Актрисе надо было питаться по часам, и специально для этого в спектакли вводили мизансцены с продуктами. Она доставала из кармана апельсин и тихонечко его чистила в углу сцены. Действие останавливалось – зрители смотрели только на нее и начинали хохотать в предвкушении какой-нибудь умопомрачительной репризы. Партнеры терялись. А Богданова-Чеснокова всего лишь чистила апельсин…
Все свои наряды она создавала так, чтобы детали одежды скрывали резиновый вывод из живота. Если цепляла к боку бант, то это выглядело весьма элегантно, и ей даже старались подражать. Никто не подозревал об истинной причине таких изысков. Но если с маскировкой Гликерия Васильевна как-то справлялась, то навязчивая идея о возможном неприятном запахе ее не оставляла, и она выливала на себя духи целыми склянками.
С каждым годом выход на сцену давался Богдановой-Чесноковой все труднее. При этом актриса вела себя невероятно мужественно, продолжая и петь, и танцевать. Иногда за кулисами дежурили врачи.
В 1970 году ей наконец присвоили звание народной артистки РСФСР, хотя городские чиновники ворчали, что «она уже не перспективна». Из-за подобных слухов многие ходили на Богданову-Чеснокову как в последний раз.
Актриса не хотела стареть, ее раздражал возраст. В Театре музкомедии были две женские гримерки на четырех человек – народных и заслуженных, и одна огромная – для молодежи. Богданова-Чеснокова категорично заявила: «Буду сидеть только с девчонками. Мне с ними удобно, они с юмором. И вообще, я молодая, красивая женщина! Не понимаю, почему мне в трамвае старухи место уступают?!»
Актриса Валентина Кособуцкая, которая сегодня в Театре музыкальной комедии играет Каролину в «Мистере Иксе», вспоминала: «Гликерия Васильевна приходила задолго до спектакля, приветствовала нас так: “Здравствуйте, креветки! Рассказывайте, у кого какие романы!” Надо сказать, что мы познакомились, когда я только поступила в театр и смотрела расписание. Она бросила на меня взгляд и сказала: “У вас есть перспектива. У вас такой же носик, как у меня”. И оказалась права, я теперь играю некоторые ее роли».
В последние годы Богданова-Чеснокова приходила на спектакль за два часа до начала, гримировалась, одевалась и ложилась на диван. Постепенно гримерка заполнялась, актрисы искоса бросали на Гликерию Васильевну испуганные взгляды и шептали: «Никакая!» После третьего звонка по радиосвязи объявляли пятиминутную готовность, и Богданова-Чеснокова воскресала. Откуда бралась эта уверенность в себе? Куда девалась слабость, отступала болезнь? Актриса шла на сцену. О том, чтобы заменить ее или отменить спектакль, не было и речи. Только служение профессии.
В самом начале 1983 года Гликерии Васильевне сделали последнюю операцию. Удачно. Но умудрились застудить нерв. Последствия не заставили себя долго ждать. В феврале она попрощалась с близкими людьми: «Запомните меня такой, какой я была раньше…» В апреле ее не стало.
«У вас в Москве – Раневская, у нас – Богданова-Чеснокова», – говорили ленинградцы. Гликерия Васильевна стала легендой еще при жизни. Выжившие блокадники ходили в Музкомедию прежде всего на нее. И хотя спектаклей с ее участием становилось все меньше, о публике актриса могла не беспокоиться – преданные поклонники ее не забывали, чем Гликерия Васильевна очень дорожила. Даже на дневных спектаклях зал был набит до отказа – его заполняли седеющие ленинградцы, готовые вновь и вновь аплодировать «божественной Гликерии».
В городе ее знал каждый. Когда Богданова-Чеснокова выходила на дорогу и выбрасывала вперед руку, моментально останавливались сразу несколько машин… На улице ей дарили цветы, в магазинах – конфеты.
И сама она была предана своим зрителям. Ее служение театру можно охарактеризовать словами «подвиг» и «героизм». Казалось бы, мастер эпизода, «комическая старуха», не игравшая главных ролей, а равных Богдановой-Чесноковой не было во всей Северной столице. И сейчас таких нет…
Елизавета Уварова
В советские годы об актерах писали избирательно. На виду были исполнители ролей героев, коммунистов, военачальников и передовиков производства. Куда реже можно было прочитать статью об артистах комедийных или так называемых эпизодниках, а купить фотографию в киоске «Союзпечати» кого-либо из «кинобабушек» было вообще невозможно. Фамилии некоторых приглянувшихся актрис или актеров даже нельзя было узнать сразу после кинопремьеры, поскольку зачастую их перечисляли в общем списке без указания ролей.
Помню, я долго не мог доискаться фамилии Елизаветы Уваровой. Видел ее на экране довольно часто, лицо запомнил, а имя выяснил много позже. Узнать ее биографию оказалось тоже непросто. В те годы, когда еще не было интернета, за справочной информацией надо было топать своими ногами в архивы или специализированные библиотеки, в которые еще не каждого записывали. Это сегодня мы знаем дату рождения и семейное положение любого, кто засветился в сериале, а тогда достоянием общественности становились данные единиц. Доходило до того, что даже о смерти любимых артистов мы узнавали лишь годы спустя…
В Ленинграде Елизавета Уварова была, безусловно, легендой, а в Москве это имя мало кому что-то говорило. Я решился собрать информацию о любимой актрисе, когда стал часто бывать в Петербурге. В Театре комедии мне любезно предоставили ее фотографии, помогли встретиться с Верой Карповой – актрисой, с которой Елизавета Александровна делила гримерку. Я нашел книгу Виктора Гвоздицкого «Последние» (2007), из которой узнал, что в одной квартире с ней жили Петр Фоменко и Майя Тупикова. К счастью, оказалось, что Петр Наумович читал мои книги и поэтому охотно откликнулся на просьбу поделиться воспоминаниями. Мы часто говорили об Уваровой с Лилиан Малкиной и Владимиром Грамматиковым. Вот так из лоскутков и собралось это полотно о непростой жизни уникальной актрисы.
Странная, почти мистическая процессия спускалась с верхнего этажа знаменитого старого дома Воейковой на углу Каменноостровского и Большой Монетной. По черной лестнице при тусклом свете нескольких свечей четверо человек скорбно несли плотное покрывало с укрытой от посторонних глаз ношей. Впереди шла женщина со старинным канделябром, замыкала процессию еще одна – с подсвечником. Зловещие тени неотступно сопровождали эту маленькую компанию, мечась по стенам и усиливая ощущение фантасмагории. Открылась дверь одной из квартир, раздалось: «Ах!..» – и замок усиленно защелкал.
Вероятно, соседи догадались, что стряслось. Знаменитая актриса покидала свой дом навсегда…
«Уварова Лиза. Характер трудный, склонный к самомучительству. Когда встретил я ее впервые, тридцать с лишним лет назад, была она очень хорошенькой, очень молоденькой тюзовской актрисой. Она и Капа Пугачева были красой и гордостью театра. Лучшими травести! – писал о Елизавете Александровне в 1956 году прекрасный драматург Евгений Шварц. – Теперь Лиза Уварова совсем другая… Теперь, по общему мнению, она актриса острохарактерная, гротесковая, как написали в последней рецензии, и играет она уже не в ТЮЗе, а в Театре комедии. Играет много. Умна. Владеет французским языком. Комната обставлена с необыкновенным вкусом. И просто. Небольшая, но отличная библиотека. Самостоятельна материально. Кроме театра работает на радио. Золотые руки. Она бутыль из-под чернил, похожую по форме на старинный штоф, расписала маслом так талантливо под екатерининский, что весело смотреть. И вряд ли хоть минуту в своей жизни была она счастлива. Ни когда была она женою Гаккеля, ни в замужестве за Чирковым. После каждой премьеры – в молодости – плакала она, что провалила роль, и ее общими силами утешали. Но вряд ли она хотела утешений. Она из той породы женщин, что, уставши, не отдыхают, а принимаются мыть полы в доме или стирать белье».
В этих строчках – вся биография и сложный характер актрисы. Гениальный драматург Евгений Шварц двумя абзацами дал точное определение своей приятельнице. Но жизнь, конечно, гораздо объемнее и пестрее. Были и роли, и люди, и одиночество, и радость, и горе.
Когда, где и в какой семье родилась Елизавета Уварова, точно не знает никто. Родственников у нее не осталось, биографию она скрывала. Известно, что ее настоящая фамилия Герцберг. Согласно всем справочникам, год рождения – 1902-й, но на могильном кресте значится другая дата – 1900-й. Те, кому довелось заглянуть в паспорт актрисы, утверждают то же. Вероятно, этот год и есть настоящий. О происхождении тоже известно мало. В автобиографии, которая хранится в Театре комедии, рукою самой актрисы выведено: «Родилась в селе Исетском б. Тобольской губернии в 1902 г. Мой отец был мировым судьей в Исетском, моя мать была у него прислугой. Отец умер в 1920 году. Мать живет в Ленинграде…» В личном деле актрисы указано: «Незаконная дочь…»
Любопытно, что в одной из старых статей о Елизавете Уваровой писали, что до десяти лет она вообще не знала грамоты. «Из глухой сибирской деревни отец впервые привез ее в Петроград, где обилие новых впечатлений явилось непосильной нагрузкой для маленькой “дикарки”. Некоторое время Лиза даже серьезно болела…» Вполне возможно, что актриса сочинила эту легенду для чистоты анкеты, так как много позже в той же автобиографии Уварова указала, что в 1918-м окончила тюменскую женскую гимназию. Она была всесторонне образованным человеком, с правильной русской речью и совершенным знанием французского языка, и где она получила все эти знания, кем на самом деле были ее родители – останется тайной уже навсегда.
Еще известно, что юная Лиза Уварова прошла пыльные дороги Гражданской войны сестрой милосердия, работала в хирургическом госпитале. После демобилизации – вновь в Петроград, теперь уже навсегда. По командировке Омского военно-санитарного управления Лиза поступила сразу в два вуза, медицинский и филологический. По городу ходила в рваной длиннополой шинели, вязаном шлеме, валенках… Но волею случая однажды девушка оказалась в актерской ложе театра Госдрамы. Что ее в тот день так завело? Как никогда она была в ударе – шутила, строила комические гримасы, пародировала чопорную публику и артистов. Кто-то сказал: «Вам бы на сцену, голубушка!» Тут же выяснилось, что на завтра назначены приемные испытания в театр-студию «Водевиль» при Народном доме. На экзамены собралось сто тридцать человек, принять могли около сорока. Уварова читала «Сумасшедшего» Алексея Апухтина глухим срывающимся басом. Худруком театра был знаменитый журналист и театральный критик Александр Кугель. «Талантливая. Будет толк», – подытожил он.