…В те времена, в самом начале XX века, никто никуда не переезжал – где люди рождались, там и умирали. И вдруг удивительное, невероятное дело: Василия Ивановича Зеленого переводят по службе из Ташкента в Москву. Началась совсем непохожая, другая жизнь. Катерину определили в гимназию фон Дервис, в Гороховском переулке. Это было довольно дорогое учебное заведение, где учились девочки из состоятельных семей. Катя Зеленая была одета хуже других: и пальто, и форма – из дешевого материала. К тому же вела она себя, как мальчишка – впрыгивала в трамваи на ходу, лазала по деревьям, ее юбка постоянно рвалась. Катерина привлекла к себе внимание чуть ли не всей гимназии: новенькая девочка, напоминавшая ощипанного цыпленка, приехавшая из какого-то Ташкента, который и на карте не сразу-то найдешь… Да еще фамилия какая – Зеленая!
Училась она хорошо, даже– отлично. Но в 1914 году началась страшная война с Германией, и на этом основании девочки перестали учить немецкий язык. А потом и вовсе старые, строгие порядки стали уступать всеобщему духу времени: гимназистки убегали с уроков, дерзили классным дамам. И все-таки среднее образование получили.
Удивительно, но в детстве Катя была набожной и постоянно ходила в церковь, боясь пропустить службу. Об этом я узнал совсем недавно от племянницы ее мужа Тамары Элиава. Тамара Алексеевна бережно хранит дневнички актрисы и никому их не показывает. По ее словам, однажды Рина Васильевна написала, что знала наизусть все молитвы. Сама же мечтала быть Марией Магдалиной и, стоя перед иконой Христа, часто задавала себе страшный вопрос: «А если меня будут пытать, я отрекусь от Него?» И отвечала: «Если будет больно, то – да…» Тут же стыдилось и долго мучилась от таких жутких мыслей.
Катерина стала актрисой случайно. Она шла по улице и увидела объявление: «Прием в театральную школу». Она даже и не подозревала, что этому учатся в школе – быть артистом. Вошла и прочитала стихотворение Никитина «Выезд ямщика», чем до слез насмешила великих мастеров сцены Певцова и Шатрову. Из восьмидесяти юношей и девушек были приняты двадцать два, в том числе и Зеленая. Так она оказалась в школе Свободного театра, в котором играли прекрасные актеры Блюменталь-Тамарина, Радин, Борисов, Шатрова, Певцов, Белевцева… Молодежь занимали в массовках, студийцы знали наизусть все пьесы и роли, перенимали актерские обычаи, суеверия, словечки. Так же, как старики, мелко крестились перед выходом на сцену. Так же садились на упавший на пол листок с ролью. Так же постоянно разыгрывали друг друга.
Так же, как кумиры, однажды выехали на фронт, под Царицын. Студийцы играли перед красноармейцами «Женитьбу Белугина», и аккурат посредине пьесы их запихнули в грузовики, чтобы срочно отправить на пароход. Наступали белые.
Скоро стало совсем голодно и холодно. Будущие артисты больше не были «особенными людьми», а стали просто мальчишками и девчонками, влюбленными в театр, безо всякой почвы под ногами, даже без стипендии.
Первыми театральными подмостками Екатерины Зеленой стал старенький подвальчик в Одессе, где разместилась труппа любителей под названием «КРОТ» – «Конфрерия Рыцарей Острого Театра». Руководил ею Виктор Типов, химик по образованию, а в будущем – знаменитый режиссер и автор первых советских оперетт «Свадьба в Малиновке» и «Вольный ветер». У всех в коллективе были свои обязанности и амплуа. Екатерине приходилось петь, танцевать, переодеваться каждую минуту, играя по пять ролей в один вечер. Программа менялась каждую неделю, и работать приходилось целыми днями. Ведь зрители платили хоть маленькие, но все же деньги, которые делились между всеми. Кате нужно было кормить семью – маму, которую отец оставил ради другой женщины в суматохе Гражданской войны, и младшую сестренку. Правда, вскоре в «КРОТЕ» нашлось место и для Зинаиды – она стала выступать как балерина.
Тогда же Екатерина стала Риной. На первой в ее жизни афише имя «Екатерина» почему-то не поместилось, и актриса безжалостно его сократила. Получилось коротко и удобно.
А еще некоторое время спустя Рина Зеленая решила ехать в Москву, где, по слухам, появлялись в огромном количестве новые театры, «гремели» новые постановки, а будущее «КРОТА» все больше ставилось под сомнение.
Москва действительно оказалась неузнаваемой.
Старшая сестра встретила Рину довольно сухо. Куда идти и к кому проситься, Рина не знала. Сняла шестиметровую комнатку у соседей сестры, куда со временем перевезла из Одессы маму, Зинаиду и режиссера Сипота с женой.
Шла она как-то по Каретному ряду, мимо мчались автомобили, сверкали витрины, горели рекламы, шумели торговцы, настроение у Рины были прескверное, и вдруг… В глаза ей бросилась нарядная и нелепая табличка: Театр «Взрыдай!» «Как будто прямо для меня написано!» – подумала Рина и вошла в помещение.
«Взрыдай!» оказалось самым популярным в Москве ночным кабаре. Несмотря на высокие цены, попасть туда было не так просто. Зал набивался богачами-нэпманами, столичными знаменитостями, известными поэтами, актерами и художниками. Кухня – изумительная, на ней колдовал лучший в Москве повар. В кабачке ужинали Асеев, Эрдман, Ардов, Мариенгоф, захаживали Маяковский и Иван Поддубный, приезжали из Петрограда ФЭКСЫ – Козинцев, Трауберг и Кулешов, однажды привезли даже «икону русского театра» Владимира Николаевича Давыдова. Не просто привезли: он включился в импровизацию и спел старинные куплеты.
Пародии, скетчи, романсы, куплеты и, главное – виртуозный конферанс – вот визитная карточка кабаре «Нерыдай!». Представления начинались в полночь, а заканчивались часа в четыре утра. Зрители разъезжались на своих извозчиках, а Рине с Зинаидой добираться домой было далеко и не на что. Один из основателей «Нерыдая» Егор Тусузов договорился с деревенским мужичком, приезжавшим каждое утро в Москву по делам, по дороге подвозить девушек на Землянку – улицу, где они жили. Все в театрике любили и ценили друг друга.
А потом закрутило-завертело: каждый день что-то новое. Вперед – к Киршону! Назад – к Островскому! Сумбур вместо музыки! Долой Таирова! Ура Пролеткульту! Нет Есенину! Эйзенштейна в архив! Навеки вместе с «Бежиным лугом»! Нет Зощенко! Открыть ясли имени Малюты Скуратова! Закрыть МХАТ 2-й! Художественному театру – имя Максима Горького! Художники в те времена чувствовали себя, как в финской бане: то 100 градусов жары, то – в ледяной проруби. Но как-то умудрялись жить, творить, влюбляться, шутить и даже зарабатывать деньги.
Кстати, зарабатывать Рина Васильевна не умела никогда и всю жизнь искренне удивлялась, откуда у коллег берутся деньги, модные шмотки, антиквариат. В молодости с одеждой у нее были большие проблемы, ей доставалось то, что кому-то было мало или велико. «Вот я помру, и никто никогда не узнает, какой у меня был прекрасный вкус», – шутила она. Моду Рина Васильевна признавала немедленно и никогда с ней не боролась. Вот только следовать ей не могла.
Хозяйкой она тоже была неважной, так и не научилась ни готовить, ни шить, ни пришивать пуговицы. Даже на фронте кто-нибудь из мальчиков фронтовой бригады пришивал ей оторванный рукав или пуговицу на пальто. Да и во всех поездках чемодан укладывать тоже помогал ей кто-нибудь из друзей. В юности она особенно не любила это занятие – просто бросала все подряд в чемодан, уминала, как могла, становясь коленками на крышку, и запирала замки.
Жизнь была бешеная, наполненная работой. Спать Рина Зеленая считала преступлением. Утром и днем – репетиции, вечером – спектакли, ночью – клуб, встречи, споры, чтения.
В 1923 году Рина Зеленая перебралась в Петроград, в театр «Балаганчик». В Северной столице – цвет интеллигенции. Брянцев организует первый детский театр, впоследствии знаменитый ТЮЗ, где начинали Николай Черкасов и Борис Чирков. Композитор Глазунов добывает у Луначарского паек для пятнадцатилетнего Дмитрия Шостаковича, который работает тапером в кинотеатре «Селект». Рина обедает у начинающей писательницы Милочки Давидович, а ужинает у Зощенко или Слонимского. Репетирует у Козинцева и Трауберга в спектакле «Внешторг на Эйфелевой башне».
Рина Зеленая овладела редким эстрадным стилем – «diseuse», слегка напоминающим шансон. Когда она приехала в Питер, город буквально сошел с ума – половина женского населения атаковала парикмахерские с требованием сделать стрижку «под Рину Зеленую». А когда актриса решила зайти в Гостиный двор, местный приказчик встретил ее словами: «Если будете что-нибудь покупать, я вам уступлю… Только, пожалуйста, выходите «на бис» побольше. Уж больно вы скупы…»
Затем – снова Москва, открытие Театра сатиры. Рину Зеленую пригласили на работу впервые, до этого она везде появлялась сама: «Здравствуйте, я приехала к вам работать!» Театр сатиры 1924 года– это театр обозрений, сатирический, талантливо придуманный, с труппой великолепных комиков. Когда же в репертуаре стали появляться спектакли драматические, Зеленая покинула этот театр. Ей были близки «малые формы» – репризы, скетчи, миниатюры.
Потом был легендарный Мюзик-холл, где блистали Валентина Токарская и Мария Миронова, Борис Тенин и Сергей Мартинсон.
Потом – Театр миниатюр, первая программа которого открывалась сценкой «Антракт без антракта». Зеленая исполняла роль театральной буфетчицы, у которой негодующий зритель спрашивал: «Из чего сделано это пирожное?!» Буфетчица невозмутимо отвечала: «Из Наполеона». При этом ее интонация ярко подчеркивала, что, мол, ни о каких Бонапартах она и не знала, и не слыхала. Зато взволнованно рассуждала об «Анне Карениной» – барыне, которая влюбилась в бывшего графа и хочет уйти от своего старичка к нему, но при этом нужно так поделить жилплощадь, чтобы ей «памятник был виден»…
Далее следовала знаменитая комическая сценка «Одну минуточку!», идею которой подсказала сама Рина Зеленая. Она играла зубного врача в несвежем белом халате и расстегнутых, но не снятых ботинках. Аркадий Райкин был пациентом, не сказавшим ни одного слова. Все действие врач вела с кем-то пустопорожние телефонные разговоры, а пациент сидел в кресле с открытым ртом. В финале он сам выдирал себе зуб и, шатаясь, уходил. Современники вспоминали, что зрительный зал стонал от хохота.