– Верно, – произнес Моримарос, словно говорил это раньше.
Граф покачал головой, хотя Элия мучительно и тоскливо думала: у него больше нет такого титула. Он был всего лишь Кайо, как, впрочем, и она.
– Я хочу вернуться домой, но не могу. Мои сестры… – она остановилась, удивленная своей горячностью. – Они приказали мне держаться в стороне, пока сестры не коронуются.
– Я сделаю все, что смогу, скворушка, будь уверена.
– Кайо, останься здесь, со мной, в Лионисе. Мой отец обещал тебя убить, и хотя месяц назад я бы поклялась, что он никогда этого не сделает, я не знаю, что сейчас творится в его голове. Что, если он пойдет на этот кошмарный поступок ради глупой, отвратительной гордости?
Девушка обнаружила, что сжимает кулаки у живота, сдерживая растущую боль, и заставила себя разгладить мягкие юбки ее платья.
– Иннис Лир – мой дом, Элия, и я люблю Лира как брата. Не важно, что он говорит как король. Я никогда не предавал Лира. Я не буду делать этого и сейчас, когда он потерялся в буре смятения.
– Дядя, будь осторожен.
– Мне помогает твоя сестра Гэла, – признался Кайо с горькой болью, испортившей то, что должно было вселять надежду. – Она обещала отменить любое наказание, которое мне назначат. Больше из-за презрения Гэлы к Лиру, чем из-за веры в меня, но, по крайней мере, у меня есть союзники.
– Хорошо, Гэла сможет тебя защитить. Она сейчас сильнее Лира.
Кайо поднял глаза к потолку.
– Мы так же сильны, как и те, кто нас любит, Элия, однако никто не любит Гэлу Лир, – сказал граф.
Эта фраза задела Элию, и она отступила от Кайо, да так, что стукнулась бедром о тяжелый королевский стол.
– Риган любит. И я, – произнесла младшая дочь Лира.
Лицо дяди с сожалением вытянулось, но Элия покачала головой, отказываясь от каких-либо аргументов:
– Хотя у меня не так много сил, которые я могу предложить.
С тяжелым вздохом Кайо заметил:
– Она не примет силу от любви, а должна в этой временной неразберихе. Твой отец привел всех в смятение, выгнав тебя, назвав их обеих и отдав себя на попечение Гэлы и Риган. Формально он по-прежнему король, пока их не коронуют в середине зимы, поэтому Астор и Коннли будут планировать все до последнего момента, если им позволят твои сестры, и в итоге никто не встанет на сторону Лира, – и граф Дуб покачал головой. – До настоящего момента они не прекращали плести интриги, так почему они сейчас перестанут этим заниматься? Возможно, что-то встречается в их письмах. Я принес тебе несколько из них. От Гэлы, Риган и, как ни странно, от графа Эрригала. Также одно из них от Дурака к его дочери.
– От Эрригала? – глубоко вздохнула Элия. В кабинете пахло корицей и сладостью. Вероятно, от того, что охлаждалось в керамических кружках на столе. Элия написала несколько писем Бану, но она никому бы не доверила доставить их. В итоге она сожгла письма в очаге.
Кайо отвернулся покопаться в изношенной матерчатой сумке. Он достал связку писем и предложил их принцессе, изогнувшись над столом. Элия согласилась их прочитать и прижала письма к груди.
– Элия, – произнес Моримарос, – я хотел бы знать, что тебе написал Эрригал, но это всего лишь просьба.
Девушка взглянула на короля. Его коротко подстриженная борода скрывала выражение лица, которое она могла бы определить по его челюсти или по морщинкам кожи вокруг рта. В глазах Моримароса был только контроль. Король стоял очень близко.
Развернув сверток с письмами, Элия нервно высвободила третье послание, замазанное лишь воском, и с указанием имени принцессы, нацарапанным рукой, не очень ей известной. Элия сложила письма от сестер и одно для Аифы на стол и развернула послание Эрригала.
Крошечный бумажный листок выпал из середины и полетел на пол. Быстро, как кошка, Моримарос поймал его. Он поднял глаза на Элию и присел, показывая, что его взгляд не отвлекся на записку. Элия кивнула в знак согласия. Король читал записку, и его ресницы вздрагивали – то ли от удивления, то ли от неудовольствия. Сердце младшей дочери Лира билось чересчур сильно, когда девушка забирала записку. Руки Моримароса были мозолистыми, а пальцы – шершавыми. Руки воина, но с жемчужно-гранатовым кольцом. Это кольцо закрепило ее на земле, когда отец прогнал Элию прочь.
– Что это такое, черт побери? – спросил Кайо.
Элия взглянула на маленький кусочек бумаги. На языке деревьев послание звучало так:
«Я держу свои обещания.
– Теперь моя очередь, – сказал дядя Элии, осторожно беря бумагу. – Что же это значит? Я так и не научился считывать древние знаки.
Элии не нужно было смотреть на текст снова, чтобы перевести:
«Я держу свои обещания. От Бана».
Моримарос произнес, поджав подбородок и сдвинув брови:
– Лис?
Элия лишь качнула головой, а Кайо сказал:
– Верно, хотя в Лире он наиболее известен как незаконнорожденный сын Эрригала.
– Мы дружили в детстве, – пробормотала Элия. Она нервничала, думая о письме графа Эрригала, которое сейчас предстояло открыть. Тогда-то королевское дознание ударит и по ней.
Девушка вздрогнула, посмотрев на мужчину:
– Вы знаете Бана Эрригала?
– Да, он много лет служил в моей армии и заслужил свое прозвище. Что за обещания?
Последняя строчка была так ровно вставлена, что Элия ее едва заметила. Она сообщала чистую правду: Бан обещал уничтожить ее отца.
«Я докажу тебе, как легко разрушить отцовское сердце».
По правде говоря, Элия не была уверена, в чем именно Бан так яростно клялся. Жар разгорался на ее шее и щеках, и девушка радовалась, что он не так заметен, как нежный розовый прилив, идущий вверх от бороды Моримароса, чем дольше она не отвечала на его вопрос.
– Он обещал сделать все, что в его силах, для Иннис Лира.
Это правда, но не вся.
– Он собирается за тебя бороться? – тихо спросил Моримарос. Напряжение звучало в его голосе, и Элия вспомнила, что ее сестры говорили о короле Аремории как о человеке, способном, если ему позволят, забрать Лир себе. Элия посмотрела на Моримароса и поняла – сейчас король думал не о нациях и о войне.
Ответ застрял у девушки во рту, когда она посмотрела на короля.
Кайо разрушил молчание:
– Просто молодой человек зол на весь мир, сэр. Я разговаривал с Баном и думаю, он несет в себе гнев, который сожжет все, что он создаст. Если он расскажет об этом Элии – она выиграет.
Король не отводил взгляда от Элии.
– Тебе нужны друзья, – наконец произнес он.
Элия не знала, что произошло в сердце Моримароса, но неожиданно ее напряжение ослабло. Она не взяла назад записку от Кайо, а вместо этого сломала печать на письме Эрригала и дала прочитать его своему дяде. Ей не надо было держать записку в руках, чтобы почувствовать ее вес, или помнить быстрые, кривые строки почерка Бана, глубокие следы на бумаге, на которую он слишком сильно надавливал. Всего несколько слов на древнем языке могли бы быть вырезаны на ее коже: «Я держу свои обещания».
Аифа
Королевская псарня была спрятана в северо-восточном изгибе второй стены дворца: двухэтажное строение из светлого дерева и черепицы, с круглым травянистым двором, где все время было тепло, пахло сеном, мохнатыми зверями и беспокойными, но хорошо тренированными собаками. Аифе все это очень нравилось, поскольку псарни в Аремории и Иннис Лире походили друг на друга, и тоска молодой женщины сглаживалась. Кроме того, собаки служили убежищем верности, любви и честности в мире, в котором все наоборот.
Моримарос содержал псарню и ищеек в комфорте, как и подобает королевским собакам, а его племянник Исарнос вообще обожал животных. Поскольку Исарнос был причиной, по которой женитьба Моримароса могла задержаться, король практически полностью отдал наследнику работу на псарне.
Аифа флиртовала с одним из наставников молодого принца и узнала, что там был помет щенков, и обаяние помогло девушке получить доступ к щенкам. На прошлой неделе Аифа навещала их через день.
Появление помета было одним из нескольких разведданных, собранных Аифой, и не более чем случайным приобретением друзей. Еще одна неделя в Аремории, и молодая женщина определила бы, кто наиболее предан своему делу, то есть основывается на приоритетах и потребностях Элии. Аифа понимала, обаяние – ее лучший инструмент для приобретения круга соратников и информаторов, этому она была научена прошлой зимой в казармах Дондубхана. Она позволила прелестному законному сыну Эрригала соблазнить ее, а взамен прижала его к подушкам и допросила, как он умудряетсял так всем нравиться. Он был красив, как и Аифа, харизматичен, чему он ее может научить?
Оказалось, многому – в любовных утехах, а также он многое рассказал о слугах Лира и политическом положении дел при короле, однако молодой человек не мог научить ее, как получить доступ туда, куда она жаждала попасть. Рори, графский сын, никогда ничего не узнавал. Просто у него был доступ к этой информации по праву рождения, и Рори редко обращал внимание на ее эффективность как инструмента или оружия. Аифа не была сыном графа или даже дочерью. Ее родители были сезонными служащими в Дондубхане, пока чувство юмора ее отца не привлекло внимание самого Лира. Отцу Аифы повезло еще и потому, что он делил по рождению одну звезду с королем, причем редкую, и в итоге Дурак возвысился. Король быстро забыл, что его Дурак когда-то имел меньшую власть, чем многие ценные и почетные слуги, о чем наверняка помнили королевские домочадцы. Здесь, в Аремории, Аифу снова сковывал статус даже после повышения до самой надежной спутницы принцессы.
Девушка покачала головой, надеясь избавиться от горького привкуса во рту. Она села в кучу собственных юбок и оказалась окруженной пушистыми, ползающими щенками, каждый из которых уже достаточно вырос, чтобы спорить и бороться за пространство в кругу девушки. Аифа улыбалась и поддразнивала щенков, изрядно их тиская: каждый получал стихотворную строку вместе с почесыванием. Мать помета, красивая каштановая собака прильнула рядом и наблюдала за ними сонными карими глазами. Ее пушистый хвост медленно стучал по деревянному полу. Собака отличалась гладкостью и длинными ногами, широкой головой, но длинной мордой, и была далеко не такая поджарая и лохматая, как охотничьи дирхаунды в Иннис Лире. Маленький паж подметал отполированный деревянный пол, напевая приглушенные рифмы Аифы. Окна были протерты, но их открыли только во второй половине дня, и прохладный ветер дул сквозь речные запахи и городские огни.