Слезы потекли по щекам Элии. Она больше ничего не сказала, глядя на Бана.
Он ответил на ее взгляд. Его лицо было пепельным в свете рассвета, и Элия вспомнила, прислонившись к стене, покрытой виноградной лозой в саду, что только вчера голова Бана лежала у нее на коленях. Она играла кончиками его густых волос и прослеживала форму его губ. Он сказал: «Скажи мне пророчество для нас», и она ответила: «Я – звезда для твоих корней, Бан Эрригал. Вместе мы все, что нам нужно».
Но если бы у нее было время подумать о звездных узорах, могла ли она предвидеть это, вместо того чтобы отвечать так, как хотелось принцессе? Достаточно ли было бы времени изменить их?
Почему же она не приняла всерьез знаки раньше?
Неужели Элия заблудилась в червях и корнях? Мог ли ее отец быть правым насчет ее сосредоточенности?
Она сложила губы, как бы произнося имя Бана.
Вдруг Рори, неожиданно оказавшийся рядом, взял девушку за руку.
– Мне очень жаль, – сказал он тихо голосом, полным сожаления. – Мне очень жаль, Элия.
Она кивнула. Конечно, он сожалел. Ему тоже было жаль отпускать Бана, но не настолько, чтобы его сердце, как ее, было разделено на две половины. Рори ушел, присоединившись к брату и отцу, ушедшим за ворота.
Ветер дразнил ее уши, облизывал волосы и говорил: «Отпусти меня, Элия».
Элия не могла ответить ни на одном языке. Ее сердце было слишком полно слез, она чувствовала резкую боль. Девушка ахнула и затаила дыхание.
Пальцы отца вцепились в мышцы ее шеи, он вздохнул и ласково погладил ее.
– Когда-нибудь ты поймешь, – сказал Лир. – Я обожаю тебя, моя звезда, больше всего на свете, и небеса тоже. Звезды защищают тебя, они и я. Больше тебе ничего не понадобится.
Чем больше она пыталась говорить, прощаясь на языке деревьев – слова, которые ветер мог донести до Бана – тем быстрее лились ее слезы, тем больше становился ком в горле. Элия подумала, что если она заговорит, произнесет слова – некие слова, – она разлетится на тысячу осколков горячего стекла, которые нельзя будет собрать воедино. Умрет ли Бан в Аремории? Увидит ли она его когда-нибудь снова?
Она сделала еще один глубокий вдох, задержала его и медленно-медленно задышала, чтобы избавиться от боли и вытолкнуть ее в занимающийся рассвет. Дыхание становилось глубже, в темных пространствах за ее сердцем, в ее животе, крови и костях, и как только она выдохнула, боль исчезла. Кроме того, внутри нее остался только звездный свет.
Ее отец сказал:
– Да, моя Калпурлагх, моя истинная звезда, вещи встанут на свои места. Вот увидишь. Лучше отпустить его сейчас, чем когда будет уже поздно. Бан бы безвозвратно погубил тебя. Я знаю. Я знаю. Мы можем вернуть его домой когда-нибудь, если такой путь обнаружат звезды.
Лир положил руку ей на макушку, и Элия закрыла глаза, предпочитая верить отцу, поскольку альтернативой этому была смерть.
Часть четвертая
Элия
Остров задрожал, когда Элия Лир вновь ступила на него.
Рассвет отбрасывал на нее бледно-фиолетовую тень, протянувшуюся вдоль белого пляжа. Крошечные песчинки сдвинулись, скользя к волнам, будто привлеченные невидимым приливом.
– Элия Лир, – шептал остров сначала себе, а потом и ей. – Элия дома!
Три дня спустя остров еще не умолк.
Ей нужно было просто слушать.
В течение многих лет Элия только наблюдала, словно ее глаза были всем: смотрела, как меняются звезды в своих идеальных узорах, наблюдала, как ее отец учился, проповедовал и становился все более хрупким, смотрела, как ее сестры наступают и отступают с соответствующими ожиданиями и потерями, наблюдала, как ее собственное «я» уменьшается, пока не стала ничем, видя только разочарование ее сестер, одержимость отца и небо с единственной угасающей звездой на севере.
– Как насчет звезд, учивших тебя забыть ветер? – давил остров. – Был ли момент, когда ты перестала слышать наш шепот?
Элия сидела на утесе, глядя на бурлящее море, слушая и слушая голоса на ветру, и не могла точно вспомнить, что это было за время. Потеря была столь постепенной, что она ее даже не осознала.
Медленно формирующийся туман, изнуряющая болезнь.
Остров рассказывал девушке истории, чтобы наполнить ее больную грудь: первым словом Элии на языке деревьев было спасибо. Когда-то она знала имена каждого дерева вдоль дороги между Дондубханом и Летней резиденцией и двенадцатилетняя рифмовала их. Ее любимой игрой было находить созвездия в пятнах лишайника на старом дереве. Девушка сплела плащ из изумрудных жуков, чтобы носить рядом с мальчиком щит из золотых бабочек. Истории в голосе ветра вернулись к ней, и Элия погружалась в воспоминания все дальше и глубже, воссоздавая легенду для себя, пока искала ответ на вопрос острова.
Ее отец сказал: «Мы могли бы вернуть его домой, если когда-нибудь такой путь обнаружится звездами».
Так что Элия перестала слушать ветер и полностью погрузилась в звезды, чтобы выследить этот путь – спокойно, сосредоточенно и с доверием. Она была так спокойна, так сосредоточена, так полна доверия только к звездам, что голоса острова затихли и зачахли. Они и были тем, что остров показал ей, теперь, когда Элия снова могла слышать, хотя она все еще шла, упираясь ногами в корни. Элия позволила отцу поставить границы своей магии, построить крепостные стены, такие тонкие и сильные, что она подумала – это был ее собственный выбор.
– Он сделал это не нарочно, – прошептала девушка на языке деревьев.
– Но он сделал это, – сказал ветер.
– Я позволила ему, – ответила Элия, – я не заметила. Он был моим убежищем, сильным отцом, любившим меня, выбравшим меня… из моих сестер. – Улегшись на спину в клочковатой траве и дроке на вершине утеса, Элия смотрела на полдничное небо, на вздымающиеся тяжелые белые облака, и думала, что могли сказать звезды, если бы могли поговорить с ней. Как могли звучать их голоса.
Ветер дул, ветер дергал.
– Расскажи мне о Бане, – сказала она.
– Бан громок.
Элия тоже громко засмеялась и удивилась своей смелости.
– Разговариваешь сама с собой? – произнесла Аифа, задыхаясь и поднимаясь по крутой тропинке. Они остановились здесь в маленьком заброшенном домике, который им предложили жители порта Комлак, где они впервые гуляли после прибытия. Конечно, Элию можно было легко узнать: она даже испугалась внезапных появлений некоторых горожан, поскольку они все слышали поразительные сказки о бегстве в Ареморию из Полуденного двора Лира. Все они предлагали Элии и ее сопровождающей еду и ночлег, а кто-то – даже целый дом. Элия отказалась, хотя и с большой благодарностью. Она сказала, что пришла домой и хотела бы сделать все правильно, но принцессе был нужен лишь уединенный отдых. Знали ли они о свободном месте для ее сна, месте, которое снова почти стало частью земли? Там она могла бы общаться с голосом Иннис Лира?
Остров требовал ее, но Элия ничего не заслуживала от своих людей.
– Да, – сказала Элия Аифе, все еще лежащей на спине. Острое голубое небо обожгло глаза. – Я разговариваю сама с собой, хотя думаю, что остров слушает.
Без сомнения странными, как ей казалось, были те, с кем она сталкивалась, но Элия все еще верила в дух острова и почитала святые земли. Им нравилось слушать дочь Лира, ту, что им была дана звездами и говорила с корнями.
Она с Аифой была направлена к этому старому дозорному маяку, брошенному, когда новый маяк возвели на мысу чуть севернее, тот, который мог светить дальше по побережью от порта Комлак. Построенный из камня, в одну комнату, старый дом тихо примостился на краю известняковой скалы, обрывающейся в море. Покрытый соляной коркой, он имел только древний очаг, стол и каркас кровати, который Элия и Аифа заполнили собранной травой, чтобы спать вместе. У Элии была кипяченая вода, и девушка помыла все вокруг, в то время как Аифа приготовила суп из запасов Ла Фара, разделив их, и следила за огнем. Первый вечер Элия смотрела в окно, слушая свист ветра и грохот волн. Она не говорила на языке океана, хотя принцессе было интересно, скрыты ли слова в порыве соли и воды.
После Аифа провалилась в сон, а Элия написала письма отцу и Бану Эрригалу в пепле на камне, но потом стерла их.
Она еще не знала, что написать сестрам.
Всю первую ночь Элия не спала, прижавшись плечом к плечу Аифы и уставившись на вересковую солому, которая висела густо, но растрепанно между стропилами. Лунный свет струился в окно, и Элия слушала.
Взошло солнце, и девушка вышла на утес, чтобы услышать больше. Остров пел длинные строки и предлагал стихи о вещах, ей известных, но забытых, и о том, о чем она никогда не догадывалась – о жизни шмелей и черных дроздов. Остров знал Элию и дарил ей нежные песни. Элия узнала, где найти новую жилу рубинов на севере; так принцесса получила слово для мимолетного света между тенями на лесном ветру. Она узнала о смерти прекрасной призрачной совы. Ее кровь пролилась в землю вместе с жестокой магией. Элия рассказала сове шутку, которую та не совсем поняла. Элия все равно смеялась, чтобы сделать остров счастливым, потому что во всех других отношениях Иннис Лир был несчастен.
Остров был расколот, его народ разрывался между преданностью и верой. Все находилось в конфликте: что важнее всего? Король должен по крайней мере услышать свой народ, который, в свою очередь, услышит остров, но Лир уничтожил все это и слушал только звезды. Деревья уже много лет не вырастали с сильными новыми корнями, с тех пор как был король, говоривший с ними. Ее отец закрыл колодцы с водой корней, чтобы люди острова не могли ею делиться, и остров забыл вкус людской крови и слюны, поэтому как же отец мог узнать свою собственную? Ветер бушевал или замирал, неуверенный и расстроенный, без сильных деревьев, болтавших с умными птицами, поднимавшимися высоко. Он забыл о танцах узоров – лучшем способе подготовить животных к смене сезонов. Ее сестры, шептал остров, не доверяли ветру, даже та, кто жаждал корневой воды, потому что истекала кровью на корни острова, словно она могла обеспечить его всем необхо