На другой стороне дороги мое внимание привлекают зеленые глаза.
Это Ева, она уже старше. Может быть, шестнадцать или семнадцать. Она прижалась спиной к зданию, сидит на куске картона и обнимает колени. Одеяло, накинутое на ее плечи, похоже, не очень-то помогает. Ее лицо красное от холода. Она смотрит на всех проходящих мимо, чтобы привлечь их внимание, но ни один человек не обращает на нее внимания. Положив подбородок на колени, она закрывает глаза в тот момент, когда стоящая перед ней шапочка для сбора денег срывается с ветра и проносится по улице, а она этого даже не замечает.
Мужчина с серебристыми волосами и в костюме приседает рядом с ней. Он заговаривает с ней, затем предлагает ей, похоже, небольшую сумму денег.
Она поднимает взгляд, затем качает головой.
Он настаивает и пытается еще раз протянуть ей деньги, но она снова отталкивает его руку от лица. От толчка парень падает на задницу, явно не ожидая, что она будет сопротивляться.
Этот придурок поднимается на ноги, вытирая пыль с куртки, и пинает ее, прежде чем уйти.
Я делаю шаг вперед, что-то во мне поднимается, чтобы преподать этому долбаному мудаку урок. Рычание скребется в моем горле, когда я понимаю, как сильно хочу размозжить его голову о бетонный тротуар.
Но мое зрение снова расплывается, напоминая, что я не могу ничего сделать в прошлом, которое уже случилось.
Сейчас я нахожусь в переулке с мусорными контейнерами. Я знаю это место. Колыбель Кэт. Ева стоит у задней двери, держа в одной руке черный мешок для мусора, ее одежда свисает с худой фигуры, светлые волосы беспорядочно собраны в хвост. Она разговаривает с пожилой женщиной в дверном проеме. Кэт, ведьма, которая владеет клубом. Рыжие кудри я узнаю где угодно. Эта женщина имеет влияние в этом городе.
Она протягивает Еве руку и ведет ее внутрь.
В голове мелькают образы, которые теперь не имеют смысла, и голова кружится.
Вырвавшись из видений, я, спотыкаясь, возвращаюсь назад, и дыхание застревает в легких. Отрывки из жизни Евы заставляют меня взглянуть на нее по-другому. Она боролась за выживание, и я могу с этим согласиться.
Мой топор падает из наших рук на пол.
"Что это было?" — шепчет она, ее лицо бледное, глаза блестят, словно она вот-вот разрыдается.
Я стою совершенно неподвижно, не решаясь пошевелиться, так как понимаю, что не только я стал свидетелем ее трагического прошлого, но и она увидела мое. Ужасное прошлое, которое заставляет меня бороться с желанием найти способ украсть у нее эти воспоминания, чтобы она никогда их не увидела.
Ведь именно так работает магия топора. Он показывает прошлое того, кто его держит… что-то, что я так и не смог активировать с тех пор, как он разломлен все эти годы назад в битве.
Ева обнимает себя за плечи, моргая на меня огромными глазами. И мне жаль, что ей приходится быть свидетелем того, что творится у меня в голове.
Ужасное, обветшалое прошлое, которое я ненавижу.
"Ты в порядке?" осторожно спрашиваю я. Но она не отвечает. Ее глаза остекленели, потерявшись в ужасе.
У всех нас, трех королей, есть прошлое, истории, которые мы можем рассказать, темные причины, которыми мы не делимся. То, что оставило нас согнутыми и искаженными до неузнаваемости. А мое прошлое я держу под замком от всех, кроме этих двоих. До сих пор. Эта девушка уловила проблеск тьмы, из которой я родился. Возможно, даже монстра внутри меня. И судя по слезам, заливающим ее глаза, и боли на лице, она плохо справляется с увиденным.
Мое тело холодеет, и, хотя я понятия не имею, какие части моего прошлого она пережила, это не то, о чем я намерен говорить сейчас или когда-либо.
"Думаю, ты ее сломал", — говорит Нокс.
Я выпрямляюсь, натягиваю на себя каменно-холодный облик и смотрю на нее сверху вниз. "Похоже, наша маленькая блондинка догадалась, как активировать силу моего топора", — говорю я.
Это все, что им с Кассиусом нужно знать. Они знают, какой силой когда-то обладал топор и что это значит.
"Ты видел что-нибудь хорошее?" спрашивает Нокс немного слишком радостно. "Что Дракон прятал для нас?"
Этот ублюдок любит смотреть, как люди страдают и борются.
Ева дрожит на месте и долгое время не может вымолвить ни слова. Через некоторое время она поворачивается ко мне и низким голосом произносит: "Он… Ты…"
Вот дерьмо. Что бы она ни увидела, это было нехорошо.
"Ужасно", — пролепетала она следом. "Абсолютно ужасно".
Кассиус и Нокс смотрят в мою сторону, желая получить больше объяснений, но сейчас не время. Я не уверен, что когда-нибудь наступит момент, чтобы раскрыть такие вещи. Даже им.
"Резня", — вот и все, что я говорю. "Смерть".
"Звучит как наша фишка", — шутит Кассиус, но когда я бросаю на него тяжелый взгляд, он зажимает рот.
"Не так", — заверяю я их. "Ничего подобного".
Затем я поворачиваюсь к Еве, которая сейчас потирает руки и бормочет какую-то ерунду, пытаясь утешить себя. "Для тебя будет лучше забыть о том, что ты видела. Если хочешь сохранить рассудок".
Эти воспоминания всегда будут преследовать меня, они не хотят уходить.
Ева облизывает губы, а мы втроем пристально наблюдаем за ней. Ей требуется несколько мгновений, чтобы взять себя в руки и смахнуть слезы, собравшиеся в глазах.
Возникает незнакомое желание взять ее на руки и успокоить, и одна эта мысль пугает меня. Она чужая. Никто.
А я…я.
Но моя рука все равно отдергивается, несмотря на мои сомнения.
Она отстраняется. "Не надо".
Какую часть она видела?
Меня, закованного в кандалы и прикованного к дереву, как собака, которую кормят объедками, когда не забывают покормить? Когда они называли меня демоном за то, что я не понимал, что могу превращаться не только в одно животное. Меня били, чтобы держать на расстоянии мою животную сторону, чтобы сделать меня настолько слабым, что я не мог сопротивляться.
Я был всего лишь гребаным ребенком. Восемь лет. Мои родители относились ко мне как к беде. Что-то, что они должны были скрывать. Меня до сих пор мутит, когда я вспоминаю о них.
Или Ева видела бои, в которые меня бросали ради спорта, порабощали, а потом заставляли сражаться ради единственной цели — быть развлечением для других людей, при этом избивая почти до смерти?
Снято. Истекающий кровью. В разломе.
Снова и снова.
Или она видела, как я убиваю…
Мое тело содрогается от воспоминаний, которые я загнал в самые глубокие щели своего разума. Вместе с ненавистью к миру, который оставил меня настолько напуганным, что в некоторые дни мне хочется сжечь его дотла. Каждый. До последнего. Кусочка.
Кассиус стоит рядом со мной, положив руку мне на спину. Он не произносит ни слова, потому что в них нет необходимости. Он знает, что происходит, когда я теряю себя, но даже он не знает моего прошлого. Никто из них не знает — вообще никто. Единственным человеком, которому я доверилась, был Саксон, и посмотрите, где он сейчас. Пепел на ветру.
Отгоняя воспоминания о давних временах, я напоминаю себе, что сейчас другое время и место. Теперь я сильнее. Могущественнее. Мои способности отмечают. Завидуют. Боятся. И я принимаю это.
"Я в порядке", — пробормотала я себе под нос, стряхивая его руку.
"И что теперь?" спрашивает Нокс с раздражением в голосе. Его пальцы пляшут по рукояти клинка, явно желая использовать его снова. "Мы все здесь извращенцы. У нас у всех есть демоны".
Кассиус фыркнул.
"Уверен, эта голубка и сама не прочь пошалить", — говорит Нокс, наклоняя голову в сторону Евы. "Но я думаю, нам стоит сосредоточиться на реальной проблеме. Например, как, черт возьми, она смогла удержать мой клинок?"
"И активировать силу топора", — добавляет Кассиус.
"Когда ты так говоришь, это звучит довольно плохо, но клянусь тебе, я понятия не имею, что все это значит. Ничего из этого", — говорит Ева и прочищает горло. " Вы должны просто отпустить меня".
"Прямо в объятия Франко?" отвечает Кассиус.
Ева застывает на месте, обдумывая свою просьбу уйти.
С другой стороны, я понятия не имею, что с ней делать. Часть меня заинтригована тем, что она собой представляет и какими способностями обладает. Она могла бы пополнить наш арсенал, тем более что после смерти Саксона мы стали слабее.
Но в то же время, действительно ли я хочу, чтобы здесь был кто-то столь соблазнительный, как она? Можем ли мы позволить себе отвлечься прямо сейчас?
Вряд ли.
Я стиснул зубы. Отпустить ее — то же самое, что отдать Франко. Она — ходячая мертвая женщина.
И почему меня это волнует?
Хороший вопрос, на который я не уверен, что могу ответить прямо сейчас.
"Кто ты?" Вопрос срывается с моих губ.
Застигнутая врасплох, она расширяет глаза. "Что?"
"Что ты за сверхъестественное?" повторяю я более твердо. Я пытаюсь удержать ее взгляд, но она опускает его к ногам.
"Я… человек".
"Кто-то лжет", — поет Нокс.
Я поднимаю руку, чтобы остановить его. Вспоминаю наше с Евой видение ее суки-матери, ее жизнь на улице, а затем обретение утешения в "Колыбели Кэт". Все это казалось достаточно человечным, но в ней должно быть что-то большее… Должно. Я чувствую это.
Ева беспокойно переминается с ноги на ногу под моим пристальным взглядом.
"Человек не смог бы воспользоваться магией топора", — говорю я.
"Или даже подумать о том, чтобы прикоснуться к моему лезвию", — вмешивается Нокс.
"Так что советую тебе прекратить это дерьмо и прямо сказать нам, кто ты, иначе Нокс отвезет тебя обратно в морг и выудит из тебя правду".
Она мгновенно бледнеет.
"Что скажешь, голубка? Хочешь еще поиграть?" спрашивает Нокс с улыбкой серийного убийцы, расплывающейся по его лицу.
"Я…" В ту же секунду она снова бежит к лифту за мной.
Устав от этой игры, я снова выхватываю руку и обхватываю ее за талию, притягивая к себе.