Судьба стать королевой принадлежала нерожденной принцессе, или, возможно, первой дочери Далат, свирепой воительнице, которая даже сейчас перебежала улицу снаружи дома Броны с деревянным мечом в руке, встречая шумного графа Эрригала ударом за удар.
Брона застонала, опустилась на пол, ее колени согнулись и разошлись в стороны, а подошвы ног находились вместе. Принцесса подозрительно посмотрела на ведьму, осуждая неподобающее одеяние женщины, но Брона сморщила нос и улыбнулась. Риган по-детски легко повторила то же самое.
– Мы сейчас бросаем кости? – жадно спросила дочь Далат, наклоняясь к Броне, а та умудрялась говорить ровным голосом.
– Как прикажет принцесса, – ответила Брона, протягивая руку.
Риган вскочила, чтобы принести мешок с костями Броны, и благоговейно предложила их ведьме, прежде чем вернуться на свое место.
– Хочешь почитать для себя? – спросила Брона.
Принцесса задумалась и нахмурила брови. Она взглянула на свою мать. Далат подняла брови и кивнула, таким образом давая разрешение Риган, но шестилетняя принцесса коснулась плоского маленького живота и сказала:
– Это для младенцев.
Брона с трудом сдвинулась со своего места. Она прислонилась спиной к матрасу, и Далат смогла положить руку ей между лопаток, соединяясь, таким образом, с другом по духу. Тогда ведьма достала карты и кости из кожаной сумки. Она положила кость, кристалл и отростки оленьих рогов вдоль бедер, начала тасовать карты. Закрыв глаза, Брона поблагодарила звезды и червей ее сердца за друга – эту королеву, живую, хитрую и нежную, которая любила ее так сильно, что позволила увезти себя от короля и его королевства. Далат от имени своего рассеянного мужа должна была утешить Брону во время первой беременности. Ведьма глубоко вздохнула и зашаркала, перенеся мысли внутрь себя, к ее маленькому сыну. Брона слушала, как нити света и земных теней сплетаются вокруг него, растягиваются сзади Далат, кружатся вокруг третьей дочери королевы.
Ведьма Белого леса закрыла глаза и разложила карты по спирали.
– Выберите кость, – сказала она королеве и принцессе. Сначала обе они взяли кристалл святых звезд, потом подобрали бледную кость, вырезанную как лист: Птичий червь. Брона бросила оставшиеся семь костей поперек спирали карт.
– А теперь, – сказала она, – пожалуйста, положите кости туда, куда хотите. Далат, твоя кость послужит для твоей дочери, и Риган – ты благословишь моего сына своим выбором.
Глаза Риган загорелись гордостью, и она склонилась над покрывалом. Королева положила свою кость Святых звезд на карту Птицы грез. Принцесса взглянула на мать, затем Риган протянула руку, почти положила кость Червей на карту Дерева шипов, но заколебалась, подвинула руку на восток и положила ее на стол между двух других карт – Древа предков и Птицы рек.
– Все верно? – прошептала принцесса.
– Конечно, – прошептала в ответ Брона. – В ваших сердцах есть вода корней. Вы знаете, куда эти кости относятся.
Принцесса медленно кивнула.
Ведьма скользнула взглядом по картам.
– Что ты видишь, маленькая ведьма?
– Не знаю.
– Смотри, чувствуй, слушай и поймешь.
Риган взглянула на мать. Далат призвала Брону:
– Продолжай.
– Здесь, – сказала ведьма, указывая на карту Птицы грез. Серебряная линия лунного света, сотканного из перьев элегантной певчей птицы, тень ворона звезд и крови. – Что карта, которую выбрала твоя мама, говорит о твоей сестренке? Опиши словами или чувствами.
Юная принцесса поджала губы.
– Не думай слишком долго, – посоветовала Брона.
Риган закрыла глаза и медленно вздохнула. Ее губы приоткрылись, как бы пробуя на вкус воздух, нагретый огнем.
– Я не могу довериться ей, – прошептала девушка.
– Что? – Далат нахмурилась.
– Она не настоящая! – Риган взглянула на мать в панике. – Прости, но это…
– Конечно, она настоящая.
Ведьма напевала, изучая нежный святой звездный кристалл, лежащий напротив карты, соединивший крылья лунной певчей птицы и кровавую тень ворона.
– Она – теперь лишь будущее, – сказала Брона. – Ничто, кроме обещания, которое растет и желает, но это будущее может быть сделано из нашего прошлого, любви и бед. Она – мечта.
Казалось, почувствовав облегчение от длинного, магического объяснения, Риган снова посмотрела на свою мать – для прощения.
– Я готова полюбить мечту, – сказала королева.
Риган обняла сама себя.
– Я не знаю как.
Далат вытянула руки, призывая Риган лечь на матрас с ней. Принцесса осторожно забралась к матери, и Далат обернула свою руку вокруг Риган, и средняя дочь Далат словно обвилась вокруг выпуклого живота королевы.
– Представь ее себе, Риган, моя милая шклаб-и. Представьте себе, какой она могла бы быть.
Пока мать и дочь мечтали вместе, Брона Хартфар снова посмотрела на спирали карт и на разбросанные святые кости. Ее взгляд, мягкий и несфокусированный, опустился вниз, так как она ждала символов и имен – нарисовать свою историю, которую прошептал голос пророчества.
Внезапно ведьма перестала дышать: ни королева, ни принцесса не заметили этого. Ведьма просто замолчала, неподвижно и одиноко, поскольку в честь сына Броны Риган Лир поместила кость Червя птиц между картами Древа предков и Птицы рек.
В течение нескольких месяцев имя сына Броны звучало в ее мечтах, шепталось в длинных, рваных песнях ветра и корней Иннис Лира. Его сердце, кровь и магия будут резонировать, эхом отзываться все время вверх и вверх, наружу и даже глубоко в основе Иннис Лира, на каждый дюйм и расщелину острова, знающего его имя. Знающего и любящего, но с Червем птиц его будущее станет не силой и любовью, а гибелью.
Брона бросила взгляд на маленькую Риган Лир. Она так невинно прижималась к своей матери, шепталась с детской уверенностью.
Такая маленькая девочка не могла знать, что она сделала, – что она раскрыла проклятье.
Держа одной рукой свой живот, ведьма Белого леса провела другой по святым костям, разбрасывая карты в сторону огня.
Моримарос
Mарс распластался на вершине могучего холма Аремории. Рядом с ним сверкала груда доспехов: шлем, поножи, рукавицы, нагрудник; под ним – тонкое одеяло. Моримарос не потрудился снять кольчугу и поэтому тоже поблескивал на солнце. Мужчина убрал ноги в грязных ботинках с одеяла. Задрав голову, он всматривался в сплошное синее небо. Его волосы потемнели от пота, особенно там, где были ремни шлема. Моримарос жаждал попасть в ванную и надеть чистую одежду после недели в поле, но, так или иначе, ему и сейчас было хорошо.
Ианта и ее сын Исарнос выбрались вместе с Ла Фаром, королем и его людьми на пикник. Ветер был нежен, а прохладное вино расслабляло. Достаточно, чтобы помочь Марсу очистить свои мысли.
Он присоединился к своей армии якобы для осмотра зимнего лагеря, но на самом деле потому, что ему нужно было провести время вдали от принцессы – создать оборону в сердце. Всегда думать так, чтобы ее присутствие не отвлекало его. Вместо этого она стала занимать еще большее место в его сознании. Марс впервые подумал об Элии, когда проснулся на рассвете, потому что он знал – она тоже проснется и будет прощаться со звездами высоко на его крепостной стене. Он снова подумал о ней, когда ветер пробежался по скручивающимся листьям, только начинающим превращаться в такую же темную медь, что струилась в ее волосах. Его ботинки, все армейские ботинки напомнили ему о ее туфлях, выглядывающих из-под платья – цветке, внезапно обнажившем шипы.
Отъезд заставил его желать ее еще больше.
Марс вздохнул, и Ианта сочувственно похлопала его по колену.
– Что это у вас, мой принц? – спросил Нованос Исарноса, и принц наклонился к матери, положил худую руку на колени, предлагая что-то солдату с грязными руками. Он осторожно открыл свою ладонь, чтобы взять это, а затем показал небольшой желтый камень Марсу.
Король улыбнулся. Это был один из ребристых каменных жуков, часто встречающихся внутри в скалах или в известняке дворца Лиониса. Старые истории рассказывают, что они были древними животными, превращенными земными святыми в скалу в наказание за преступление, вид которого менялся в зависимости от рассказов семьи. Марс потянулся, чтобы взять жука с руки Нованоса. Каменное насекомое было размером с его большой палец. Он сказал:
– Я говорил с мужчиной из Испании, который считает естественным процессом вещи, происходящие с некоторыми существами, когда они разлагаются, путь, по которому наша плоть гниет и отпадает.
– Я ем, Марс, – произнесла Ианта.
Исарнос встал на колени и нетерпеливо ткнул каменного жука.
– Как думаешь, если бы мы могли проникнуть внутрь, там была бы впадина, где его плоть сгнила? Она превратилась в пыль или идеально сохранилась?
– Может быть, это красивый кристалл, как жеода, – предположил Нованос.
Исарнос ахнул от восторга.
– Разбейте его и узнайте, – Марс вернул жука племяннику.
– Тогда он будет разрушен, если там нет ничего, кроме камня.
Вторая принцесса кивнула, промокнув рот салфеткой.
– Тогда позолотим его и сохраним. Всегда есть скрытые возможности.
Молодой принц погладил ребристую раковину и вскочил на ноги:
– Если я найду еще, то смогу одну сломать, а другую сохранить.
Марс рассмеялся, довольный стратегическим и откровенным выводом племянника. Мальчик бросился сквозь линию солдат, наслаждавшихся обедом, чуть ниже по склону, уклоняясь в сторону верховой лошади. Большинство мужчин осталось в лагере, выполнив необходимые зимние корректировки. Это был лишь почетный эскорт, чтобы король не скакал верхом один.
Нованос тоже встал и проследил за принцем. Он бросил взгляд на принцессу, которая говорила Марсу, что он выглядит словно инквизитор.
– Итак, Марс, как твои войска? – Ианта соскребла пальцем мягкий сыр с блюда и отправила его в рот.
– Армия обосновалась на востоке. Они отремонтировали шипованную стену форта Эверли и должны хорошо перезимовать. Я поеду дальше