– Мой отец предал нас, – сказал он, смакуя вину и триумф одновременно.
Коннли взял письмо и развернул бумагу так, чтобы и жена могла увидеть текст. Она читала быстрее, чем он, или, возможно, ярость ослепила Коннли. Прежде чем он успел провести пальцами по своим гладким волосам, Риган набросилась на Бана. Ее ногти поцарапали его щеку, а кольца оставили синяк.
– Он и тебя называет в этом опасном послании, Бан Эрригал, – сказала принцесса.
– Риган, – сказал Коннли. – Это принес нам Лис.
Бан, покраснев, пристально смотрел на Риган.
– Он называет меня, но этот человек может говорить за меня не больше, чем твой отец – за тебя.
Риган зло улыбнулась.
– Хорошо сказано, Бан.
Герцог смял письмо в кулаке, подошел к огню и бросил его туда.
– Мы посмотрим, что твой отец скажет о своей верности, солжет ли он.
– Надо немедленно его повесить, – прошипела Риган.
– Оставь его на мой суд, – сказал Коннели. – Бан, можешь идти. Не надо рассказывать об этом.
– Спасибо, но я останусь. – Он хотел посмотреть в глаза Эрригалу и показать графу, чего тот добился, не выбрав Бана.
– Храбрый мальчик, – сказала Риган, но Бан знал, что это не храбрость.
Именно тогда Эрригал прибежал через открытые двери со двора, проклиная дождь, облепивший его лицо мокрыми волосами и разукрасивший кожаное пальто графа темными длинными полосами.
– Неестественный шторм, скажу я. – Он посмотрел на остальных в поисках сочувствия.
Им не придется призывать его, в конце концов, к его концу.
– Такой же неестественный, как и твои поступки, – холодно ответил Коннли.
– Что? – Эрригал остановился, отряхивая волосы, как мокрая собака.
– Ты предал нас, – сказала Риган.
Сердце Бана билось невероятно сильно… Каждый удар – словно ножом по ребрам. Гнев Бана усилил его смятение.
– Нет, никогда, – взмолился граф, мгновенно превращаясь в кающегося. Он воздел руки вверх ладонями вниз. – Ты слышала о приюте, который я дал твоему отцу, но вы должны понимать – старый король нуждался в этом. Я только привел его в Хартфар, где он мог найти покой с Броной, матерью моего сына. Это была доброта к королю, которого я любил, милорд, миледи. Вот и все.
– Доброта, заставившая тебя написать в Ареморию и говорить им о своей верности? – спросил Коннли ровным и низким голосом, похожим на предупреждающее рычание волка.
– Грязный предатель, – сказала Риган.
– Госпожа, нет! – Эрригал шагнул ближе к Бану, который удовлетворенно заметил это. Он боролся с ужасной улыбкой. Бан не должен был высказываться слишком рано, но помнил, когда Эрригал пришел в Хартфар и оторвал Бана от его матери без учета, чего желал сын. Он посадил сына на лошадь и навсегда отнял у него любовь, говоря, что это для их же блага, что Бан слишком низок для Элии. Над всем этим смеялись другие сыновья, как будто Бан мог перестать существовать, если его отец так поступил.
Коннли спросил:
– Ты отказываешься от своих слов?
Эрригал расправил плечи, проигнорировав капли дождя, стекающие по лицу и бороде, и гордо поднял подбородок:
– Нет, хотя только они и делают меня предателем.
– Мы думали, ты наш друг, Эрригал.
– Ты предаешь нас, встав на сторону моего отца! – сказала Риган. – Ты предаешь даже ужасного Лира и весь остров, обратившись к Аремории!
Эрригал указал толстым пальцем на нее:
– Ты предала его и себя, и, прежде всего, этот остров, леди. Ты изгнала короля, обращаясь с ним, как с врагом, хотя он тебе отец! Вы с Коннли противопоставляете себя Лиру и самим звездам, поэтому противитесь этому острову и его короне.
– Нет, – ответила Риган. – Моя сестра и я коронованы здесь. Клянусь звездами и словом нашего собственного отца, которому ты подчиняешься как бездумная собака.
Бан затаил дыхание. Конечно, Эрригал сейчас атакует: он не мог вынести таких разговоров. У Бана покалывало в ладонях. Он понял, что стоит на цыпочках.
– Я никогда не позволю мужчине… – произнес Эрригал сквозь зубы, – отцу страдать так, как вы ему позволили – жестоко, неестественно, как эта буря! Это вы неестественны.
– Возьми свой меч, – скомандовал Коннли. – Ты умрешь сегодня от моей руки.
Только Эрригал не носил меча.
– Сын, – сказал Эрригал, потянувшись к Бану.
Бан почувствовал головокружение, переполненное молниеносной энергией. Он схватил меч, выдернул его из ножен, но потом остановился. Бан уставился на отчаянное лицо его отца, на неровную линию обвисшей бороды, на влажные уголки его больших глаз, на его красивый нос, почти юношескую копну темно-русых волос. Сколько раз Бан был в таком же отчаянии, и его отец отказывался увидеть Лиса или позаботиться о нем?
Бан засунул меч в ножны с внезапным, резким щелчком.
– Я не видел никаких знаков от звезд, что я должен вам помочь, сэр.
Этот момент был последней каплей меда, первым шепотом любимого голоса. Предательство без сожалений.
– Бан! – заплакал Эрригал.
Лис улыбнулся.
– Некуда бежать, – глумился Коннли. – Мои слуги здесь, и тебе надо подчиняться Лису.
Риган сказала:
– Он стал Эрригалом.
Злость отхлынула от глаз Эрригала, когда он посмотрел на своего бастарда.
– Бан, – лишь произнес граф окончательно потухшим голосом.
– Теперь они твои солнце и луна, отец, – сказал торжествующий Бан. Его сердце пылало в огне мести. – Твоя судьба в их руках.
Он не мог оставаться в помещении, укрытым от дикой природы и упоительного ветра. Отвернувшись даже от герцога и его дамы, от горячего, пылающего огня, от тепла комнаты и собственного отца, Лис вышел в шторм.
Элия
– Мы скоро приедем, Элия? Я не знаю, сколько еще мои бедра смогут прижиматься к этой скотине, – крикнула Аифа позади принцессы. Они ехали гуськом, поскольку этот путь к Хартфару был узкий. Ветви тянулись к ним, папоротники и острые кусты протягивались к путникам, постоянно царапая плечи, колени, сапоги и спины лошадей, когда они проталкивались вперед.
Дождь моросил сквозь густые черные деревья, достаточно сильный, чтобы Элия обрадовалась охотничьему капюшону, благодаря которому ее волосы не мокли. Вода стекала вниз по задней части капюшона, иногда собираясь чуть выше глаз, а затем жирной каплей падала девушке на грудь. Как и в случае с океаном, этот дождь искажал голос деревьев, и поэтому она могла слышать путаные слова Белого леса.
Элия подняла руку, чтобы помахать Аифе. Девушка не любила лошадей, но она изо всех сил сдерживалась, поскольку знала, что на них добираться быстрее, чем пешком. Они одолжили лошадей и капюшон для Элии у слуг Лира, которых девушки встретили на окраине леса. Мужчины поставили там палатки, пока их король не появится снова. По словам капитана Себана, короля и его Дурака вывел в лес сам граф Эрригал всего несколько дней назад. Они не могли привести всех в Хартфар, поэтому расположились лагерем на равнине.
Себан хотел послать с принцессой стражу, но Элия посчитала, что это не нужно. Она раньше уже бывала в Хартфаре и знала дорогу. При первой крови Элии Риган взяла ее с собой, с неохотой путешествуя так далеко без Гэлы, но полная решимости дать Элии то, что дала Риган их мать когда-то.
По прибытии Брона предложила Элии небольшую стеклянную урну. Настоящим даром было воспоминание, как девушка сидела в библиотеке собственной матери – только она, королева и Брона. Эту ургу Далат подарила Броне.
Это было определенной и достаточной для младшей принцессы памятью. Элия ощутила, что вернулась домой, и неожиданно почувствовала себя любимой.
Брона обняла девушку, потом обняла и Риган, которая позволила это ведьме, чем безмерно удивила Элию. Сестра провела два дня в маленькой деревне, под соломенными крышами, ломящимися от весенних цветов, учила песни деревьев, пила медовую воду и очень приятный хмельной напиток. Брона обещала, что делает это только для новых женщин и сестер, которых они привезли. Те несколько дней были единственным временем в жизни Элии, которое она провела только с Риган, без Гэлы. Тогда она поверила, что Риган тоже наслаждалась этими днями, однако, когда они вернулись в Дондубхан на зиму, Риган опять стала такой же холодной и безразличной, как всегда. Хотя время от времени она и могла разыскать Элию, чтобы заставить ее высказать свое мнение по поводу того или иного обстоятельства, которое Риган слушала часто пренебрежительно. А потом появился Коннли.
Элия вздрогнула, когда ветер проник под плащ и охладил спину. Она размяла руки, сожалея об отсутствии перчаток, однако, конечно же, у слуг не было ничего подходящего для нее.
Она хотела, чтобы ее сестры пришли сюда, в Хартфар, поскольку все три могли бы мирно определить в этом безопасном, теплом месте, что лучше для Иннис Лира. Элия обеспокоенно думала о невозможности мира на данный момент, когда решила вернуться домой, не посоветовавшись с Гэлой и Риган. Элия не хотела быть королевой, но они никогда ей не поверят, особенно теперь, когда остров нашептал девушке о своем несчастье и назвал ее королевой. Что Элия могла рассказать им о короле Аремории? А о его шпионе?
Внезапно подул ветер и пошел проливной дождь. Лошадь Элии рванула на несколько шагов вперед, прежде чем успокоиться, и принцессе показалось, что она следит за вспышкой огня, светящейся сквозь изгиб и смещающей черноту впереди. Элия улыбнулась, несмотря на ужасный вечер. Хартфар был хорошим местом. Ее отец опередил ее и был защищен, хотя она и не знала, о чем он мог думать. Теплый очаг позволит Элии с легкостью поговорить с ним, утешить отца и, возможно, сгладить ужасную трещину между ними. Она была готова если не простить его, то понять. И это был первый шаг.
Наконец, деревья открыли омытую дождем поляну. Когда путники продвинулись ближе, гром перерос в рев, и молния ударила в деревню. Они встретились с этим застывшим мигом серебра и огня.
Аифа шла впереди Элии, сообщая селу, что пришла их принцесса. Элия остановила лошадь, похлопав ее по промокшей шее. Аифе удалось разбудить достаточно людей под дождем, которые стали ее слушать. Служанка объяснила – она путешествует с Элией Лир и просит кого-нибудь отвезти их к Броне. За этими словами Аифы началась беготня: Элию сняли с лошади, сбросили ее плащ, а лошадь отвели в одну из ближайших конюшен. Элия с Аифой побежали с сопровождающими к дальнему краю деревни, брызгая грязью и задыхаясь, когда дождь ударил их по глазам и залился в рот.