– Даже не мечтай, – поддразнила Аифа, прижимаясь своим бедром к его бедру.
Улыбка сына графа исчезла.
– Король иногда говорил о своих мечтах – в прошлом году.
Элия сжала талию Рори:
– Мой отец?
– Он терялся и начинал говорить так, словно у него был совсем другой разговор с совершенно другими людьми. Твой отец и Аифа очень хорошо это скрывали, но мы-то, его слуги, всегда знали. К сожалению, мы так ничего и не сделали.
– Что вы могли сделать? – спросила Элия.
– Сказать кому-то? Гэла знала, Риган тоже. У них были свои люди среди слуг отца, отслеживающие моменты, которые можно использовать против него.
Рори сердито вздохнул:
– Я должен был сделаться шпионом. Для тебя.
Элия прикоснулась щекой к его плечу. Шерстяная куртка была теплой от солнца.
– Я была всего лишь звездной жрицей. Что я могла знать?
– Ты его дочь. Я бы… Я хотел бы знать, если мой отец…
– Умирает, – Элия очень тихо закончила за него. А вместе с ним и Иннис Лир. Она ничего об этом не знала. Или… не хотела знать, довольная своей эгоистичной изоляцией.
Троица пошла дальше. Стражники повели их к ступеням, которые резко обрывались вверху, по направлению к следующей улице. Было пусто, двери, окрашенные в синий цвет, просели ниже брусчатки. Струи воды в ручейке пахли чистотой. Наверху цеплялись за крыши большие облака зеленого плюща.
Элия и спутники вошли в широкий двор, выложенный известняком, там же была самая высокая первая стена дворца. Этот вход, казалось, редко использовали. Там находился только один невозмутимый страж.
Они прошли в боковой двор дворца, устроенный между рядами небольших стен с железными воротами, которые могли быть опущены, чтобы перекрыть дорогу захватчикам с нескольких направлений. Двор был заставлен ящиками с растениями, которым не требовался яркий солнечный свет и за которыми ухаживали работники кухни. На длинных узких грядках была лишь порыжевшая зелень, поскольку теперь ничего не цвело, и все, кроме нескольких кабачков, уже собрали. На вершине каждой стены шагали стражники, хотя их было не так много и они ходили на расстоянии друг от друга, любое вторжение могло быть замечено за несколько дней до того, как сам дворец окажется в опасности. Эта демонстарция силы впечатляла, и Моримарос мог себе это позволить.
С богатством Аремории он мог поднять против Иннис Лира армию и флот, не испытывая недостатка в людях даже без участия жителей Лиониса.
– Ты должна идти прямо в Летнюю резиденцию, – внезапно сказала Аифа. – Требовать. Заявлять о себе.
Элия повернулась, чтобы возразить ей, но когда они вошли в последние ворота и дошли до внутреннего южного двора, молодой человек в ливрее бросился на улицу по направлению к ним. Королевская гвардия и Рори тоже напряглись.
– Ваше высочество, леди Элия. – Молодой человек опустился на одно колено. – Король хочет вас видеть. Немедленно.
Испугавшись, Элия кивнула и бросила прощальный взгляд на Аифу и Рори.
Ее провели во дворец достаточно быстро. Этот визит Элии у многих вызвал тревогу. Должно быть, что-то потребовало именно такой вызов.
К удивлению Элии, молодой человек привел ее в личные покои короля. Дверь была открыта, по ее бокам стояли два королевских стражника. И Ла Фар ждал снаружи. Он кивнул молодой женщине, заглядывая в дверь. Она проследила за его взглядом и увидела грубые известняковые стены и толстые ковры, освещенные вечерним солнцем. Моримарос находился за изысканным буфетом из черного дуба, спиной к Элии. Королю не хватало фирменного оранжевого плаща. Он стоял в длинной белоснежной льняной рубашке, подпоясанной на талии, поверх обычных брюк и обуви. Никаких королевских украшений, кроме вездесущего кольца, Кровь и Море. Моримарос налил в маленький хрустальный бокал портвейна, пододвинулся к окну и сел на его уютном краю, отхлебнул напиток, потом встал и снова сел. Правитель держал бокал кончиками пальцев.
Внезапно испугавшись, Элия обогнула Ла Фара, чтобы войти внутрь.
– Ваше величество.
Моримарос перестал пить.
Он уронил бокал на деревянный пол, в узкую щель между цветочным ковром и известняковой стеной. Хрусталь раскололся о полированное дерево, и портвейн брызнул на камень.
Ла Фар захлопнул за ней дверь – подальше от любопытных глаз.
Элия подошла по ковру прямо к королю, моргая от яркого солнечного света, исходящего из окна позади короля.
– Осторожно, – предупредил Моримарос, опуская руку, чтобы показать ей скользкую лужу портвейна.
Элия взяла его за руку. Края осколков хрусталя поранили его пальцы и ладонь.
– Скажи мне – что случилось?
Мужчина кивнул и, держа Элию за руку, повел к буфету.
– Нет, спасибо, – сказала принцесса ряду наполненных вином и ликерами графинов. – Я сяду.
В покоях находился высокий очаг, расположенный под щитами родословной отца и парой скрещенных палашей. Два мягких кресла рядом с очагом напротив небольшого диванчика из вышитого шелка дальнего зарубежья. Гостиная была очень официальной, а Моримарос – возмутительно величественным.
Они сели на диван. Их колени могли соприкоснуться, если бы Элия разрешила.
Моримарос поднял руку принцессы и нежно поцеловал ее. Тепло ударило в ее сердце тупым тяжелым ощущением. Все должно было случиться. Она подозревала, что они никогда не смогут преодолеть этого. Моримарос повернулся на диване, и тогда их колени соприкоснулись.
– Я хочу, чтобы ты знала, как я восхищаюсь тобой, Элия Лир. Хотел бы я пойти с тобой, когда ты вернешься домой.
– Как же…
– Я думал, ты могла спросить у Алсаксов, в конце концов. – Король посмотрел на нее. – Мои стражники докладывают, когда вы покидаете дворец.
– Я должна вернуться домой. – Элия сжала его руку, чувствуя твердость подушечек пальцев молодого мужчины. Никогда не забывая, что это – король-воин. – Там… если ты знаешь… есть болезнь. Я думаю, это сломало моего отца, находящегося между корнем и звездой. Само семя болезни посадили в то утро, когда умерла моя мать. Она была для него всем, Моримарос. Без нее он отличался неуправляемостью, в своем роде дикостью. – Элия опустила глаза на их соединенные руки. – Возможно, это был яд, которым я тоже отравилась. Я всегда боялась любви. Быть любимой.
Король Аремории ничего не сказал, но нежно погладил костяшку ее большого пальца. Девушка не могла сказать, кого из них это должно было утешить больше.
Сделав глубокий вдох, Элия продолжила:
– Лир посвятил самого себя единственной цели – звездам. Это был его единственный способ жить, существовать, и он решил сделать его чистым, без земли и ветра, без колодцев. Такой фанатизм сломал отца, и его разум уходил к небу без корней, которые могли привязать его к земле, но я также перестала заниматься червечарами. Я позволила себе быть тем, в ком нуждался мой отец, и больше ничем. Или, во всяком случае, тем, в ком, как я думала, он нуждался.
– В том, что случилось с отцом, нет твоей вины, Элия. Он сделал собственный выбор.
– Может быть, хотя я и несу отчасти тяжесть последствий. Я чувствую… Я чувствую слишком много, я не позволяю себе такого, и… – Принцесса закрыла глаза, пытаясь избавиться от всплеска эмоций, слишком запутанных, чтобы их обозначить. Она заставила себя закончить: – Иннис Лир – то, чему я принадлежу. Моримарос, я должна идти домой и спросить у острова, чего он хочет, что ему нужно. Объединить звезды и корни. Я знаю, ты не веришь в важность тех вещей, от которых тебе удалось освободиться в Аремории, но Иннис Лир живой и дикий. Я готова умереть, чтобы сохранить это. Слушать – слышать, – что остров нуждается в том, что я могу сделать, что я сделала. Все это ни одна из моих сестер не может и не сможет сделать. Они и мой отец всегда решали, кем я могу быть, но теперь – нет. Я займу свое место за нашим столом. Сделай что-нибудь, чтобы исцелить мой остров, и, возможно, мою семью.
Слова застряли у нее внутри, в сердце, и Элия внезапно вздохнула с облегчением, словно она, наконец, слушала – и слышала – сама. Моримарос сказал:
– Я знаю. Я понимаю, Элия, хотя может показаться, что я не способен на это. Я… – Он остановился, губы приоткрылись, как будто у Моримароса закончились слова или нервы.
Ее черные глаза расширились:
– Элия, я желаю… Я бы никогда не покинул тебя, если бы…
– Если бы ты не был ареморцем. – Она накрыла его руки своими, но не поднимала на правителя глаз. Она защитит его, если сможет.
– Да.
Теперь Элия подняла глаза:
– Аремория не может быть на моей стороне.
– Пока что. – Отпустив девушку, Моримарос встал и вернулся к буфету. Повернувшись к ней спиной, он сказал: – Я должен сообщить тебе кое-что, что может изменить твое мнение обо мне. Мне нужно все мое мужество, чтобы быть столь честным.
– Это невозможно.
Мужчина развернулся:
– Мне требуются все силы, чтобы убедить себя, разочаровать тебя?
– Если ты вообще способен меня разочаровать, – последовал ее ответ, хотя Элия начала сомневаться. Моримарос так нервничал, когда приехала Элия, однако она забыла об этом перед лицом собственных переживаний.
Король пристально смотрел на Элию. Она пыталась удерживать его темно-синий взгляд, слушать, не уходить, ожидая пока он придет в себя. С торца серванта Моримарос поднял тонкую стопку писем. Верхние были распечатаны. Он дал их принцессе, вручая сначала первое из писем.
Элия осторожно взяла его обеими руками. Наверху были три строчки тарабарщины, написанной по-ареморски, но ниже был перевод, сделанный другой рукой, с точками и буквами, отмеченными, словно они расшифрованы:
Железо принадлежит мне. Р и ее муж доверяют мне. Я нахожусь в центре всего, как вы и приказали. На острове тоже все происходит быстро, слишком быстро, чтобы дождаться зимы. Вы должны действовать сейчас или не действовать вовсе. На Иннис Лире будет единственная королева задолго до середины зимы.
Паника подняла Элию на ноги. Письмо упало на ковер.
– Что это такое? Когда…