В скором времени тайна короля стала секретом Полишинеля, и, вероятно, его любовная история сопровождалась бы лишь насмешливыми улыбками, но в сентябре 1902 года королева Бельгии скончалась. Она умерла в Спа в одиночестве… Король в это время находился вместе с Бланш в Люшоне. Он поспешил вернуться в Брюссель и, вполне возможно, был искренне огорчен смертью жены, что не помешало ему запретить дочери Стефании быть на похоронах матери. Подданные короля не одобрили его решения. Недовольство народа возросло еще больше, когда фаворитка получила титул баронессы де Воган и сделалась полновластной королевой. Ради страсти король отказался от народной любви, славы и присущего ему величия. Он уже не был государем, который принес своему народу процветание, он был комическим персонажем, влюбленным в молоденькую потаскушку старикашкой. Ядовитые стрелы журналистов не задевали Бланш, она их не замечала. Ей выпала на долю волшебная сказка, в которой она продолжала жить. Золото, драгоценности, роскошная вилла Ван дер Борг, откуда мост вел прямо в парк Лекена. У Бланш было все, о чем она могла мечтать, и даже много больше: например, замок в Баликуре и вилла Леопольда, которую строили для нее в Больё-сюр-Мер на Лазурном Берегу. У Бланш были лошади, экипажи, парк автомобилей, десятки слуг, самые красивые драгоценности и самые роскошные меха. А в это время принцесса Луиза, сбежавшая из сумасшедшего дома, влачила нищенское существование, ей приходилось продавать свои платья, так как ни супруг, ни кредиторы не шли на уступки. Отец тоже. Он готов был заплатить долги дочери при одном условии: она должна отказаться от любви к графу Маташичу.
Бельгийцы, народ по натуре великодушный, не одобряли короля за такое отношение к дочери, притом что любовница купалась в немыслимой роскоши. Бланш стала больше чем королева. Любовь старого короля превратилась в безумие, когда 9 февраля 1906 года она родила в южных краях мальчика. Мальчик получил титул герцога де Тервюрен. Такого титула не существовало, и подписать декрет не согласился ни один министр, даже под угрозой немилости. Все надежды бельгийцев сосредоточились отныне на наследнике трона, племяннике Леопольда, принце Альберте, женатом на принцессе Елизавете Баварской. Эта любящая чета отличалась благородством и простотой обращения, со временем она вызовет восхищение и любовь всего мира. Образ жизни этой четы отличался благородной простотой, и шокирующая роскошь баронессы де Воган выглядела рядом с ними вульгарной.
Король между тем окончательно рассорился и с младшей дочерью Клементиной.
Клементина посмела упрекнуть отца за привязанность к баронессе. В ответ она получила приказ явиться в театр «Парк» на представление «Комеди Франсез» и оказалась в ложе рядом с ложей баронессы. После спектакля принцесса вынуждена была стоять и ждать, потому что экипаж баронессы подали первым. Вскоре принцесса покинула королевский дворец и переехала жить во Францию. В отцовский дом она никогда больше не вернется. Но королю Леопольду не было дела до дочери Клементины. Его дорогая баронесса 16 ноября 1907 года родила ему второго сына, и король стал подумывать о том, чтобы оставить трон и жить в тишине и покое со своей «семьей».
В личную жизнь Леопольда вмешалась церковь – ему настоятельно посоветовали отослать Бланш. Но король заупрямился. Единственным выходом из создавшегося положения был морганатический брак. Бланш была потрясена. Ни о чем подобном она не мечтала, но тут же дала согласие. Здоровье короля ухудшалось с каждым днем. Он постоянно ездил на курорты лечить подагру, и во время одного из путешествий его настигла очень тяжелая болезнь: у него обнаружили рефлекторный паралич кишечника. Врачи стали советовать ему операцию, которая, по их мнению, могла помочь. Леопольд в ответ заявил, что «врачи способны только прикончить человека, если он всерьез заболел».
14 декабря в брюссельском дворце Бланш король обвенчался со своей любовницей. Венчал их каноник Сурсман, свидетелями были бароны Сноу и Гоффине. После венчания король занялся делами и привел их в порядок. Своей дорогой Бланш он завещал коллекцию картин и вверил преданному слуге шесть чемоданов с богатствами, которые хотел ей передать. После этого Леопольд доверился хирургам.
Операция прошла успешно, однако о состоянии больного можно было судить только через несколько дней. Бланш постоянно сидела у его изголовья. Король позволил принцессе Клементине навестить себя ненадолго, побеседовал с наследником Альбертом, которому предстояло быть королем, но не пожелал видеть двух других дочерей.
На второй день вечером король начал сильно чихать, после чего очень скоро наступил конец. «Вдове» пришлось покинуть дворец. Для Бланш наступили тяжелые дни, ее наследство было опечатано, и только благодаря личной дружбе с директором банка ей удалось получить из сейфа свои чемоданы. Она переправила их во Францию, заявив, что везет музыкальные партитуры.
Поселившись в Париже, она встретила… Эммануэля Дюрьё. Впрочем, вполне возможно, он никогда не исчезал с ее горизонта… В августе 1910 года она вышла за него замуж. Дюрьё усыновил ее детей, таким образом узаконив их. Но семейная жизнь не заладилась. Дюрьё продолжал играть, тратя состояние жены. Бланш это не могло понравиться, и в 1913 году они развелись.
Больше Бланш и Эммануэль не виделись, а в 1917 году Дюрьё будет убит.
Баронессу де Воган ожидало еще одно тяжелое испытание: в 1914 году в возрасте семи лет умрет ее сын Филипп.
Потеряв младшего сына, Бланш уедет со старшим, Люсьеном, в Страну басков, в городок Камбо, купит там дом, шале Сен-Жан, и проживет до самой смерти, никогда больше не привлекая к себе внимания.
12 февраля 1948 года Бланш Дюрьё уйдет из этого мира.
Она была ла Гулю…
Артиллеристик…
Матушка Вебер, прачка, придерживалась твердых житейских правил. И она точно знала, что девчонке в четырнадцать лет нечего делать на танцульках, которые устраиваются у них в квартале. Однако правила правилами, а ее дочь Луиза пропадала на этих танцульках, не слушая ни просьб, ни угроз, даже запертые двери и окна ее не останавливали. Июньским вечером 1878 года матушка Вебер расхаживала по своей прачечной, раскаляясь от гнева и твердя про себя, что «добром дело не кончится». Ее одолевали самые что ни на есть мрачные мысли. Она тут света белого не видит над корытом, а Луизе и дела нет: бегает по танцулькам со всякими вертопрахами. А если и заглянет в прачечную, то только чтобы полюбоваться тонким бельем богатых клиенток, рассмотреть вышивки на нижних юбках и кружева на рубашках, от которых она без ума.
Но больше всего пугало матушку Вебер пристрастие ее дочери к танцам, которое походило на безумие. Стоило на улице заиграть шарманке, как девчонку будто кто за ниточки дергал. Нет, добром такое не кончится…
Будущее бедной женщине казалось черной дырой.
Но вот Луиза вернулась домой, и матушка, взглянув на нее, растревожилась еще больше: томные глаза, припухшие губы, помятое платье. Горделивой походкой Луиза не отличалась, но невольно была на виду: крепкая, высокая. И красивая на свой лад – с огненно-рыжими волосами, молочно-белой кожей, тяжелым взглядом и чуть не лопающейся от напора груди блузкой. Характером ее тоже бог не обидел. Увидев, что мать ее ждет, она первой на нее накинулась: что это она тут делает, вместо того чтобы спать?! Ее, что ли, ждет? И зачем, спрашивается? Она прекрасно знает: ее дочь на танцах! Ничего, кроме танцев, ей не интересно!
Прачка вспыхнула от гнева, услышав слова дочери.
– Значит, танцы на первом месте?! – закричала она. – А твоя девичья честь?
В ответ она услышала сухой хамский смешок, и у нее от ужаса перехватило горло.
– Честь, говоришь? Если она ленивая, то застанешь ее на островке Сент-Уан, сходи, проверь.
Выведенная из себя матушка Вебер не поскупилась на оплеуху. Луиза упала, но не заплакала. Хотя лучше бы матери ее не бить, а то она мигом сбежит из дома. А почему бы и нет? Заживет вместе с кем-нибудь из парнишек…
Матушка Вебер предпочла прекратить ссору. Она почувствовала: делать больше нечего; и если она хочет, чтобы дочь осталась с ней, нужно примириться с ее танцевальным безумием. А если и по «чести» пора носить траур, то тут никакие слова не помогут.
Слова и не могли помочь. Год тому назад, когда Луизе было тринадцать, она гуляла на острове Сент-Уан, тогда еще совсем диком. Было лето. Погода стояла жаркая, раскаленный воздух дрожал от зноя, а возле воды под тополями было тихо и прохладно. Луиза растянулась на траве и расстегнула блузку, чтобы легче дышалось. Вот тут-то к ней и подошел молоденький артиллерист. Они обменялись парой слов, а потом он к ней наклонился, стал целовать, и Луиза совсем разомлела…
Она отдалась ему, даже не поняв, что с ней произошло. А когда стало смеркаться, паренек заторопился к себе в казарму, пообещав, что они еще встретятся. И больше не вернулся. Луиза не знала даже, как его зовут, она ждала его, но ждала напрасно. Сначала надеялась, потом отчаялась, потом обиделась и разозлилась. Обиду и злость она избывала в горячке танцев в маленьких кабаре среди табачного дыма и мужского хохота. Она ходила туда со своим дядей, кучером фиакра, и не гнушалась допивать остатки из стаканов. Из-за жадности к остаткам абсента ее и прозвали Ла Гулю – «ненасытная».
Прозвище останется с ней на всю жизнь, как останется до смертного часа воспоминание о пареньке, которого она ласково называла «мой артиллеристик».
В шестнадцать лет Луиза продолжала бегать с бала на бал, а чтобы заработать немного денег, продавала по вечерам на Бульварах цветы. Время от времени у нее бывали любовники. Мать, чувствуя, что стареет, устроила ее работницей в прачечную на улице Нёв-де-ла-Гут-Дор. Луиза заглядывала туда иногда, но чаще отправлялась танцевать на Монмартр, в квартал Сен-Дени или Ла Шапель. Крепкую смешливую голосистую девицу, которой не стоило наступать на ноги, вполне устраивала ее жизнь. А ноги, надо сказать, у нее были красивые и стройные, и Луизе нравилось их показывать.