После войны, когда комиссованный летчик поступил на службу в милицию, несколько лет ему пришлось заниматься расследованием мелких правонарушений в качестве участкового. После работы он упорно штудировал лекции на вечернем отделении в школе милиции. И вот два дня назад наконец сдал экзамены и получил заветные звездочки, а вместе с ними назначение в отдел оперативного розыска города Москвы.
И вот теперь от досады опять зудела алая полоска на голове. Через год он понял, что пульсирование в шраме предупреждает – ему лгут, рядом опасность. Но сейчас Акимов лишь морщился от злости на самого себя, что не может найти ответ на вопрос старшего оперативной группы, которая занималась серией квартирных краж.
– «Улика обнаружена рядом с кроватью убитого, предположительно является манжетом от рукава преступника. Кровь на вещественном доказательстве принадлежит убитому. Смерть наступила в результате удара острым металлическим предметом, предположительно заточкой». – Старший группы закончил читать выдержку из протокола и обратился к новенькому: – Ну, Сергей, ты что думаешь об уликах? У тебя взгляд свежий, сразу после учебы. Что вы там проходили по части вещдоков?
После вопроса старшего взгляды трех оперативников в кожаных куртках переместились на Сергея.
Акимов откашлялся, его охватило заметное волнение, взгляд заметался по столу: чернильница, пухлая папка «Дело номер 33/16». Тут же, среди канцелярии и прочих обыденных вещей, белел окровавленный лоскут – манжет мужской рубахи.
Сергей осторожно коснулся пальцем бурой от засохшей крови ткани.
– Это шелк. – Он с облегчением стянул головной убор, подставив голову холодному ветерку от окна. До этого момента Акимов стеснялся снимать потрепанную фуражку из-за огромного уродливого шрама. Но сейчас она доказывала убедительность его слов. – Это трофейный шелк немецкого парашюта. Я их насмотрелся в войну. – Крупная ладонь прошлась по красной узловатой полосе на голове опера.
Его поддержал старший:
– Из шелка мало кто по городу шьет, ткань деликатная, требует умения. Сергей, займись, опроси портных, может, вспомнят клиента. – Оперативник нахмурился. – Узнаем, кто заказывает такие рубашки, и вычислим преступника и его банду. Возьмем тепленькими. Хорошо хоть какие-то зацепки появились, давно ведь орудуют в квартирах, проникают и уходят без следов. Жалко старика, подонки эти убили парализованного. Но на этот раз оставили приметные следы.
– Что там свидетели, разговаривал ты с ними? Разглядели они домушников?
– Пусто, толком лиц не разглядели – в подъезде темно было. Трое мужчин: двое высоких, худой и пошире, третий – маленький, крепкий. Но соседку оглушили, она без сознания лежала, а второй свидетель без очков даже цвет волос не разглядел.
– Так, Сергей, прихвати вот еще пуговицу. Тоже на месте преступления нашли. – Старший оперуполномоченный протянул конверт с желтым металлическим кружком. – Правда, следов крови на ней нет, может, давно закатилась под кровать. Но ты подумай, поспрашивай, откуда она может быть. Так, Акимов – к модисткам, Титов – отправляйся опрашивать соседей по улице. Может, в окно кто-то разглядел убегавших.
Сергей натянул фуражку: привык ощущать ее тепло, да и спасал головной убор от любопытных взглядов на некрасивую отметину на голове.
По улицам родного города зашагал он навстречу новому дню, внутри аж щекотало от радости. Доверили ему первое поручение, первое его оперативное задание. Начать он решил с территории у трех вокзалов, где давно отирались криминальные элементы города, а значит, могли делать заказы на пошив одежды.
Но в первом же ателье его ждала неудача. Пышная дама за конторкой при виде кровавого лоскута сморщила нос и фыркнула с раздражением:
– Это не наше, не знаем таких.
– А пуговица? – Сергей протянул ей приоткрытый конверт. Но дама даже не взглянула на оперативника. Только небрежно дернула плечом, мол, и это тоже не ко мне. Акимов шагнул в сторону двух столиков, где за стрекочущими «зингерами» склонились мастерицы, но дорогу ему преградило пышное декольте.
– Товарищ милиционер, я же вам сказала, у нас из такого не шьют. Девушки у меня приличные, не надо их пугать. Я лучше наших клиентов знаю, они головы от работы не поднимают.
Сергей вежливо подхватил дамочку под локоток, отодвинул в сторону. Аккуратно, но настойчиво, чтобы почувствовала она его напор и упрямство. Дама пропустила его в глубину помещения, не отводя от гостя цепкого взгляда заплывших глазок на нарумяненном лице.
Сергей подошел к первой девушке:
– Вы шили рубашки из такой ткани?
Швея с усталым лицом в мелких морщинках бросила осторожный взгляд сначала на лоскут, потом на недовольную директрису и тихо произнесла:
– Нет.
– Точно? Может быть, посмотрите получше и вспомните? Это шелк трофейных парашютов. Кому-нибудь шили из него сорочки или рубашки?
Девушка отрицательно покачала головой. Акимов бросил пристальный взгляд в сторону окна, где в отражении, на зеркальной поверхности, толстая директриса беззвучно показывала своей работнице пухлый тугой кулачок. Он резко повернулся, но женщина уже опустила руку.
– А пуговицу видели такую?
– Так это вроде от школьной формы, мальчишкам шьют на рукава, – раздался высокий голос. Вторая швея, с длинным носом, кривая на один бок, стояла за спиной Сергея и с любопытством разглядывала в руках оперативника пуговицу и окровавленный лоскут. – А это что, кровь засохла?
– Кровь. Знаете хозяина рубашки?
– Нет, не припомню. Тут за день столько народу бывает, всех не упомнишь. С рынка так и тащатся – приезжие, свои, чужие. Рассматривать некогда, дел по горло. – Под суровым взглядом начальницы носатая захромала обратно к своей машинке.
Сергей снова протянул манжет первой девушке:
– Еще раз взгляните. Вспомните, чья рубашка. Подумайте хорошенько.
Но девушка даже не подняла глаза, только прошелестела в ответ:
– Я не знаю.
Над ухом зачастила директриса:
– Товарищ милиционер, я же вам говорила, что же вы какой недоверчивый! Не знаем мы никаких рубашек. Вы вот лучше заходите к нам завтра: привезут английское сукно, снимем мерочки, сошьем костюмчик прямо по вам. Залюбуетесь, и цену специальную сделаем, за работу брать не будем. С милиции какие деньги, вы же нас бережете. А нам работать пора, заказов море. Извините.
Сергей с досадой прошел к выходу и шумно закрыл за собой дверь. Знает швея, чья эта рубашка. А значит, его предположение, что убийца обитает здесь, на рынке, верно. Но как заставить девушку заговорить, слишком уж велик страх перед начальницей, даже глаза не поднимает.
Он достал вторую улику – пуговицу. Неужели и правда со школьной формы? «Третий преступник невысокого роста», – прозвучало в голове описание свидетелей преступления. Сергей хлопнул себя по лбу – идея! Школьников, конечно, в Москве тысячи, но вот у кого на форме не хватает пуговицы, наверняка не так много. Найти мальчишку в такой форме ему помогут участковые. С бывшим начальником службы участковых они когда-то лежали в одной палате в полевом госпитале. Укутанный в бинты Сергей, не тревожа измученных работой санитарок, постоянно помогал тяжело раненному соседу: приносил воду, поправлял съехавшее одеяло, развлекал рассказами о фронтовом бытье. Теперь пришло время воспользоваться знакомством, тем более для общего дела.
Приятель встретил Акимова с радостью, поздравил с новым званием, хмуро выслушал рассказ о жестоком убийстве. Пока Сергей пил горячий чай вприкуску с сушками, по городским отделам полетела срочная «молния» для участковых: «Срочно! Розыск по школам ученика предположительно старше 12 лет, с отсутствующей пуговицей на форме. Пуговица металлическая, желтого цвета, выдавленный рисунок в форме звезды. Списки обнаруженных подростков сообщить оперативнику угро Красногорского района Акимову С. П.».
Колька в то утро проснулся от удара в плечо:
– Коль, утро уже. Ты так кричал, даже разбудил меня. – Сонный Пельмень щурился от яркого солнца. Это он двинул пяткой приятелю, когда тот закричал во сне.
– Ладно. Мне пора. – Колька заторопился, стараясь побыстрее проснуться и вернуться в реальность из страшного видения.
От ужаса под мышками и вдоль позвоночника выступил холодный пот. Кое-как умывшись водой из старого ведра, он схватил портфель и зашагал в школу. Сегодня пропускать занятия нельзя, за второй день прогулов могут и родителей в школу вызвать, что он будет объяснять матери?
И вдруг он запнулся на ровном месте. Какая еще школа? О чем он? На его глазах вчера во все стороны разлетелись алые брызги крови, и из бесцветных глаз вытекла по каплям человеческая жизнь.
До крыльца школы Николай добрел словно в тумане и застыл у двери. Может, не пойти на урок, прогулять сегодня? Несколько часов гореть от стыда под внимательными взглядами всей школы, вздрагивать от ощущения теплой крови на пальцах. Но дома мама с Наташкой… Отсижу один урок, скажу, что живот болит, и снова в заброшку.
Колька нехотя потянул ручку тяжелой двери, вот-вот должен прозвучать школьный пронзительный звонок. Но до класса он не дошел – пионервожатая Лидия Михайловна караулила Пожарского у самого входа. Скривилась, недовольная его измятым галстуком и несвежим видом.
– Доброе утро, Пожарский. Что за беспорядок, по галстуку сразу видно, что тебе наплевать на гордое звание пионера. Сейчас идешь в кабинет директора со мной.
«Ну, началось», – затосковал про себя парень, а вслух протяжно вздохнул.
– И не надо стонать, так настоящие пионеры не поступают. Если уж совершил проступок, будь добр отвечать, на тебя каждый день жалобы. Дисциплина у тебя даже не на двойку, Пожарский, а на кол с минусом. Ты нам все показатели портишь.
– Я до седьмого доучусь, и все, – пробормотал он, глядя в острые лопатки, выпирающие через вытертый габардин старенького пиджака.
– Нет, Пожарский, целый год тебя терпеть больше сил нет, – отрезала пионервожатая и резко распахнула дверь актового зала. В темноте Пожарский прищурился, чтобы рассмотреть членов совета дружины и старост других классов за длинным столом на сцене. Колька успел перехватить острый взгляд бывшей одноклассницы Оли Гладковой и скривившееся при его появлении лицо председателя совета Антона Мещерякова.