Как только кофейня причалила и Мошка сошла на берег, Ток обратился к одному из подручных.
– Вот дела, – сказал он. – Ткач, бери двух человек и не выпускай ее из виду.
– Кого, сэр?
– Девчонку, похожую на хорька с крашеными бровями, естественно! Все люди врут по-разному. Робкие опускают глаза. Дерзкие забывают моргать. Эта девчонка завернула свою ложь в молчание. Но меня ей не провести. Уверен, она знает, где станок. Она поверила в мою байку про скорый прилив и постарается переправить этот паром в безопасное место. Последи за ней, и она обязательно выведет тебя к станку. Иди же!
Ткач взял пару дюжих помощников и вышел из таверны. Ток достал из стола лист бумаги, быстро написал письмо, свернул в рулон и запечатал.
– Джот! – позвал он. – Скачи вверх по течению, пока не встретишь Речника. Отдай ему это письмо и скажи, чтобы он обязательно передал его предводителю. Сейчас вся надежда на Речников, только они могут предотвратить бойню, если не опоздают. С моря идет корабль, его необходимо остановить, пока он не прибыл в Манделион. Бери лошадь порезвее и скачи во весь опор!
Когда Джот выбежал с письмом, Ток нахмурился и снова принялся изучать невидимый лабиринт на столе.
– Какая жалость, – пробормотал он, – что мне никогда не доведется сыграть партию в карты с леди Тамаринд.
На самом деле Тока не оставляло чувство, что он прямо сейчас играет в карты с леди Тамаринд, гадая по ее бесстрастному лицу, какие козыри спрятаны у нее в рукавах.
– Что такое храбрость? Готовность броситься в омут с головой – это обычная глупость. Настоящая храбрость заключается в том, чтобы просчитать события заранее, отдавая себе отчет в грозящей опасности, и предотвратить их. Леди Тамаринд храбрая. А я? Вот в чем вопрос… Думаю, она ошиблась с картой, но вот рискну ли я поставить наши жизни на эту ошибку?
Несколько секунд он смотрел на два ключа в ладони, а затем принял решение.
– Кэвиат, тебе понадобятся эти ключи. Они от дверей во внутренних покоях Восточного шпиля.
Кэвиат хотел что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни словечка. Наконец он превозмог оторопь.
– Но как мы проберемся внутрь?
– При содействии Ключников. Закрой рот и соберись. Ты ведь не пойдешь в таком виде арестовывать леди Тамаринд?
– Ле… ле-ле-леди? Тама-ма-ма-ринд?
– Вот, – сказал Ток и протянул Кэвиату запечатанное письмо. – Герцог наделил нас полномочиями обыскивать любые здания в Манделионе, включая Восточный шпиль, и арестовывать всех, кто окажется причастен к истории с подпольным печатным станком. Разбейся в лепешку, но найди хоть что-нибудь. Иначе мы будем болтаться на виселице еще до конца судебных заседаний. Возьми с собой трех человек и мушкеты.
«Похоже. Какая-то гонка на. Лодках, – думал Кэвиат, глядя на скопление судов на реке. – Как все это. Глупо и. Опасно. Мистер Ток всегда. Точно знает, что. Делает, как. Однако, холодно. Мне придется. Сказать Марте, чтобы. Она поручила девчонкам. Зашить и повесить эти. Старые занавески, хотя. Никто больше не дрожит. Так что я. Возможно, слегка. Простужен. Мистер. Ток всегда. Знает, что. Делает».
Толпа расступалась, как и всегда, перед людьми в ливреях Книжников. Охрана на воротах Восточного шпиля, взглянув на печать герцога, без разговоров пропустила их внутрь.
«Как жалко я, должно быть. Выгляжу рядом с этими. Статными леди и джентльменами. Как жаль, что на мне не надет. Мой шелковый шарф и. Лучший парик с косицей».
– По приказу герцога! – произнес он уверенно, выставив перед собой пергамент с печатью, и смело вошел во дворец.
Он шагал по коридорам твердым шагом, выпятив подбородок, открывая дверь за дверью своими ключами, и никто не осмеливался возразить ему – так действовали на людей одеяние Книжника и печать герцога. Кто-то из слуг при виде его побежал прочь, вероятно, докладывать леди Тамаринд. Кэвиат не удостоил его взглядом.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он разминулся с молодым человеком с открытым и приветливым лицом. Тот молча проводил Кэвиата взглядом, полным невинного любопытства. Кэвиат чувствовал, как под ливреей в бок упирается пистолет.
Леди Тамаринд пудрилась за туалетным столиком. В уголке глаза появилась крохотная морщинка, заметная лишь ей самой, но она взяла тонкую кисточку и тщательно замазала ее.
Как на безупречно напудренном лице могла появиться эта морщинка? Разве она моргнула или поморщилась? А может, нахмурилась? Но с чего? Шпионы сообщили, что противостояние между «Приютом Лорел» и гвардией герцога затягивается. Но она была уверена, что вскоре терпение герцога лопнет и он прикажет сжечь кофейню со всеми, кто в ней находится. Очень скоро сумасбродные мятежники – капитан Блит, Пертеллис со своими радикалами и Ключники – останутся разве что в народной памяти. Скоро корабль с Птицеловами войдет в Манделион и наведет в городе порядок.
На туалетном столике лежали два письма от имени королев-близняшек, как всегда изготовленные ее личными фальсификаторами. Она запечатала их перстнем, приобретенным в столице за огромные деньги. В своих посланиях сестры благодарили герцога за заботу об их добром имени и прилагали список горожан, кого следует немедленно арестовать. На первый раз Тамаринд включила туда лишь несколько имен. Она решила, что будет раскручивать мясорубку постепенно.
У нее не осталось ни сомнений, ни страха. Она свято уверовала, что план безупречен.
В зеркале перед собой она видела маску, заменявшую ей лицо, и не было в ней ни тени изъяна.
Леди Тамаринд положила кисточку на столик и заметила какую-то соринку в белой пудре. Что-то маленькое и темное шевелилось в белой массе, двигая лапками и прозрачными крылышками. Это была мошка.
За дверью послышались уверенные шаги. Тамаринд почувствовала, что шрам на щеке запульсировал.
Когда в замке щелкнул ключ, крокодил, мирно дремавший под клавикордами, открыл глаза и напряг мышцы. Леди Тамаринд поднялась со стула. Дверь открылась, и в комнату вошли четверо мужчин. В тот же миг крокодил разинул пасть. Он вдохнул запах, идущий от чужаков, и удивился. От них пахло непривычно – чернилами, табаком и дорожной грязью. И еще страхом, что для крокодила звучало как приглашение к обеду.
Он приподнял свое грузное длинное тело и, извиваясь по клетчатому полу, ринулся к своим жертвам.
Четверо Книжников с самым решительным видом поднимались по лестнице. Линден Кольраби проводил их взглядом. Ему стало чуть любопытно, но не настолько, чтобы окликать их, а тем более идти следом. Проще расспросить привратников. У ворот, где бдительно проверяли всякого, идущего в Медвяные сады, ему рассказали, что Книжники пришли со стороны реки. Кольраби направился к берегу.
На причале он надел перчатки и глубоко вдохнул студеный речной воздух. Он ощутил запах пороха и почувствовал приближение бури.
Неподалеку в переулке гудела толпа – там явно что-то происходило. Кольраби направился туда неспешным властным шагом, и его пропустили, вероятно посчитав, что он разберется с проблемой. Подойдя к бочке с водой, в которой плавала какая-то тряпка, он поддел ее своей тростью и поднял из воды. Тут же на плечо ему легла крепкая ладонь констебля.
– Отпечатанный текст, сэр, – прошептал констебль напряженно. – И без печати Книжников.
– Это я вижу, – сказал Кольраби. – Это ведь платье девочки? Надеюсь, она сама не в бочке?
– Нет… Она бросила его и убежала.
– Рассмотрели ее?
– А как же! Похожа на хорька с крашеными бровями и розовыми волосами. Запрыгнула в кофейню «Реченное слово».
Кольраби всмотрелся в текст на тряпке, перепугав констебля.
– Ах, Мошка Май, – пробормотал Кольраби. – В опасную игру ты ввязалась. Будет лучше, если я найду тебя раньше других.
Не успел констебль открыть рот, как молодой человек с загадочной улыбкой растворился в густеющей толпе. Люди все прибывали. Казалось, еще немного, и они посыплются в реку.
– Сэр, – обратился к констеблю патрульный.
Констебль, оглянувшись, увидел, как толпа благоговейно расступается перед роскошным паланкином, украшенным золотом и серебром. На нем красовался герб его светлости.
«О, пресвятые Почтенные, – подумал констебль, – только не сейчас».
Он столько раз мечтал удостоиться такой чести – предстать пред светлые очи герцога. Например, поймав вора, посмевшего украсть его надушенную перчатку, или арестовав злоумышленника, когда герцог проезжал мимо. Но сейчас констебль хотел лишь одного – провалиться сквозь землю, чтобы не попадаться на глаза его светлости.
Констебль утер рукавом пот с лица и подобострастно поспешил к паланкину. Поскольку он слабо разбирался в придворном этикете, то начал кланяться на ходу, отчего стал похож на семенящего горбуна.
Сперва из паланкина показался непомерно высокий сиреневый парик его светлости, а за ним – длинное приятное лицо с мушками посередине обеих щек. Это лицо улыбалось так, словно герцог держал перед собой улыбку на палочке.
– Почему, – спросило нарумяненное лицо с безумной улыбкой, – вы все на суше?
Голос герцога был тоньше, чем ожидал констебль.
– Мне доложили, – продолжал герцог, – что бандит Блит и шайка заговорщиков, ответственных за все зло, творящееся в Манделионе, безнаказанно высмеивают вас с реки.
– Прошу п-прощения, ваше высочество, нас не берет на борт ни одна лодка, – ответил констебль дрожащим голосом. – Все шкиперы говорят, что это против правил – только паромы Речников могут брать пассажиров… Я вам клянусь, ваше высочество, чего я только не делал, разве что не совал им в лицо мушкет, а они ни в какую.
– Так позовите паром!
– Ваше высочество… их нигде нет. Они все уплыли вверх по реке, на поиски какого-то бандита. Так говорят, – констебль облизнул пересохшие губы. – Есть, конечно, плавучие кофейни, но туда не пускают, пока не сдашь оружие…
– Меня туда пустят с оружием, – ответил герцог и обратился к слуге: – Фелдспар! Мою шляпу и трость.
Герцог вышел из паланкина, оставив свой непомерно высокий парик висеть приколотым под потолком. И лакей надел ему на голову прогулочный волнистый парик, напоминавший естественную шевелюру, а на него – шляпу-треуголку, украшенную павлиньими перьями.