Стефан, очевидно поверивший рассказу Биго и, вероятно, в последние годы следивший за настроением знати1, действовал на удивление уверенно и быстро. Презрев клятву верности, которую он принес императрице, и воспользовавшись отсутствием баронов, оплакивавших покойного короля, Стефан оставил беременную жену Матильду в Булони и пересек Ла-Манш, полный решимости захватить корону. В Дувр, охраняемый солдатами эрла Роберта, Стефана не впустили, но ему удалось высадиться в другой области Кента. Точная дата прибытия Стефана неизвестна, но в то самое утро раздался такой «страшный раскат грома, [сопровождаемый] ужасной молнией, что, казалось, мир вот-вот распадется [на части]» 2. Некоторые сочли это дурным предзнаменованием.
Стефан во весь опор помчался в столичный Винчестер. Вполне возможно, что вместе со своим амбициозным младшим братом Генрихом Блуа3, чей стремительный взлет стал возможен благодаря покровительству Генриха I, он давно разработал план восшествия на престол на случай непредвиденных обстоятельств. Генриху Блуа было двадцать восемь лет, когда дядя вызвал его из Клюни в Бургундии, чтобы назначить аббатом Гластонбери. В тридцать один год Генриха Блуа избрали епископом Винчестера, и теперь он обладал самым большим состоянием среди священнослужителей королевства. Это был волевой, энергичный и честолюбивый человек, «хитрый и чрезмерно любящий деньги»4, совсем не похожий на старшего брата, которого он твердо поддерживал на первых порах. В Винчестере Генрих с готовностью предоставил Стефану доступ к королевской казне, обеспечив средствами для подкупа тех, кто еще не перешел на его сторону.
Обогатившись за счет казны, Стефан поспешил в Лондон, чье население в то время насчитывало от 15 000 до 30 000 человек. Здесь он встретил восторженную поддержку, объявив город самоуправляющейся коммуной с правом самостоятельно повышать необходимые налоги. Лондонские купцы были довольны тем, что торговые пути через Ла-Манш окажутся под защитой, а тарифы сохранятся на низком уровне благодаря тому, что Стефан контролирует морское сообщение с Булонью. Обещание отстаивать свободы церкви обеспечило Стефану поддержку юстициария Роджера, епископа Солсберийского. Архиепископ Вильгельм де Корбейль, первоначально заявивший, что клятва, данная императрице Мод, непреложна, перешел на сторону Стефана, убежденный свидетельством Гуго Биго. Архиепископ первым присягнул на верность императрице, что побудило Генриха Хантингдонского, который был неизменным сторонником епископа Роджера и враждебно относился к Мод5, заметить, что архиепископу «не за что воздавать хвалу». Одобрение архиепископа в целом гарантировало, что остальное духовенство последует его примеру. Получив необходимую поддержку, Стефан «захватил корону в нарушение клятвы», «бесстыдно искушая Бога»6, – и не встретил сопротивления ни императрицы Мод, ни ее приверженцев.
Современные историки, возможно, не вполне согласны с мнением Генриха Хантингдонского о Стефане как о «человеке исключительной решимости и отваги», однако он действительно проявлял подобные черты как в этом случае, так и в ряде других. Безусловно, Стефан «верил в собственные силы»7. У него было несколько преимуществ. Как преемник Генриха I, он пользовался расположением баронов и должностных лиц королевского двора. Его территориальная власть распространялась на восток и Мидлендс[17], а поместья его жены были стратегически расположены в Лондоне и его окрестностях. Стефан приходился племянником покойному королю, а его жена происходила из дома Уэссексов. Стефан был богат, популярен и большую часть жизни провел при английском дворе. Мод, напротив, долгое время жила в Германии и выглядела иноземкой. К тому же она была замужем за ненавистным анжуйцем. Похоже, ее можно было сбросить со счетов.
Стремясь узаконить свой статус, Стефан написал папе римскому письмо, в котором назвал Мод незаконнорожденной, сославшись на то, что ее мать была монахиней. Папа римский, наблюдавший за развитием событий, воздержался от объявления Мод внебрачной дочерью, однако молчаливо признал Стефана королем. Письмо с одобрением понтифика достигло берегов Англии к Пасхе.
22 декабря 1135 года Вильгельм де Корбейль короновал Стефана на малолюдной церемонии в Вестминстере. «Он бесстыже получил корону». Что касается архиепископа, нарушившего клятву, «Бог вынес ему тот же приговор, что и гонителю Иеремии, великого пророка, а именно: что он не проживет и года»8. Вильгельм де Корбейль действительно умер в 1136 году.
Какое-то время среди баронов царило замешательство9, но подавляющее большинство тех, кто поддерживал Генриха I в его недавних конфликтах с императрицей, с радостью принимали известие о том, что король оставил корону племяннику. Они были счастливы отречься от клятв, данных дочери короля и признать монархом Стефана. Они с легкостью и охотой оправдывали Стефана, нарушившего клятву, которую, как Стефан теперь утверждал, он принес под давлением. Разумеется, бароны тоже преступали свои клятвы.
Мало кто хотел, чтобы ими правил Жоффруа Анжуйский. Роджер, епископ Солсбери, озвучил мнение большинства, заявив, что помолвка Мод с Жоффруа, вопреки условиям первоначальной клятвы, освобождает баронов от присяги Мод. Многие признавали, что у Мод больше прав на престол. «Все знали», что Стефан был узурпатором10. Однако тот факт, что Стефана избрали, короновали и помазали на царство вкупе с тем, что лорды и духовенство присягнули ему на верность как королю, серьезно подрывал право Мод на трон. Даже враги Стефана, считая притязания Мод законными, называли племенника Генриха I королем. Как бы то ни было, некоторые бароны поддерживали Мод, и это неизбежно вызвало трения между ними и новым королем.
В конце 1135 года, узнав о коронации Стефана, Давид I отправил войска в Северную Англию, чтобы подтвердить притязания супруги на Нортумберленд, утверждая, что действует от имени своей племянницы Мод11. Давид также приходился дядей Матильде Булонской и, должно быть, вызвал своим поступком ее неприязнь, однако Давид многим был обязан Генриху I. Столкнувшись с армией королевских наемников, Давид отступил, но в феврале 1136 года сообщил Стефану, что не отречется от клятвы Мод. Впоследствии шотландский король получил от северных магнатов «клятвы и заверения в верности своей племяннице»12. Стефан задобрил Давида, отдав его сыну Камбрию в обмен на все захваченные им замки, за исключением Карлайла13.
2Хищные волки
Летописцы почти не упоминали об императрице, излагая события той зимы1. Известие о смерти отца настигло Мод в Анжу, где болезнь временно приковала Жоффруа к постели. «По определенным причинам» Мод отложила поездку в Англию2. Она ждала очередного ребенка и, возможно, страдала от изнуряющей тошноты и слабости на раннем сроке беременности. Это могло бы объяснить, почему она потеряла время, оставшись со своей семьей и лишившись всех преимуществ3. Мод не приехала к умирающему отцу, не присутствовала на похоронах и не поспешила в Англию, как Стефан, чтобы оказаться в гуще событий. Словом, Мод не сделала ничего, чтобы заявить о своих законных правах на королевство, и это грозило роковыми последствиями. Впрочем, как могла она в то время получить власть над Англией? В королевстве ее едва знали, у нее там не было ни вотчины, ни земель4; большинство магнатов и духовенства приняли сторону Стефана, муж был не в состоянии предоставить ей серьезную военную поддержку, а единокровный брат Роберт, способный оказать неоценимую помощь, никак не мог определиться с выбором, кому хранить верность.
Узнав в начале 1136 года, что Стефан узурпировал власть и нарушил клятву, Мод пришла в негодование. Она, видимо, отдавала себе отчет в том, что из-за ссоры с отцом оказалась запертой в пределах Анжу, в опасном удалении от событий в Англии. Мод и Жоффруа немедленно предъявили права на корону на основании данных баронами клятв5.
Англия казалась недосягаемой, однако Нормандия находилась рядом, поэтому Жоффруа нацелился на герцогство. Англия анжуйского графа не интересовала, – вероятно, он понимал, что его вряд ли примут в королевстве в качестве супруга Мод. В начале декабря Жоффруа совершил, как впоследствии оказалось, ошибку. Он отправил Мод в Нормандию, чтобы заявить права на замки, составлявшие ее приданое6, а сам последовал за женой во главе армии. Жоффруа имел право завладеть наследством супруги в интересах сына7, но его цели этим не ограничивались. Жоффруа и Мод, очевидно, предполагали, что в сложившихся обстоятельствах захват Нормандии в будущем обеспечит им власть над Англией, поскольку нормандцы уже один раз завоевали королевство и герцогство могло послужить плацдармом для нового вторжения. Но Жоффруа просчитался. Нормандия отказалась по доброй воле преклонить колено перед анжуйцем, и пока Мод там находилась, а ее муж боролся с непокорными нормандцами, Стефан смог беспрепятственно утвердиться на английском троне.
«Строптивая Нормандия» погружалась в хаос, «страдая от змеиного выводка, который сама породила», ибо в тот момент, когда король Генрих умер, его нормандские подданные «сбежались, словно томимые голодом хищные волки, чтобы безжалостно грабить и опустошать»8. В Аржантане управляющий Гиган Альгасон встретил Мод и вручил ей ключи от пограничных крепостей Домфрон и Эксм9, тогда как Алансон и Се, конфискованные Генрихом I у Гийома Талваса, быстро перешли в руки Жоффруа10, позволив Мод закрепиться в Нормандии. Но анжуйские войска, опустошая земли, сжигая все у себя на пути и мародерствуя, «навлекли на себя вечную ненависть своей жестокостью»11, и Жоффруа пришлось отступить в Анжу. Всеобщее возмущение из-за бесчинств Жоффруа ослабило позиции Мод и лишило ее поддержки в герцогстве. Нормандцы так возненавидели Жоффруа, что только один барон заявил о готовности присягнуть Мод, остальные же решили избрать герцогом старшего брата Стефана, Теобальда IV, графа Блуа. Нормандцы признали Стефана, как только узнали о его коронации, и пять нормандских епископов направились в Англию, чтобы заверить короля в своей верности.