От такого щедрого предложения инвалид напрягся, пересилил навалившуюся пьяную негу, кое-как поднялся на ноги и, шатаясь, двинулся на другой конец бурлящего рынка. Сергей шел следом, рука в кармане сжимала золотой крест.
Неподалеку от будок сапожника и часовщика инвалид ткнул грязным пальцем в высокого хмурого молодого мужчину, с недовольным лицом рассматривающего торговую круговерть.
– Во!
Внутри у Акимова похолодело, он сунул руку под куртку, нащупал рукоятку пистолета. Подойти, скрутить, и в отделение на допрос! Или лучше проследить?
Он уже сделал несколько шагов в сторону парня в щегольском пиджаке, как вдруг позабытый пьяница, сообразив, что его обманули с третьей бутылкой наливки, неожиданно завыл:
– Деньги, деньги-то давай за Давилку! Вон же он стоит, ты обещал!
Михан Давилка проснулся в тот день рано. После последнего дела стали ему сниться тяжелые сны, которых он не помнил, но все равно просыпался в холодном поту. Он чертыхался, стягивал постельное белье, стаскивал с себя пижаму и оставался голым на одном матрасе. Но сон все равно не шел, нутро скручивало от чего-то неприятного. Словно тыкают тебя в ребра железным и острым, выдирают мясо по кусочку.
Подобное ощущение испытал он когда-то в тюрьме, когда несколько часов терпеливо сносил зудящую боль от иглы, которой ему выцарапывали первую его татуировку – скрещенные стрелу и ключ, чтобы остальные сидельцы понимали, что Михан – вор-домушник.
Мерзкий зуд изнутри стал появляться по ночам после смерти старика. Он никак не оставлял бандита, поэтому вчера в подпольном кабаке Давилка заказывал и глотал шкалики без счета. Чтобы задавить боль от когтей, скребущих по ребрам.
Вчерашняя ночь слилась в мутный поток из обрывков воспоминаний. Вот он шлепает по липкому столику игральными картами, потом скидывает с колен чей-то упругий зад. Как вышел из кабака, как добрался до дома, он не помнил. Лишь утром со злостью обнаружил, что все деньги и золотой крест из квартиры старика испарились. Карманы были пусты до самого дна.
Злой от тошнотворного похмелья и пропажи воровского навара, Давилка наскоро умылся и выпил почти полбанки кваса. Долго копался в шкафу, выбирая наряд для сегодняшнего дела. Михану нравилось подчеркивать свой особенный подход к делу. Квартиры он грабил исключительно в пиджаке и галстуке, считая, что внешним лоском приманивает воровской фарт. Да и уносить награбленное легче, когда ни один прохожий не подозревает во франтоватом молодом человеке с поклажей опытного домушника с жирным барышом. Вот только лицо его сегодня, как и настроение, не отличалось лоском. Помятый, в клочках щетины, с выступами мешков под глазами, он хмурился на облюбованном рыночном пятачке, думая, не продолжить ли вчерашний вечер.
И вдруг чей-то крик. Давилка поднял голову и поймал напряженный взгляд невысокого мужчины в кепке. Тот шел в его сторону решительно, с рукой, многозначительно засунутой за пазуху.
Звериное чутье сработало мгновенно. Михан дернулся, нырнул в просвет между дощатыми боками будок и бросился наутек, отталкивая прохожих, перепрыгивая через заставленные снедью прилавки.
– Стой! А ну стой! Стрелять буду! – Акимов бросился за серым, в искристых переливах пиджаком. Под визг и крики окружающих он выдернул из кобуры пистолет и пальнул в воздух, потом приостановился на секунду, прицелился, но шумная толпа мешала поймать мелькающую спину на мушку. Сергей выругался и продолжил погоню. Но попадавшийся на пути товар и суматоха продавцов мешали бежать. Оперативник в бессильной злобе расталкивал людей, пытаясь догнать уходящего из-под носа бандита. Миг – и Акимов потерял из виду приметный серый пиджак.
– Серега, ты стрелял? Чего произошло? – выскочил откуда-то из толпы Остапчук.
– Упустил! Ушел жулик, который старика убил! Ушел! – В отчаянии Акимов сдернул кепку и шлепнул ее со всей силы о грязную землю под ногами.
Несколько часов бродили они по торговой площади в поисках укромных мест, расспрашивали нищих, беспризорников, торгашей, но Давилки и след простыл. Он исчез бесследно в человеческом море, как уходит камень в мутную воду. Оперативники круг за кругом ходили вокруг постепенно пустеющих торговых рядов: торговля шла на убыль, шумное говорливое море мельчало, оставляя после себя лишь кучи мусора на земле.
Михан несколько часов прятался от опасности, что в буквальном смысле топала милицейскими сапогами над его головой, в тайном питейном заведении под землей. Чтобы унять напряжение, он снова и снова глотал рюмку за рюмкой. Лишь когда пол поплыл под ногами, кабатчик аккуратно вывел опьяневшего посетителя через второй выход, подальше от рынка.
На улице Давилка заскрежетал зубами от злости: это пионер навел на него милицию! Больше некому! Решил сдать его, Михана, и перед легавыми выслужиться, выпросить послабление. Ну, он ему сейчас устроит. Давилка качнулся, нашел глазами трамвайную остановку и двинулся к ней. Адрес Малыги ему добыл Танкист, который несколько дней следил за мальчишкой, а еще сообщил распорядок жизни семьи Пожарских.
Обозленный Давилка мгновенно решил, как отомстит стукачу.
Колька после вчерашней ссоры с друзьями, вялый и опустошенный, не знал куда себя деть. Чтобы Наташка не будила мать после смены своим хныканьем, он утащил сестру на площадку перед домом. Но гуляли они недолго: на свежем воздухе голод стал мучить еще сильнее. Пришлось вернуться.
Антонина после короткого сна подскочила и принялась выбирать из нехитрого гардероба, в чем ей пойти на ночную смену. Колька сидел на кухне и слушал ее радостный рассказ о том, что папе стало немного лучше, а ей удалось выпросить себе еще полставки в соседнем отделении.
– Так что, сыночек, через недельку получу зарплату – погуляем! – Она улыбалась ему у дверей, худенькая и воздушная, как птичка.
Колька даже не смог кивнуть в ответ, так ему было горько. В голове засели причитания соседки, что Антонина надорвется на тяжелой работе.
Они с сестрой проводили маму до калитки, и теперь Наташка возилась тихонько в траве, обкусывая свежие побеги. Она морщилась от горького привкуса, но снова выдергивала зеленые ростки и пихала их в рот, не в силах справиться с сосущим чувством голода.
Вдруг Колька подскочил как ужаленный. Чего он расселся, надо же идти к Альберту! Можно занять у него продуктов, а отдать потом. Сколько им еще тянуть до следующего месяца!
– Посиди во дворе, я скоро. Только не уходи никуда! – велел он сестре и помчался по темнеющим улицам через дворы к дому одноклассника.
Возле дома, где живет Альберт, он осторожно огляделся и коротко свистнул. Из открытого по случаю теплого вечера окна высунулась знакомая лохматая голова Судорогина.
– Чего? – прошипел Альберт, напуганный неожиданным визитом. Все домашние сидели на кухне и в любой момент могли услышать их переговоры под окном.
– Альберт, одолжи продуктов. Любых, я отдам. Я все сделаю, о чем ты просил! – Колька старался шептать, но его голос эхом разносился по опустевшему под вечер двору.
– Я не могу, все дома. Не ори ты! Услышат. – Перекошенное страхом лицо исчезло из проема, а потом показалось обратно. В руки Кольке полетела жестяная банка с печеньем, из которой его обдало ванильным бархатным ароматом. – Вот, больше нет ничего.
Колька махнул рукой в знак благодарности и бросился назад. За полчаса, что он добывал еду, тени из углов расползлись по воздуху и начали превращаться в серый сумрак. А Наташка там сидит в одном платьице на холодной траве. Но ничего, сейчас он ее удивит желтыми солнышками с красной каплей джема в сердцевинке. Начатой пачки хватит им на ужин, и в этот раз он уж точно не забудет оставить поесть маме.
Михан соскочил на остановке, огляделся вокруг – не мелькают ли где милиционеры в форме. Пошарил глазами и сразу наткнулся на черный пролом разрушенной снарядом крыши одноэтажного здания. Вот и ясли, а за ними должен быть дом Кольки Малыги.
Внутри все сжималось от ожидания милицейской засады. Давилка лениво прошелся по узкой тропинке, обогнул безжизненную территорию, где уже давно не звенели детские голоса. Трястись он не будет, не зря почти весь день отсиживался под землей, терпеливо ожидая, когда операм надоест рыскать по торговым рядам. Не найдет его угро, утер им нос Михан Давилка! А сейчас и предателя Малыгу пустит на ремни.
За ясельным забором начинался аккуратный московский дворик, вокруг которого высилось несколько высоких домов.
Одинокая детская фигурка на лужайке возле ограды с усердием, так и сяк, сжимала стебли одуванчиков, пытаясь свить их в пышный золотой венок.
Михан шагнул к девчонке, присел на корточки:
– Ты Наташа?
Та замерла в удивлении. По страху, мелькнувшему в глазах, он понял, что попал в точку. Урка порылся в карманах и вытащил пригоршню фальшивых монеток, которые забавы ради отнял намедни у цыганенка. Сыпанул щедро перед девочкой:
– Держи, малая.
– Вы Дед Мороз? – ахнула девчонка от неожиданности.
Дед Мороз приходил к ней всего лишь раз в прошлом году на елке для детей фронтовиков в районном Доме культуры. Тогда при виде огромного бородатого старика она в ужасе спряталась за мать и осталась без подарка. Только в конце вечера невероятно красивая Снегурочка в синем платье со снежинками из ваты сунула утешение рыдающей Наташке – треснувшего леденцового петушка на палочке. Поэтому сейчас при виде невероятного богатства малышке сразу же пришла мысль о сказочном волшебнике.
Давилка запрокинул голову и расхохотался так, что фонари отразились зайчиками на его металлических зубах. Отсмеявшись, он закрутил головой, потом посуровел:
– Дед Мороз. Пойдем, я тебе такие подарки покажу!
Наташка при виде жутких железных зубов пискнула:
– Ты серый волк! – и бросилась к спасительному подъезду.
Но Давилка одним движением подхватил легкое тельце, заглушил ладонью крик и легко перемахнул со своим грузом через ограду.