не перестанешь чувствовать себя виноватой… толку не будет.
Мозолистые пальцы Кассиана коснулись ее жаркой щеки.
– Тебе незачем становиться каким-то недосягаемым идеалом. Незачем превращаться в придворную даму, любезничающую со всеми и охающую и ахающую по каждому поводу. Это не твое. Твой взгляд по-прежнему может говорить другим: «Я убью всех своих врагов». Кстати, это мой любимый взгляд. В тебе может остаться та же резкость, которая мне так нравится, те же прямолинейность и бесстрашие. Я не хочу, чтобы ты ломала свой характер и загоняла себя в клетку.
– Но я действительно не знаю, как себя починить.
– В тебе нечего чинить, поскольку ничего не сломалось, – твердо произнес Кассиан. – Ты просто себе помогаешь. Исцеляешь те стороны себя, которые болят сильнее всего и которые, возможно, причиняют боль другим.
А ведь она причиняла боль и ему. Многократно. Пусть он и не признается. Неста видела это по его глазам. Но увидеть такое снова… Она прикоснулась к его щеке, слишком усталая, чтобы думать о нежности прикосновения.
Кассиан уткнулся в ее ладонь и закрыл глаза.
– Я буду с тобой на каждом шагу твоего пути, – прошептал он в ее ладонь. – Только не запирайся от меня. Если тебе понадобится молча идти целую неделю, я это выдержу. Главное, чтобы потом ты поговорила со мной.
Неста повела пальцем по его щеке, удивляясь ему, его словам и красоте. В глубине ее души некая важная часть вдруг встала на свое место и прошептала ей: «Попытайся».
Кассиан открыл глаза. Они были такими прекрасными, что у Несты перехватило дыхание. Она наклонилась к нему. Ниже, еще ниже, пока их лбы не соприкоснулись. И невзирая на все, что бурлило в ее сердце и неслось по жилам ее тела, она твердо и уверенно произнесла:
– Спасибо.
Буря разразилась, но совсем иная, неожиданная для Кассиана. Он ждал вспышек гнева, способных разнести окрестные горы, а вовсе не озеро слез.
Каждый всхлип разрывал ему сердце.
Каждое слово Несты, заставлявшее ее сотрясаться всем телом, кромсало его по кускам… пока он уже не смог сохранять отстраненность и поспешил к ней, чтобы обнять и успокоить.
Надо же, она слышала не треск поленьев в огне, а хруст ломающихся костей. Как же он раньше не догадался?
От скольких пылающих очагов она болезненно вздрагивала, вновь слыша жуткий звук, сопровождавший последние мгновения жизни ее отца? Когда в прошлом году праздновали День зимнего солнцестояния, Неста была совсем бледной и отрешенной. Выглядела она куда хуже, чем обычно. А у них в гостиной, как назло, всю ночь пылал огонь в камине.
Кассиан представил себя на месте Несты. Каково ей было слушать веселые разговоры и смех под зловещий треск поленьев? Когда в конце празднества она стремительно выбежала из дома… От кого она убегала: от них или от этого звука? Возможно, от всего сразу… Жаль, что она ничего не сказала. Он хотя бы знал.
И он тоже хорош. Сколько костров он разжигал на привалах? В первый вечер она улеглась как можно дальше от огня. Спала, одним ухом прижавшись к земле, а другое закрыв рукой. Он и представить себе не мог. Кассиану вспомнился их поход к кузнецу, когда она попросила уйти в более прохладный угол – подальше от пылающего горна. Он только сейчас представил, какого мужества ей стоило снова вернуться к огню и встать у наковальни, чтобы постучать молотом по раскаленным лезвиям мечей.
Неста страдала, а он и не знал, насколько это высасывает из нее жизнь. Он видел ее в минуты гнева и ненависти к самой себе, однако не догадывался, что она осознаёт происходящее с нею и это сжирает ее заживо. Только сейчас он понял всю глубину ее страданий, длившихся слишком долго, и ему стало не по себе.
Кассиан не выпускал ее из объятий. Солнце село. Над озером поднялась луна, а они по-прежнему сидели на берегу, вслушиваясь в дыхание друг друга. Казалось, ее слезами затопило весь мир, и теперь они оба ждали, что́ появится, когда воды схлынут.
Озеро блестело, как серебряное зеркало, отчего казалось, что еще сумерки.