– А когда появилось пристрастие к театру?
– Мне было лет семь, когда я пошла смотреть фильм «Золушка» и впервые увидела артистку, игравшую мачеху. Я спросила у мамы: кто это? Она ответила: это Раневская. Я сказала, что буду играть такие роли, как эта тетенька.
Фаина Раневская была для меня всем, да так и остается всем до сих пор. Кстати, без всякой обиды хочу рассказать, что в год празднования столетия Раневской обнаружилась масса людей, которые с ней дружили, общались, были рядом. Но почти никто из них не упоминал о жизни Фаины Георгиевны в десятилетие с 1961 по 1971 год. Вот это десятилетие, я не побоюсь сказать, принадлежало наполовину мне. В эти годы я была в очень близких отношениях с Фаиной Георгиевной, часто бывала у нее дома, и она многому меня научила.
– В 1961 году вы были совсем еще юной. Как вы подружились с «великой старухой»?
– Видишь ли, я всю жизнь хотела ей написать, познакомиться. И однажды такая возможность подвернулась. Раневская приехала на отдых в одно маленькое курортное местечко в Эстонии. Я нарушила все свои планы, рванула туда, узнала, где этот дом. Каким-то образом я ее поймала, мы разговорились. Фаина Георгиевна вдруг проронила, что не может достать нигде кефира. Я начала гонять каждое утро на велосипеде за двенадцать километров за кефиром и ставить ей на окошечко. Однажды она меня поймала, привела к себе, и с тех пор мы стали чаще общаться.
А потом произошла еще одна забавная история. Она обмолвилась, что безумно влюблена в Георга Отса. Влюблена до смерти. А у него была дача в этом же местечке. Я сказала, что знаю Георга Отса, потому что мы с ним снимались в одной эстонской картине. Фаина Георгиевна воскликнула: «Умоляю! Умоляю, сделайте так, чтобы он пришел ко мне».
На дачу к Отсу попасть было невозможно, потому что там жили огромные собаки, а я дико боюсь собак, особенно овчарок. Так что я к его дому не подходила. И мне пришлось подловить момент, когда он рано утром пошел купаться. Финский залив холодный. Для меня холодно, когда вода шестнадцать градусов. Но тогда было тринадцать, а Георг Отс оказался моржом. Я бросилась в это ледяное море и закричала: «Георг Карлович! С вами хочет познакомиться Фаина Раневская!» И – что ты думаешь? – привела его к Фаине Георгиевне. Был замечательный вечер, я молчала, боясь проронить хоть словечко, после чего Раневская сказала: «Деточка, вы сидели как тургеневская девушка».
– Раневская видела вас на сцене или в кино?
– Она была на первом спектакле нашего театра «Скоморох». Когда я выехала на сцену и засвистела, Фаина Георгиевна повернулась к залу и громко сказала: «Это Лилианочка с-с-сама с-свистит».
Однажды она приехала в Ленинград сниматься в фильме «Сегодня – новый аттракцион» у Надежды Кошеверовой в роли директора цирка. Остановилась в гостинице «Европейская». А я в то время сидела без работы и была постоянно при ней – отвозила на съемки, привозила в гостиницу. Так вот, она решила, что я обязательно должна сняться в этом фильме, и начала придумывать сцену: якобы она как директор цирка принимает на работу новые кадры, а пришла уборщица, которая заявляет, что умеет играть на музыкальных инструментах. И я начинала свистеть, играть на спичках, на ложках, на ручках, делать сальто-шмальто… Мы долго придумывали, репетировали, безумно смеялись сами. Это были интереснейшие минуты! Но когда мы пришли к Кошеверовой и показали ей сцену, она сказала: «Всё это, конечно, очень хорошо, замечательно, но никто не поверит, что Лиля это делает сама». Таким образом, вся эта работа полетела коту под хвост. Ну и наплевать, главное – как интересно было репетировать с Фаиной Георгиевной! Это были минуты счастья.
Безумной доброты, безумной трагичности человек… Это был небольшой период, который, к сожалению, кончился. Не знаю даже, по чьей вине. Наверное, по моей.
– Где вы впервые вышли на сцену?
– В Таллине. Сначала был драмкружок при Русском драматическом театре. В нем занимались Лариса Лужина, Виталий Коняев, Владимир Коренев, Игорь Ясулович. Потом сам театр. Мне страшно повезло – моим режиссером стала Наталья Николаевна Паркалаб, ученица Ивана Берсенева. Она пришла в наш театр, где я играла одну-единственную роль – в сказке «Кольца Альманзора». Она посмотрела весь репертуар и на худсовете сказала: «…А вот эту девушку я видела только в одном спектакле. Хуже, чем она сыграла, трудно даже вообразить. Я, во всяком случае, такого не видела. Но хочу предупредить худсовет, что на этой актрисе я буду строить весь свой репертуар». Что и случилось. И я за пять лет в Таллине сыграла сорок шесть ролей! Если я и стала хоть какой-то артисткой, то это заслуга Натальи Николаевны, которая не боялась давать мне роли всех возрастов и всех характеров.
– А когда определилось ваше амплуа комедийной характерной актрисы?
– Сразу. Во-первых, во мне было много килограммов, во-вторых, у меня была смешная внешность, а в-третьих, у меня низкий голос и большая расщелина между зубами. Было сразу понятно, что Джульетту мне никогда не сыграть. На радио меня приглашали только на роль Бабы-яги или еще какой-нибудь ведьмы, а в популярной радиопередаче «Клуб знаменитых капитанов» я играла пирата. На пленке мой голос по-настоящему мужской. Правда, в последние годы я всё-таки вышла на трагикомические роли.
– Актрисам вашего амплуа везло нечасто. Даже незабвенную Фаину Георгиевну нельзя было назвать счастливой в творческой жизни. А какой своей работой остались по-настоящему довольны вы?
– В середине шестидесятых годов я играла в «антисоветском» Московском потешном театре «Скоморох», которым руководил Геннадий Иванович Юденич. Сейчас, пересмотрев всю свою жизнь, всю работу, могу уверенно заявить, что это было самое интересное время. Нас гоняли: Фурцева высылала нас в Иркутск, где мы провели полгода. Потом уехали в Гомель, откуда нас выгнали в Минск. Из Минска мы приехали опять в Москву. Но театр был замечательный.
А если говорить о ролях… Наверное, любимой была роль в Таллинском театре в спектакле «Орфей спускается в ад» Теннесси Уильямса, где я в двадцать три года играла трагедийную роль художницы Ви Тэлбот. Потом в Ленинградском театре комедии играла министра финансов в «Тележке с яблоками» Бернарда Шоу. Миссис Пайпер в пьесе «Миссис Пайпер ведет следствие» в театре имени Ленсовета. И последняя роль – в театре «Эксперимент» – инсценировка одного из рассказов Шолом-Алейхема, которая называлась «Алейхем, Шалом!» Там я играла две роли – трагическую и комическую. Это, пожалуй, лучшие мои воспоминания. Ну, может быть, еще Сторешникова в спектакле «Что делать?» по Чернышевскому в Московском театре на Таганке. Вот, наверно, и всё.
– Получается, в памяти осталось что-то от каждого театра. Но что за театр «Скоморох»? Боюсь, что сегодня мало кто о нем знает.
– О «Скоморохе» я могу говорить вечно. Я очень смешно туда попала. Позвонил мой друг Вадим Лобанов, очень хороший ленинградский актер, и сказал: «Главный режиссер стоит рядом, приезжай. Будет у тебя работа, будет квартира, будет у тебя всё». Я взяла чемодан и поехала. И так целый год я бегала с зубной щеткой с места на место. Никакой квартиры, естественно, не было, никаких денег тоже, а была только работа-работа-работа по пятнадцать часов. Где мы только не были, куда нас только не кидала судьба! Кто-то давал нам зал Дома пионеров на Птичьем рынке, кто-то помогал деньгами… Но нам было всё очень интересно, мы были молодые и веселые.
Почти год мы работали над спектаклем «О мужике, корове, короне и бабе во всероссийском масштабе» – это было что-то! И вот наконец, когда он был готов, вся театральная Москва в половине первого ночи пришла его смотреть. Происходило это где-то на окраине, рядом с трамвайным парком. Снег валил хлопьями. У нас не было денег, чтобы взять гардеробщицу принимать дорогие шубы и пальто. И тогда Татьяна Кирилловна Окуневская, пришедшая на спектакль, в свои неюные годы перепрыгнула гардеробную стойку и стала принимать шубы от зрителей. Потом пришли представители КГБ, был скандал. В конце концов с опозданием на час под крики «Ура!» и аплодисменты спектакль начался.
А само действо в «Скоморохе» было безумно интересно. Это был синтез танца, пения, музыки, драмы, гротеска, пантомимы. Очень жаль, что молодому поколению это не удалось увидеть.
– Ленинградский театр комедии был одним из лучших театров в стране. Николая Акимова вы не застали?
– Раневская просила его за меня, но он ответил, что характерная актриса ему не нужна. Акимов любил хорошеньких и стройных, какой я никогда не была. Мой друг режиссер Вадим Голиков однажды сказал мне: «Мать, когда я возглавлю какой-нибудь театр, найду тебя, где бы ты ни была…» И он сдержал слово. Когда ему дали Театр комедии, он пригласил меня, и я играла по двадцать семь спектаклей в месяц. Когда стала чуть посвободнее, мы начали ездить по стране с концертами и творческими встречами с Левой Милиндером – дедушкой нынешнего известного телеведущего Вани Урганта. С ним мы дали пять с половиной тысяч выступлений за двадцать лет! Он вел статистику.
– Виктор Сухоруков однажды рассказал, как вы на сцене играли одновременно сразу три спектакля – то есть работали «на три фронта»: на зрителя, на партнеров и на тех, кто стоял за кулисами и наблюдал. Розыгрыши – ваша стихия?
– Конечно. Был такой случай. На Таганке шел знаменитый спектакль «10 дней, которые потрясли мир». Весь театр – в массовке. Я была среди каких-то дам, мимо которых проходил Керенский. Его играл Володя Высоцкий. Последней в массовке стояла Зоя Пыльнова, в финале сцены она бежала за Керенским и кричала: «Александр Федорович!» Он кидал ей платок, и она от переизбытка чувств падала в обморок. Два генерала – Александр Вилькин и Юрий Смирнов – уносили ее за кулисы. Зоя – тоненькая, хрупкая, невысокая. А я – сам понимаешь какая… И вот однажды я сказала: «Зойка, давай сегодня я закричу вместо тебя и упаду в обморок. Хочу посмотреть, как эти двое меня унесут». И вот идет спектакль. Выходит Высоцкий, и я кричу басом: «Александр Федорович!» Тот вздрагивает, на секунду останавливается, затем бросает мне платок и быстро убегает. Я плюхаюсь на сцену, театрально задираю ноги и лежу. Эти два генерала склоняются надо мной и трясутся от смеха. Мое лицо из зала не видно, и я им говорю: «Ну-ну, поднимите-ка… Давайте-давайте, поднимайте…» Сама упираюсь, они никак справиться не могут и беззвучно ржут. Высоцкий хохочет за кулисами, где уже столпилось полтруппы.