— Лордесса Бита Расдэс? — удивлённо, вновь оглядев неизвестный мне доспех, произнёс я. — А где ваша сияющая броня с гербом?
— Я чё на голову больная, чтобы в подобном на стене отплясывать. Да меня же как командира за секунды вычислят и сожгут, — покрутив пальцем у виска, отозвалась черноволосая, а после, вытащив перчаткой белоснежный платок, обтёрла им лицо. — Ух, сколько раз ты меня за сегодня спасла, я даже не сосчитаю, спасибо. — Бросив тряпицу в кровь, протянула мне руку лордесса. — Пусть стиль твой грязный и бесчестный, но именно он сегодня спас мою жизнь, а возможно, и весь город, погляди… — ткнув пальцем в изрытое боевыми заклятиями поле, потребовала командующая. — Бегут, как битые суки, поджав хвосты, а всё из-за чего? Из-за отсутствия веры в себя и своих боевых подруг. — Взгляд женщины с печалью лёг на врата и собравшихся под ними уцелевших Тэтэнковских воительниц.
— Победа, сёстры! — скалясь, пустив скупую слезу, рявкнула воительница, подняв свой окровавленный клинок. — Мы победили! — Редкими уставшими криками, заглушая стоны раненых и умирающих, поддержали первую последние уцелевшие остатки нашего гарнизона. Славя не успевшее возвыситься над этим миром солнце, а также всех Богов и их прислужников, ревел над убитыми народ. Многие матери сегодня лишились своих детей, многие мужья распрощались с жёнами. Никакая победа не могла насытить эти наполненные отчаянием и злобой на весь мир глаза. Как бы Расдэс сильно ни кричала, как бы ни махала знаменем и мечом, истинных испытываемых чувств скрыть от меня она не могла.
Вдруг из центра города послышался звучный и бойкий топот сотен копыт. Отряд из полусотни кавалеристок по устланной телами дороге выскочил к вратам и уже через секунду после очистки завалов двинулся с криками в поле. Легковооружённые саблями и пиками, они малочисленной группой принялись настигать и дорубать всех, кто только попадался им под руку. Прикрываемая последними живыми ведьмами Тэтэнкофа, конница всё дальше и дальше углублялась в ряды врага и спустя каких-то несколько десятков минут принялась зверствовать во вражеском лагере. Горели шатры, слышались редкие вражеские выкрики и вспыхивали магические вспышки. Переводя дух и пытаясь пережить эффект зелья усиления, с интересом наблюдал, как в новых и новых местах вражеского лагеря к небу начинают подниматься чёрные клубы дыма.
— Немыслимо… — Смеясь в открытую, наблюдал за радующим душу зрелищем.
У врага ведь было три тысячи конных… Как же получилось, что какая-то горсть сумела натворить таких дел во вражеской ставке? Куда делись воины? Неужели весь вражеский ресурс задействовали при штурме?!
— Возвращаются., — недовольно покачав головой, цокнула лордэсса. Всего полчаса, и из полусотни в сёдлах удержалась лишь половина. Рассыпавшись, быстрые всадницы с лёгкостью отрывались от преследовавших их тяжёлых кавалеристок Видэнберга. Около полутысячи тяжело бронированных конных ожидала, что Тэтэнковская пехота начнёт преследование беглецов. Прорвись такое воинство через зазевавшиеся наши ряды в город, и исход битвы вновь мог измениться. Но, к их сожалению и нашему счастью, в этом городе не только я умел убивать.
Желая испытать удачу и прорваться в Тэтэнкоф, кавалерия врага приблизилась на расстояние выстрела. Вновь защёлкали арбалеты, чьи бронебойные стрелы с лёгкостью проковыривали не только тяжёлую броню наездниц, но и их лошадей. Вот один из мощных, тяжёлых красавцев, получив болт в свою лошадиную голову, рылом вспахав землю, переворачивается, погребая под своей тушей хозяйку. Ещё несколько точных выстрелов поражают другую наездницу, которая, получив смертельные раны, заваливаясь, ногой цепляется за уздечку, а после, свалившись мёртвым грузом, тянется по земле за своим строптивым скакуном.
Всего пятьдесят метров отделяли Видэнбергцев от открытых Тэтэнкофских врат, когда те при помощи магии захлопнулись, и нападавшие, вынужденно демонстрируя стальные спины, вновь двинулись к своему лагерю.
— Упорные и тупые, прям как их хозяйка, — покачав головой, заявила Бита, а затем, повернувшись, положила обе свои тяжеленные руки мне на плечи. — Я перед тобой в неоплатном долгу, воительница, и хочу знать имя той, кому смогу с гордостью отплатить златом и почестями за неоценимую помощь. — С фантазией и именами у меня проблемы. Задумавшись, не сразу заметил приземлившуюся мне за спину Бьянку.
— Слава богу, ты цел. — Развернув меня на сто восемьдесят градусов под удивлённый и слегка осуждающий взгляд ведьма, не дав сказать и слова, впилась в мои губы.
— Брунхильда, у тебя ведь жених есть, я, конечно, не против… — Стянув с головы шлем, почесала кровоточащую рану на лбу женщина. — Но ты хоть людей постыдись…
Звонкий смех Бьянки сменился шёпотом и возникшей вокруг нас магической пыльцой, развеявшей её же чары.
— Святые угодники, Г-Гладу?! — попятившись, воскликнула на всю стену женщина, привлекая ненужное внимание. «Ну зачем ты это сделала?!» — со злобой и вызовом взглянул на ведьму, в ответ лишь растерянно ойкнувшую. — Так это получается… Всё это время, и когда я упала на колено… — Хлопая глазами и жестикулируя руками бубнела Расдэс, косясь то на меня, то на окружавших нас женщин.
— Госпожа, так это получается, вас мужчина спас? — весело хмыкнула одна из приближённых к командующей воительниц, за что получила в ответ грубое и очень резкое «заткнись».
— Боже, позор-то какой. — Словно мир ушёл из под сильных и стойких женских ног запричитала черноволосая. — Слушай, давай забудем обо всём, что здесь было, хорошо?
— И даже о вашей героической: «Я больше не могу»? Вы тогда так обречённо произнесли это, и даже последний удар приготовились принять…
— Заткнись, — опустив голову, шикнула старуха. — Я благодарна тебе за спасение и награду позже выдам, а пока, пожалуйста, никому не рассказывай о том, что спас мою жизнь. Хорошо?
«Вы ведь и мне жизнь спасли», — ответив хитрой поддразнивающей улыбкой, кивнул я. Не знаю, почему это для неё так важно, но я согласен придержать эту тайну до лучших или по ситуации требующих времён. Всё же я не рыцарь какой-нибудь, а всего-навсего обычный убийца, с крайне необычной и очень симпатичной подружкой за спиной.
Глава 10
Бродя вдоль стен вместе с Бьянкой и нашими воительницами, с осторожностью поглядывая на восток, собирал раненых и недобитых Видэнбергских воинов. Всем брошенным на поле боя раненым аристократкам, не сопротивлявшимся при взятии в плен, обещали почтенное обращение и содержание. Их телами Расдэс планировала укрыться в случае следующей атаки. Враг, потерявший в сегодняшнем налёте половину своего войска, зализывал раны, разбивал лагерь и готовился к частичной осаде. И именно этими знатными дамами мы и планировали выторговать себе необходимые для функционирования города ресурсы. Ведь просить золото в такой обстановке глупо: им не набьёшь желудки, не укрепишь стены. А вот телегами с провиантом, шкурами и травами, которые знать могла обещать за своё освобождение, вполне.
«Как хорошо быть аристократом», — глядя за тем, с какой ненавистью наши уцелевшие потрошат и обносят карманы вражеских ополченок, думал я. В отличие от знати, этим на плен рассчитывать не приходилось. Некоторые крестьянки, по той или иной причине попавшие под завалы и не сумевшие из-под них выбраться и сбежать, с криками и мольбами пытались отмахиваться от круживших над ними стервятниц, ради собственной потехи специально издевавшихся над немощными пленницами.
— Прошу, не надо! — кричала одна из Видэнбергских женщин, с двумя сломанными ногами пытаясь уползти на пузе от шедшей по её следам такой же оборванки.
— Не надо, говоришь? — вогнав раненой копьё в переломанную ногу и пригвоздив тем самым её к земле, рыкнула преследовательница, а потом, подняв с земли ещё одно такое же копьё, вскинула то над головой. — Не надо было лезть в мой дом! — Оружие со свистом, а после и хрустом вонзилось женщине в колено. — Моя мать, старшая сестра и даже бабка — сегодня они все полегли на этой грёбаной стене, в войне, начатой предателями! Все они погибли у меня на глазах, и ни одна не молила о милости, и после этого ты, грязная сука, будешь просить у меня пощады?
— Прошу, проявите милосердие, не убивайте… — пуская слёзы, болезненно простонав, взмолилась ополченка. Слова её пошатнули решимость крестьянки. Опешив, та на секунду проявила слабину, которую с ходу заметила и на корню пресекла сама Расдэс, бродившая рядом.
— Пусть захлебнётся кровью тот, кто усомнится в нашем миролюбии, ибо милосердие наше беспощадно. — Вырвав из рук подчинённой копьё, пронзила шею ополченки командующая. — Это война, и на ней гибнут люди, так что убивай, или убьют тебя. — Злобно глянув на крестьянку, вернула той копьё Бита. Командующая выглядела нервной, расстроенной и крайне подавленной, я чувствовал это в каждом её шаге, действии и приказе, отдаваемом окружающим.
— Вы их ненавидите? — поравнявшись с женщиной, спросил я.
— С чего ты взял? — хмыкнув, ответила воительница. — Там, на другой стороне, за нашего врага сражаются мои сёстры-северянки. Как я могу их ненавидеть? Ведь многие несколько лет назад стояли со мной в одной шеренге, прикрывали мою спину, защищали границы Империи, а сегодня их лица я нахожу в завалах трупов и под баррикадами. Они мои сёстры, пусть и сражаются за врага, я не могу их ненавидеть. — Губа женщины задрожала, ей тяжело было говорить эти слова и ещё тяжелее прощаться с павшими. Сейчас я отчётливее видел, как нервно дёргается её глаз, как дрожит подбородок, когда та среди мертвецов находит ещё один знакомый нагрудник с гербом.
Бита Расдэс хороший солдат, но, к сожалению, никудышный командир, поддающийся эмоциям и сентиментальный порывам. Её слабость — это старые знакомые и семья. Таким человеком манипулировать проще всего, оттого и ценность ей невелика. Интересно, как повела бы себя она, попади её родные в плен к Видэнбергцам? Этот глумливый вопрос, который я задал сам себе, заставил задуматься.