– Ты дашь мне все, о чем я прошу, Моримарос, и потом… тогда можно будет забрать у нас корону Иннис Лира. Брак не остановит войну.
– Там много возможностей, не только война. Не только.
– Ты не будешь довольствоваться только мной. Я знаю, что здесь говорят о воссоединении Аремории и Иннис Лира. Ты хочешь быть величайшим королем за тысячу лет, а, значит, заберешь мой остров себе.
Он ничего не ответил.
– Ты можешь попытаться вернуть его мне в качестве подарка. Если бы я была твоей женой, твоей королевой. Это то, о чем ты думаешь? – Элия моргнула, и слезы покатились по ее щекам, стекая с подбородка. – Видишь? Ты выше меня.
– Что? Нет, – Моримарос решительно покачал головой. – Ты уже королевская дочь. Никогда не ниже меня.
– Именно так я себя чувствую: без власти, без авторитета. Если я выйду за тебя замуж, это все равно, что оставлю все на месте, – осознание этого забрало у Элии дыхание. Основная истина – она должна была собрать себя, стать кем-то. Сделать выбор. Прежде чем она сможет удержать власть над собой или другими. – Я не могу оставить Иннис Лир тебе и выйти сейчас за тебя замуж.
– Я спрашиваю только о тебе, Элия, и больше ничего.
– Ты же знаешь, это не так. Ты не всегда только ты, а я… Я даже не знаю, какой могу быть!
– Я сожалею, – печально сказал Моримарос. – Слишком рано. Я все делаю неправильно.
Он повернулся, но Элия схватила правителя за локоть. Слезы повисли в воздухе.
– Я больше не сломаюсь. Слезы не являются признаком слабости. – Она обхватила руку Моримароса и прижала к сердцу. – Мне не удается скрыться здесь с тобой и быть маленькой, когда Иннис Лир нуждается в помощи. Я не могу позволить тебе быть моей силой. Я позволила отцу быть ею, защищать меня, прятать, нянчиться так, чтобы я не запятналась жизненными эмоциями и не столкнулась бы с любым бедствием, поэтому я не стала как мои сестры. Я не совершу такую ошибку снова. Я отдаю все одному человеку, если могу ему доверять, и только он один способен принять все, что я о себе думаю.
– Я бы не стал делать этого. Я тебе не отец.
– Обещаю, я не вижу в тебе такого короля, как он, но я… – Элия подняла его руку и поцеловала. Она позволила себе дышать, прислонившись к тыльной стороне ладони, его пальцы вздрогнули. Элия перевернула руку короля и поцеловала ее центр, где кожа была мягче, чем там, где Моримарос держал свой меч.
При прикосновении ее губ к его ладони Элия вздрогнула. Жар хлынул по ее спине. Когда она вздохнула, то внезапно осознала, что ее груди в жестком лифе потяжелели, а босые ноги щекотала трава. Она не чувствовала свое тело таким живым уже много лет.
Задыхаясь, Элия отпустила короля Аремории. Она попятилась, сжимая руки рядом с сердцем.
– Элия.
Это было все, что он сказал, без требования или даже тоски. Только ее имя, повиснувшее, как мягкий лунный мотылек.
– Я не могу выйти за тебя, – прошептала девушка.
Его короткая борода взъерошилась, когда он стиснул челюсть, но боль скользила лишь в его глазах. Он не просил дополнительных объяснений.
Именно это заставило бы Элию продолжить.
– Ты – Лев войны, и я – Ребенок-звезда. Мы не можем быть вместе, несмотря на закрепление Калпурлагха всегда рядом, на севере. Когда появляется Лев, Калпурлагх уничтожается и исчезает.
– Не делай свой выбор, основываясь на непостоянных звездах, Элия Лир, – предупредил он.
– Это мое сердце делает выбор, а звезды только… его отражение. Стихотворение, которым я попыталась объяснить вам.
Моримарос был эмоционально опустошен.
– У Солнца нет друзей, – сказал он потупившись. – И у королей тоже.
Элия не понимала слов, но понимала чувство, сопровождавшее их. Одиночество было звездой за ее спиной последние несколько лет…
– Мне очень жаль, Марс, – она сделала глубокий вдох, и ее потряс сад, который мог оставаться таким же ярким и красочным, в то время как король Аремории уходил тусклым и серым. – Когда-нибудь, – Элиа начала было говорить, но Моримарос поднял свою руку.
Он сказал:
– Я прерву тебя сейчас. Я должен уйти.
Хотя ему и было больно, она видела, что не может остановить короля Аремории. Она опустилась на траву, склонилась над коленями и прикрыла голову руками. Трава царапала ей лодыжки, ступни и нос. Пахло землей, сухой и густой, и розами поблизости. Элия осторожно вздохнула, позволяя запахам успокоить ее. Был в ее отказе и еще один момент, которым она не могла поделиться, поскольку это ее и пугало: она не выйдет замуж за человека, который любил ее, особенно такого хорошего, каким казался Моримарос. Ее отец любил мать, а потом ее смерть уничтожила его. Звезды сделали свое дело. Элия тоже знала свои звезды. Ее верность была установлена при ее рождении и не нарушала свою орбиту. Она не могла причинять вред Моримаросу.
И Элия не позволит найти себе убежище за счет Иннис Лира.
Появилась Аифа и преклонила колени рядом с ней. Элия узнала подругу по нежному прикосновению сзади к ее шее и жесткому вздоху, когда ее пальцы прикоснулись к плечу принцессы.
– Король выглядел несчастным, когда проходил мимо меня. Что же ты могла ему сказать?
Элия склонилась набок. Ее висок коснулся колена Аифы, и ее подруга полностью прижала ее к своим коленям. Элия чувствовала на своей щеке мягкость шерстяной юбки Аифы.
– Я не сказала «да».
– Он снова сделал предложение?
Она кивнула и уткнулась лицом в бедро Аифы.
– Очень требовательный король, – фыркнула Аифа.
– Я причинила ему боль.
– Он это не понял.
– Как и я, – Элия позволила себе ноющую интонацию.
– Да, это так.
– Да, знаю, – с печальным вздохом прошептала она подруге.
– Я должна идти домой, – прошептала она цветам Аремории. – Теперь. – Но они молчали. Взъерошенные лепестки, сияющие, как жемчуг, в зените солнца.
Гэла
В своем доме Гэла предпочитала носить простую солдатскую одежду: коричневую и серую кожу с элементами кольчуги или пластин, если того требовала ситуация, короткие юбки поверх брюк или только брюки, куртку, которая туго завязывается спереди для брони. Все довольно тонко сделано, но крепко и просто.
С того времени, как ее отец почти месяц назад приехал погостить, Гэла усвоила несчастливый урок, что ее выбор одежды позволил слугам Лира пренебречь или проигнорировать молодую женщину, словно подчиняясь желаниям Лира.
Она могла рявкнуть на слуг или угрожать выкинуть их, но тот или иной слуга мог вытаращить глаза и принести извинения, притвориться, что он не понял, что это она. Очевидная ложь, поскольку Гэла знала – не было никого похожего на нее во всем Иннис Лире.
С тех пор как умерла ее мать.
Вместо того чтобы валять дурака ради отца или казаться бешеным сорванцом в глазах мужа, Гэла решила надеть платье и сверкающий пояс с янтарем и полированным малахитом и приказала девушкам вплести бархат и бусины в ее волосы, более скользкие, чем кольцо Астора на ее пальце, а также раскрасить ее нижнюю губу и уголки глаз. Словно она каждый день посещала изысканный двор, будто мода и элегантность относились к ее лучшим утренним заботам. Слуги могли притвориться, что леди Гэла, эта будущая королева… нет, эта герцогиня в платье цвета розовой полночи, в юбке на подкладке из до безобразия красивой бирюзовой шерсти, с диадемой, венчающей ее черные волосы, могла быть ошибочно принята за кого-то другого.
Гэла пронеслась в задний двор старого замка Астора в поисках отца и его командира.
Пятью минутами ранее туда пришла капитан Осли и прижалась к каменной стене неиспользуемого зала между кабинетом герцога и старой застекленной террасой. Это было прекрасное место для того, чтобы спрятаться, и Гэла никогда не нашла бы молодую женщину, если бы не хотела использовать террасу для себя, чтобы хранить там немногие вещи своей матери, принесенные домой из Летней резиденции. Гэла отказалась демонстрировать любимые вещи с тех пор, как Лир и его люди перешли к Риган и Коннли.
Капитан личных слуг Гэлы впервые спряталась от нее. Осли ахнула, выпрямилась и перевела взгляд на противоположную стену, явно готовая дать возможность Гэле пройти мимо, игнорировать ее, чтобы остаться в уединении, которого та искала.
И Гэла бы разрешила ей это, если бы не покрасневший новый синяк, на целый дюйм растянувшийся вдоль правой скулы капитана.
Это была не битва, а ранение или несчастный случай на арене: на форме Осли не виднелось ни пыли, ни грязи, и костяшки ее пальцев не покраснели от ответных ударов. Только одна капля крови запачкала воротник ее темно-розового гамбезона. Гэла мгновенно остановилась.
К чести Осли, девушка не склонила лицо к плечу, чтобы скрыть ранение и бежать. Она не съежилась. Глаза Осли были закрыты, и поэтому капитан не могла видеть вспышки ужаса и беспокойства, промелькнувшие в глазах Гэлы, прежде чем во взгляде появился чистый, холодный гнев.
– Кто это с тобой так? – тихо и требовательно спросила Гэла.
Осли держала рот закрытым.
Гэла восхитилась решимостью капитана, но не допустила молчания. Она намеревалась уничтожить того, кто ударил Осли.
– Бывает время хранить честь в тишине, – сказала Гэла, стоя так близко, что могла видеть корни волос Осли. – Сейчас не такое время. Я узнаю, поскольку ты мне все скажешь.
– Миледи, – заговорила капитан, достаточно храбрая, чтобы встретиться с темными глазами Гэлы. – Из этого не выйдет ничего хорошего.
На губах Гэлы расплылась недобрая улыбка:
– Я не собираюсь делать ничего хорошего. Я все равно узнаю, поэтому скажи мне.
Челюсти Осли двигались, когда она сжимала и разжимала зубы.
Гэла схватила капитана за плечо, сжав тонкий рукав ее формы.
– Никто не узнает, что ты мне сказала, никто не узнает, что я это выясняла. Твоя жизнь в наших рядах и в твоем расположении не усложнится. Я тебе это обещаю, но я хочу знать.
– Эсрик, – вдруг с яростью зарычала Осли. – Они загнали меня в угол, сказали, что смогут меня