вылечить! Но со мной все в порядке. Я сказала им, что если бы они были мужчинами, то не боялись бы моей силы. Тогда он… я бы ударила его в ответ, но это все было столь порочно, и меня настолько наполняла ярость… Я убила бы его, если бы начала, и я не хотела бы, чтобы ваш слуга нес ответственность за смерть слуги вашего отца.
Волна любви и гордости наполнила Гэлу, и ее хватка стала слишком сильной, свирепой, заставляющей Осли ахнуть.
– Все будет хорошо, – сказала принцесса, отпуская молодого капитана. – Я закончу за тебя.
Гэла шагнула в задний двор, где, как она знала, можно было найти слуг Лира, бездельничающих и ленящихся даже в это раннее вечернее время.
Во дворе соорудили кольцо, беспорядочно сложенное из веревок, со слугами, стоящими по углам, а мужчины, наполовину раздетые и босиком, боролись посередине. Гэла остановилась на последней ступеньке, когда раздались аплодисменты. В шуме различались немелодичные голоса-стоны, и несколько голосов, призывающих к новым ставкам. Лир сидел у стены, хлопал в ладоши и бросал пригоршню тусклых монет в мужчин. Какофония вульгарного поведения.
Эсрик – командир эскорта ее отца, и Гэла не сомневалась, что Лир являлся свидетелем нападения и ничего не сделал.
Гэла сошла и крикнула:
– Эта игра закончена.
Ее проигнорировали.
Старшая дочь Лира подошла к ближайшему углу, оттолкнула слугу в сторону и схватила веревку, которую тот держал. Она дернула ее, потянув следующего человека, настолько сильно потерявшего равновесие, что мужина упал на одно колено.
В перерыве прозвучали протесты, прежде чем мужчины заметили, кто закончил их веселье.
– Что такое, Гэла? – закричал отец. – Почему ты так хмуришься?
– Ваши люди наглые, сэр. – Она бросила веревку в грязь. – Все время, во всех отношениях, и я устала от этого.
– Какая наглость! Из-за соревнований? – хихикнул Лир.
– Я уже говорила с тобой об их неряшливости, но ты отказываешься найти им занятие. Я сделаю это сейчас. – Гэла посмотрела на ближайшего человека, затем охватила взглядом всех, особенно Эсрика. – Исправь свое ленивое, высокомерное, необузданное поведение или уезжай из Астора утром.
Лир налетел на нее:
– Ты не можешь приказывать моим людям. Они мои.
– Тогда приказывай лучше, как командир, а не как старый дурак.
Подобное было уже слишком; Гэла поняла это в тот момент, когда произнесла эти слова, но она гордо смотрела на Лира.
– Как это ты назвала отца? Дураком? – произнес Лир со скрытым гневом.
Со скамьи раздался голос:
– Ты с такой готовностью отдал все свои другие титулы!
На мгновение во дворе воцарилась тишина, но зазвучала вечерняя песня птиц, и раздался шорох города сразу за стеной. Гэла пыталась опознать говорящего, пока сам Лир с легкой улыбкой не скользнул глазами по смельчаку.
Это был его Дурак.
– Тогда какой титул ты хочешь мне вернуть? – спросил Лир.
– Тень Лира?
Гэла чувствовала дрожь.
– Кто же тогда стоит здесь? С нами? – Лир хлопнул ладонью, и Гэла посмотрела на глупца темным взглядом.
– Твоя дочь, дядя, и королева-в-ожидании, если ожидание будет сражением.
– Верно, – сказала Гэла отцу. – Этот Дурак знает лучше, чем ты, кто мы и кем мы будем. Пойми меня: твои слуги больше не могут здесь находиться. Борьба в грязи и ставки! Преследование моих горничных и тех из них, кто живет в городе! Не думай, что я не знаю. Это удар по моему народу. Набирай слуг из лучших. Король никогда бы этого не допустил. Убери этих слуг, если не можешь их контролировать.
Лир поднял кулаки, дрожа от усталости, ярости или какой-то смеси этих двух чувств.
– Я отправлюсь вместе с ними, если они должны быть выброшены и лишены радости, заботы!
– Да будет так! – воскликнула Гэла.
– Что это за буря?
Все уставились на пришельца, на Кайо, грязного от путешествий и управления вонючей лошадью. Гэла хотела поприветствовать его, дядю, который поделился с ней своей лучшей кровью, но граф положил руки на бедра и очень четко повернулся к королю с лицом, полным утешения.
– Ваше величество, родной мой, у тебя какие-то неприятности?
– Гнусная девчонка меня выгнала! – причитал король без малейшего намека на его недавнюю ярость на графа Дуба и даже без намека на фамильное признание.
– Терпение, господин, – сказал Кайо, с недоверием обращаясь к Гэле. Он снял свои тяжелые перчатки для верховой езды.
Она пожала плечами, скрывая раздражение:
– Если он настаивает, значит, так оно и есть.
– Гэла, – само ее имя раздражало Кайо. – Ты должна хранить ему верность. Видишь, как он нездоров.
– Я не должна ему ничего, кроме того, что он уже получил. Как ты можешь здесь сейчас стоять, защищая Лира, когда он изгнал тебя, бросил, словно он ничего тебе не должен? Как будто вы и не братья. Для чего?
Лир моргнул. Он вытер глаза и вонзил руки в растрепанные волосы.
– Изгнан? – пробормотал правитель, и его губы свернулись в усмешку. – Мой брат – предатель! Осмелится ли он показаться?
– Ах нет, Лир! Ха! – Дурак танцевал между Лиром и Кайо. – Это не твой брат, а мой, еще глупее, чем я, но все равно дурак.
Гэла рассмеялась:
– Это так.
– Почему ты призываешь отца уйти? – спросил ее Кайо.
– Лир слышал мои обвинения в непослушании и хаосе, посеянных в этом доме, и не защищает себя и своих людей. Поэтому я считаю их непригодными для такого места.
Лир захихикал, как ребенок без присмотра, и направил слова к небу:
– Риган поприветствует меня и Коннли!
Кайо нахмурился:
– Коннли нельзя доверять, ваше величество.
– Другая моя дочь Риган, которая умнее старшей, примет меня. Ее любовь всегда была искренней.
– Ты сошел с ума, – удивленно произнесла Гэла.
Лир замолчал. Все слуги вокруг едва дышали.
Хмурый взгляд Кайо охватил весь двор:
– Будь добра, Гэла, ты видишь, что с ним. Ему нужно, чтобы ты была дочерью.
– Так, как мне нужна была моя мать?
Граф Дуб ничего не сказал, разбитый логичным напоминанием.
Гэла протянула руки, не заботясь о мнении дяди. Он любил непостоянного Лира и был так же глуп, как Элия.
– Если Лир нуждается в моем совете, он должен выслушать меня. Отец, мне все равно, куда ты пойдешь, но ты не можешь оставаться здесь со всеми твоими хулиганами. Наслаждайся родством с полевыми зверями или попроси поселиться на более бедных землях и накормить тебя! Выясни, действительно ли эти люди любят тебя. Я думаю, ты удивишься.
Глаза Кайо были затемнены, а его лоб нахмурен.
– Твои люди позаботятся о тебе, Гэла?
– Я откажу тебе в защите, Кайо, если ты не будешь следить за своим языком.
– Они бы позаботились об Элии.
Гэла оскалила зубы.
– Я смогу позаботиться о своем народе, поскольку именно я буду править.
Лир подошел ближе к старшей дочери, вглядываясь в ее лицо:
– Это неудивительно. Я не нахожу в ней ни утешения, ни благодати. Эта дочь ничего не имеет. Она высохла, бесплодна, лишена материнства за то, что была предзнаменованием смерти ее собственной матери.
Гэла ударила его.
Король отшатнулся, и вокруг него заскрежетали клинки, вынутые из ножен.
Кайо схватил Гэлу за руку, выкрикивая ее имя. Она размахнулась и сбила Кайо с ног.
Старшая принцесса повернулась к отцу. Все, что видела Гэла, было гниющим стариком, который всегда болен: со звездным пророчеством, потерей и горьким фанатизмом. Ее желудок сводило; принцесса думала, ее сейчас вырвет, но… Гэла Лир не проявляла слабости. Она не стеснялась боя. Она могла успокоить саму себя, а потом нанести смертельный удар и как командир, и как король. Гэла кипела, на ее висках выступил пот, и молодая женщина прошипела роковой приговор глупому отцу:
– Я знаю, не важно, что ты делаешь, живешь или умираешь, только делай это вне моего поля зрения. Иди к моей сестре, если ты хочешь, и бросайся к Коннли.
Лир попятился в объятия своих людей. Все они собирались уходить прочь, думая, что могли бы забрать с собой. Дурак запахнул свое пальто, но ничего не сказал, уставившись на короля, когда тот споткнулся.
– Почему ты так сильно ненавидишь своего отца? Не может быть, чтобы из-за смерти Далат. Лир не виноват, – настаивал Кайо.
– Он никогда не отрицал своей вины, а тебя не было здесь, чтобы доказать, что все было иначе.
Молодая женщина перевела горячие карие глаза на дядю:
– Ты был не здесь, и не смог никого спасти.
Его рот стал твердым.
– Я необычайно сожалею, и не откажусь от него.
– А как насчет нас? – Гэла придвинулась к нему, впиваясь взглядом в темно-серые глаза графа Дуба. – Не бросай нас, дядя. Оставь этого старика.
– Ему нужна моя преданность.
– Ты должен повиноваться новому, лучшему королю!
– Но ты не такая, Гэла Лир. И, возможно, никогда не будешь таковой.
Ярость затмила взгляд Гэлы багровыми шипами. Она схватилась за его воротник, вытащила нож и полоснула им по его лицу.
Кайо вскрикнул, вырываясь на свободу из ее хватки. Мужчина споткнулся, поднял руки вверх и потом прижал их к щеке и глазу. Полилась кровь, красная, как гнев Гэлы.
«Королю не нужны ни братья, ни дяди», – злобно подумала старшая дочь Лира и заплакала.
– Графа Дуба больше нет. Как предыдущий король лишил его всех титулов, так делаю и я. Если Кайо вновь увидят на моих землях, то это будет означать его смерть. Теперь вышвырните его из Асторы.
Гэла повернулась и помчалась в другие залы замка, смертельно уязвленная, с именем своей матери на языке и проклятием в сердце.
Десять лет назад, Иннис Лир
Кайо из королевства Тария не знал, что такое быть земледельцем. Его люди были ханами и знатными правителями, хотя Кайо предполагал, что, возможно, пятьсот лет назад его предки и пасли коз в сухой степи Второго королевства.
Этот остров-волнолом хлюпал под сапогами; яркий зеленый мох и пышная короткая трава окружали его в этой долине, отмеченной россыпями крошечных желтых и фиолетовых цветов, названий которых Кайо еще не знал. Он думал, что распознал горный чертополох – он мог понять потребность другого существа в таком защитном слое. Кайо натянул покрепче свой ярко-фиолетовый плащ, глядя за луг, туда, где на изгибе мелкого ручья прятался дом. Из трубы поднимался дым; его ждали. Кайо поморщил нос, проходя мимо длинношерстной коровы, жующей большой клок сена, и побрел к холму позади дома. Там отсутствовали деревья, но было светло и зелено, и маленькие белые овцы проложили пастбищные тропы. Несмотря на роскошную зелень, пахло дождем и грязью. Сырость цеплялась за нос Кайо, а его короткие черные кудри казались втрое толще.