Театральные легенды гласят, что причина разрыва была другой. Якобы, у Татьяны Тейблер завелся поклонник, и Ганс обнаружил в кармане ее пальто любовную записку. Поссорившись, Татьяна хлопнула дверью и взяла билет на поезд. Оставим эту историю на совести сплетников, поскольку никто из биографов актрисы при этом не присутствовал и поручиться за достоверность этих событий не может.
Так или иначе, в 1931 году Татьяна вернулась в Советский Союз и вновь взяла фамилию отца – Пельтцер.
Вскоре ее выгонят из Театра имени Моссовета, и она опять сядет за пишущую машинку, только теперь уже на машиностроительном заводе – поможет младший брат Александр, главный конструктор. Правда, там ей посоветуют вернуться к актерской деятельности, поскольку машинисткой она окажется неважной. Потом Татьяна будет пробовать свои силы в жанре миниатюры, конферировать, а ее первая большая кинороль ляжет на полку на долгих одиннадцать лет. Будет много слез и разочарований, прежде чем придет всенародное признание и любовь нескольких поколений зрителей. Правда, Татьяне Пельтцер к тому моменту исполнится сорок семь лет…
В середине семидесятых заведующая литературной частью Московского академического театра сатиры Марта Линецкая собралась издать книгу о Татьяне Ивановне. Актрисой эта идея была встречена в штыки: «Тебе это надо, ты и мучайся!» Она никогда не давала интервью, терпеть не могла журналистов, а друзьям и коллегам рассказывала больше не о себе, а о тех удивительных людях, с которыми ее сводила судьба. Линецкая составила подробный план книги, были опрошены друзья и партнеры Пельтцер по сцене, собраны рецензии на ее работы в театре и кино. Но книга так и не увидела свет – Марты Линецкой не стало в тот страшный для Театра сатиры год, когда ушли из жизни Анатолий Папанов и Андрей Миронов.
Остались черновики, наброски, фотографии и единственная собственноручная запись воспоминаний Татьяны Ивановны о своем детстве:
«Отец мой, Иван Романович Пельтцер, – обрусевший немец, человек бешеного темперамента, неугасимой творческой активности, деятельной фантазии. Он служил у Корша, держал антрепризы в разных городах, организовал в Москве частную школу. У него учились многие, ставшие потом известными, артисты, например В.Н. Попова и В.С. Володин – известный комик кинематографа и оперетты. Он учился втайне от своего отца, содержателя Ивановского трактира, и расплачивался с Иваном Романовичем медяками, которые приносил в мешочке.
Восемь лет отец служил у Николая Николаевича Синельникова, державшего антрепризу в Киеве и Харькове. Актерский состав бывал у Синельникова блистательным: Н.М. Радин, М.М. Блюменталь-Тамарина, Е.М. Шатрова, Е.А. Полевицкая, П.И. Леонтьев, С.И. Днепров, П.Л. Вульф.
В сезоне 1913/14 года у Синельникова в Екатеринограде я впервые вышла на сцену. Папаша поставил Сенкевича «Камо грядеше». Играла я мальчика Авдия. Помню только, что на мне был хитон.
В следующем сезоне в Киеве, тоже у Синельникова, шло «Дворянское гнездо». Марфинька – Шатрова, Лиза – Полевицкая, Лаврецкий – Радин. Я, актерское дитя, играла Леночку, получала за спектакль три рубля. И даже была рецензия! Спектакль имел большой успех, прошел сто раз – небывалое количество для тех времен. Николай Николаевич вызвал всех после спектакля, угощал артистов шампанским, а мне преподнес бонбоньерку с конфетами. Вместо благодарности я сказала: «Ладаном пахнет!» Это от смущения. Я была скромная девочка.
В сезоне 1914/15 года в Харькове я уже много играла. Шла сказка про волка на утренниках. Нужен был мальчик. Николай Николаевич сказал папаше: «Вы приведите вашего Шуру, младшего». Брат пришел и всю репетицию хохотал. Тогда Синельников решил: «Пусть Таня придет».
А уже на следующий сезон я играла Сережу Каренина. Саму Каренину играла артистка Юренева. Мама рассказывала, что в сцене ее прихода к Сереже в день его рождения из публики женщин увозили в истерике – так она играла:
– Кутик мой, кутик!
– Мамочка, не уходи!
Певцов играл Каренина, Блюменталь-Тамарин – Вронского. Роскошный был спектакль!
Ну что еще играла? В прелестной пьесе Габриэль Запольской «Их четверо», вместе с братом Шурой играли в «Норе». Впечатления сохранились детские. Самое сильное: тогда впервые была сделана крутящаяся сцена, в театре Франко. Я не уходила до конца спектакля, так как перед концом должен был повернуться круг. «Прокручусь на нем и уйду тогда…»
На сезон 1915/16 года папаша стал держать театр миниатюр в Харькове. Были в труппе молодой Утесов, Смирнов-Сокольский. Дела шли не блестяще. Для поднятия сборов папаша поставил «Белоснежку» и «Красную Шапочку». В этих спектаклях я играла и уже училась в 1-м классе гимназии.
Весной поехали в Москву. Жили на Тверской. Летом папаша держал театр миниатюр. Зимой меня хотели отдать в Елизаветинский институт в Лефортове, но попала в гимназию Ржевской. Здесь мне было плохо – девочки смеялись надо мной. Тогда меня отдали в частную гимназию на улице Станкевича. Тут я была посмелее. Однажды, возвращаясь из гимназии, мы увидели толпу у дома генерал-губернатора Москвы (теперь это Моссовет). Февральская революция. Отречение царя. Меня отдали в классическую гимназию Фишера на Остоженке, с пансионом. С 3-го класса – греческий, латынь… Помню, когда меня вели сюда в первый раз, было это ночью. Не могли пройти – на улицах перестрелка, кадеты. С Рождества начальница гимназии велела принести мешок риса и фунт масла.
Началась голодуха. В 1918-19 годах папаша был у Корша, преподавал в одиннадцати местах, получал красноармейские пайки. Мы с Шуркой не голодали, играли в различных клубах. На этом мое учение закончилось раз и навсегда…»
История фамилии «Пельтцер» весьма увлекательна. Недавно мне посчастливилось ознакомиться с ее родословным древом, корни которого обнаружены в XIV веке. Кстати, среди многочисленных предков Татьяны Ивановны – такие известные личности, как английский писатель Вальтер Скотт и светская красавица Варвара Беккер, подруга Наталии Гончаровой.
Держу в руках перевод «Дворянской грамоты», которая восстанавливает титул фон Пельтцер, утерянный неизвестно когда и неизвестно по какой причине.
Любопытен текст грамоты:
«Мы, Хайнрих двадцать второй,
с Божьей милости, старшей линии
самодержавный князь Ройс, граф и владелец города Плауен, владелец городов Грайц, Кранихфельд, Гера, Шлайц и Лобенштайн и т. д. и т. д. и т. д.
удостоверяем и заявляем сим:
После того как Мы, на основании Нам предъявленных и подтвержденных документов о роде Пельтцер и на основании сделанного Нам Тайным Кабинетом доклада, Мы убедились в том, что братья Эдуард Карл Пельтцер, рожденный 28 января 1837 года в Москве, и Doctor philosophic Роберт Карл Пельтцер, рожденный 4 января 1846 года в Нарве, происходят из старого дворянского рода, который в прошлом по несчастному случаю потерял свое дворянство, и Мы соблаговолили, по почтительному прошению вышеуказанных братьев Пельтцер, возвести их в дворянство Нашей Земли.
Мы хотим вследствие этого в силу Нашего суверенного всемогущества, чтобы братья Эдуард Карл Пельтцер и Doctor philosophic Роберт Карл Пельтцер и их прямые наследники обоих полов по нисходящей линии принадлежали к дворянству Нашей Земли, и чтобы их как таковых признавали, почитали и уважали…
Герб показывает серебряный щит с тремя зелеными листами кувшинки, на щите покоится серебряный открытый, украшенный золотой оправой и дужками шлем, на котором находится пятиконечная корона, и между правым серебряным и левым зеленым орлиным крылом виден зеленый лист кувшинки. Попоны шлема зеленые и серебряные…
Мы приказываем вышеназванных братьев и их потомков считать настоящими дворянами, их уважать и их защищать, как ни будь каждому приятно избежать Нашего гнева и карания, если же кто преступит против этого, он будет обложен штрафом…»
«История и генеалогия рода Пельтцер» регулярно переиздается с 1901 года. В книгу вносятся любые изменения и дополнения в жизни представителей этой фамилии: разводы, замужества, даты смерти и дни рождения новых Пельтцеров. В Советском Союзе был единственный экземпляр «Истории», но о его судьбе – чуть позже.
Появление Пельтцеров в России связывают с выдающимся представителем этой фамилии Наполеоном Пельтцером. Его отец – Иоганнес Вильгельм Пельтцер был личностью не менее удивительной. Он умело воспользовался завоеванием Наполеоном Бонапартом западной части Пруссии, а точнее – кантона Эшвейлера, который с 1794 по 1814 год стал принадлежать Франции. Император распорядился произвести секуляцию (приватизацию) немецких монастырей на захваченных землях. Иоганнес Пельтцер, сам будучи бургомистром городка Вейсвеллера, входящего в этот кантон, выкупил монастырь Венау со всеми монастырскими землями и впоследствии жил доходами от сельского хозяйства. Между тем все его семеро детей в конце 1820-х годов иммигрировали в Россию. Одна из дочерей, Елена Анна Пельтцер, впоследствии стала бабушкой знаменитого композитора Федора Кенемана. Еще десятилетия спустя произошла забавная история. Племянник композитора посетил спектакль Театра имени Ленинского комсомола, в котором участвовала его четвероюродная сестра, зашел за кулисы, чтобы познакомиться и, может быть, восстановить семейные связи. «Здравствуйте, Татьяна Ивановна, мы с вами – родственники, моя фамилия – Кенеман», – только и успел сказать он. Услышав эту фамилию, коммунистка Татьяна Пельтцер стремглав убежала от него в гримерную, и никакого знакомства не получилось… Она всю жизнь скрывала историю своего рода. А может быть, и вовсе забыла ее. Вернувшись из Германии, чудом избежав ареста и высылки, вытащив из тюрьмы своего родного брата, народная артистка СССР предпочитала хранить родословную в тайне.
Но вернемся в первую половину XIX века. Не только дети удачливого бургомистра Вейсвеллера переехали жить в Россию, здесь оказались и другие Пельтцеры – например, текстильные предприниматели из голландского Мольсберга Арманд и Иоганн Вильгельм. Но именно сыновья Иоганнеса Вильгельма Пельтцера стали крупнейшими производителями суконной мануфактуры и торговли суконными изделиями в России. И получили новые имена: Наполеон Иванович, Фридрих Иванович, Иоганн Георг – Егор Иванович и Иоганнес Сигизмунд.