она истинная королева Иннис Лира, и истинная королева умрет на руках своей дочери в шестнадцатый день рождения.
Если она не умрет, она не может быть настоящей королевой.
Это был удушающий парадокс. Умереть, или умрет ее законность. И с ней будущее ее детей. Вера ее мужа.
Далат отодвинула прядь локонов от виска Гэлы и поцеловала ее щеку. Ее муж не хотел, чтобы Далат рожала дочерей, как бы хотел этим победить пророчество. Так прошли четыре года брака. Далат перестала убеждать его в обратном и взвалила этот вопрос на собственные плечи. В тот момент, как она сказала ему о ребенке, король испугался. Даже мгновения его счастья были с тенью страха. Это была величайшая трагедия для Далат: каждый отец должен радоваться первому ребенку.
Далат любила Гэлу всей душой, чтобы загладить свою вину.
Старшая дочь спала с приоткрытым ртом, так что даже можно было видеть ее зубы. Глаза Риган двигались под веками, одна рука лежала под щекой, другая была прижата к одеялу. Королева провела все предыдущие дни вместе с Элией и Броной, которая знала все. Брона ждала в одиночестве у колодца в Дондубхане, писала молитвы на воде, декламировала послание Далат себе, ветру и корням Иннис Лира. Далат понимала магию этого места, хотя никогда на него не претендовала. Остров обнял бы ее дочерей, если бы они позволили: Гэла – уже кусок железа, все еще кующая себя; Риган, которая тянулась, как ветер, жаждущая, как корни, жизни; Элия – вся радость, маленький кусочек светящегося бога.
Они будут защищать друг друга и, как она надеялась, своего отца. С ее смертью король будет нуждаться в них, обратится к ним. Гэла бы поняла, что вера ее отца в звезды была истинной, наконец, что она ни в чем не виновата. Они могли любить друг друга, но сражались только потому, что были так же упрямы и уверены в своей правоте. Но когда Далат умрет, они будут вместе. И Риган, и Элия.
Королева наклонилась через старшую дочь, и поцеловала Риган, хмурившуюся во сне. Материнский поцелуй разгладил девочке губы. Риган расслабилась, и сон ускользнул, оставив только покой.
Далат оставила их спать и зашла в комнату Элии.
Ее ребенок. Младшая дочь спала, свернувшись калачиком в одеяле, ее волосы были невероятно запутанны, потому что девочка снимала ночную шапочку и расплетала на ночь косы. Далат забралась в кровать, обхватила дочь за талию и прижала ее к своему животу. Элия застонала во сне и прижалась к матери еще плотнее.
– Мама?
– Да, детка. – Далат зарылась носом в кудри Элии, почувствовала запах земли и пота под блеском бергамота. Элии было восемь лет, и она уже не пренебрегала временем купания, но это было так мило, когда она все еще пробиралась к баночкам у зеркала Далат и пользовалась дорогим маслом из Третьего королевства. Пахла так же, как ее мать. Далат радостно засмеялась, прижимая ее.
Глаза Элии открылись.
– Мама!
– Прости меня, детка. – Далат поцеловала голову Элии. Королева закрыла глаза и пропела несколько строк из старой молитвы в пустыне, которую едва помнила. Дочь слушала тихо и неподвижно.
Далат больше не останавливалась. Она попрощалась с Броной в последнюю ночь, и оставалось только надеяться на дам, с которыми она подружилась за эти двадцать лет, и на жен слуг, которых она любила, и на ее домашних, что они поймут. Поймут и будут следить за ее детьми. Поймут и удержат это королевство вместе с ее мужем, несмотря на то ужасное горе, которое случится.
Далат оставила флакон с соцветием болиголова в спальне, чтобы заставить себя вернуться к нему, иначе боялась, что, если вынесет его наружу, то не найдет мужества встретиться лицом к лицу со смертью.
Король Иннис Лира тихо храпел при свете единственной широкой свечи. Хоть она и оплыла, но по-прежнему мерцала над томами звездных карт, которые он читал перед сном. Голова короля была наклонена в сторону; одна рука на груди, другая – над головой, с двумя пальцами в прядях длинных каштановых волос. Он крутил пряди вокруг пальцев, как шерсть вокруг веретена, когда обдумывал что-то. У него были густые каштановые волосы, сухие и волнистые. Иногда Далат находила одиночные серебристые волоски и вырывала их, вызывая его раздражение: он хотел, чтобы они оставались доказательством возраста и мудрости, ибо был уже в середине шестого десятилетия своей жизни. «Ты должен быть моложе, чтобы не отставать от меня», – говорила Далат и тащила его в постель для возни. Королеву дразнили, что она одна поддерживала его в форме, потому что без нее он горбатился над книгой или падал на трон, недовольный и скучающий со всеми, кроме звезд.
Быстро, чтобы не передумать, Далат подошла к маленькому столику, который был только ее, с тонкими книгами стихов и ее письмами. Она откупорила тонкий флакон и выпила немного хитрого яда. Затем отнесла емкость к окну и распахнула тяжелую ставню. Лир пошевелился из-за шума, но Далат проигнорировала это. Под окном спальни был небольшой сад – крепкие фруктовые деревья и можжевельник. Она бросила флакон в трио корявых вишневых деревьев: Брона знала, где его забрать утром.
Свет на востоке превратил центральную башню замка Дондубхан в черный силуэт. «Я буду воздухом, и я буду дождем, и я буду пылью, и я буду свободной», – подумала Далат про себя: еще одна старая пустынная молитва. Возможно, Далат снова скоро увидит собственную мать. Может быть, смерть будет чувствоваться, как сухой ветер пустыни.
Подойдя к кровати, она выскользнула из халата и нырнула под шерстяное одеяло рядом с мужем. Положив голову на свою руку, она легла так, что могла изучать его. У него уже были морщинки вокруг глаз и губ, когда она впервые встретила его, сойдя со своего корабля на этот скалистый остров. Она приехала из Третьего королевства через пять иностранных портов, встречалась с королями, ела новую еду и пела новые песни. Но взгляд его теплых глаз, голубых, как неглубокое озеро, на лице, бледном, словно кожура дыни, поймал ее немедленно и никогда уже не отпускал. Лир был намного старше ее, с чистотой и страстью, какой она никогда раньше не встречала. Ничто не встало на пути короля, когда он настроил свое сердце на факт, особенно когда этот факт пришел как миссия его звезд.
Далат была рада такой миссии. Судьба была романтичной, а не такой, как говорили императрицы Третьего королевства: трудолюбие и верность делает королев, а не пророчество. Но здесь было мало места для приключений без веры.
Королева Иннис Лира вздохнула. Это двадцать лет ее жизни, и она бы не вернулась и не изменила ни минуты. Далат поцеловала своего мужа.
– Гэлан, – прошептала она, приблизившись к его лицу.
Он так долго отказывался говорить об этом моменте; теперь она не оставляет ему выбора. Это они испытают вместе; он обязан ей этим, потому что любил ее. Потому что его звезды и враги построили эту клетку вокруг нее. Она поцелует его, когда будет умирать, обменяется клятвами любви, и тогда он узнает, что его вера в звезды была истинной и правильной. Он сохранит свою веру и сможет любить своих дочерей. Без нее. Быть им и отцом, и матерью.
Она почувствовала покалывание в пальцах: Брона обещала, что яд обезболит ее и усыпит, что Далат умрет в мечтах.
– Гэлан, проснись.
Муж нахмурился, нащупывая ее. Она направила его руку, и он проснулся, когда нашел ее.
– Далат, – прошептал он, рассеянно глядя в глаза. Он облизнул губы, глубоко вздохнул и расправил плечи, все еще сжимая одной рукой ее талию.
– Уже рассвет, – ее голос дрогнул.
– Что такое?.. – Король быстро сел. – Утро. День рождения Гэлы! Моя любовь, Далат. Ты жива.
Далат устало улыбнулась. Далат чувствовала тяжесть, ее конечности двигались медленно, как холодный мед.
– Я люблю тебя, – сказала она.
Гэлан с жадностью прижал ее к себе.
– Я люблю тебя больше всего на свете.
– Держи меня… крепко.
Он повиновался и погладил ее по косичкам, приложил рот к уху и сказал:
– В течение долгих ночей я думал, что если ты не умрешь, если твое сердце все еще будет биться сегодня утром, если твой дух будет таким же славным, как всегда, мы должны переименовать тебя только моей женой, а Гэлу сделать нашей королевой. Она может быть готова к совершению сделки, чтобы исполнить пророчество хорошее для всех звезд. Новая королева, возрожденная и увенчанная своим именем, своей славой. Смерть старой королевы символична. И она аккуратно связана со звездными и лунными циклами смерти и возрождения.
Король откинулся на спинку стула, гордо улыбаясь и торжествуя, пока не увидел слезы в глазах Далат, губы расслабились.
– Далат? – прошептал он.
– Ты мне ничего этого не говорил. Ты… не говорил со мной, – промолвила его королева. Ее грудь болела. И желудок тоже. – Я спрашивала тебя, я спрашивала в этом году тебя о путях, как сделать это…
– Что? Это? Я не мог рисковать изменить что-то словами! – Гэлан сжал длинными пальцами ее обнаженные плечи. Она склонила голову и с большим трудом снова подняла ее.
– Мое сердце было достаточно сильным, – прошептала она в ужасе, очень тяжело и страшно. – Я умираю только потому, что я думала, нет другого выхода. Для меня – для нас. Я думала, ты никогда не согнешься. Мысль… моя дочь будет разорвана Коннли… Гленн – Гленн — и…
– Нет, не умирай. Ты здесь, со мной. Что случилось? – Гэлан потряс ее, затем отпустил плечи и схватил за голову. Руки королевы упали на кровать.
– Я думала, что ты слишком боишься потерять меня или потерять свои звезды. Я думала, ты бы никогда не составил план на случай, если бы они провалились. – Она пыталась говорить громко, но едва могла говорить. Но лицо Гэлана исказилось, будто он мог ее слышать. – Поэтому я придумала план сама, – сказала она.
На этот раз, когда ее голова откинулась назад, Далат уже не могла поднять ее.
– Нет! – король закричал, кладя ее на землю. Он склонился над своей женой. Он шлепнул ее по щеке, голова отвернулась от шлепка, но не повернулась назад.
Ее глаза закрылись. Его любимый голос затихал, пока Лир спорил с ней, когда он требовал сказать, что она сделала. Его губы на ее губах, на ее лице, его влажные ресницы коснулись ее щеки. Влажный поцелуй слез. Или нежный дождь. Или…